— Гарри! Гарри! — раздалось с лестницы, когда он закреплял концы на последнем браслете.

— Блейз? Я здесь, в комнате.

— Ни чего себе! Целых четыре браслета! Кого еще решил облагодетельствовать?

— Невилла и близнецов. У последних вообще никакой защиты нет.

— Да, в этом ты прав. Я чего тебя зову. Барон де Бессен прилетел, сказал, что декан проснулся, скоро у нас будет.

— О! Пошли быстрее: не хочу пропустить выражение его лица, когда он увидит столько людей в своей гостиной.

Мальчики только успели сбежать вниз, как в гостиной сработал на перемещение камин. Первой вышла мадам Помфри, за ней переместились близнецы Уизли вместе с Невиллом Лонгботтомом и последним вышел декан Слизерина. Увидев плотность населения в своей родной гостиной, Северус еле сдержал порыв уйти обратно в Больничное крыло. Он был даже согласен на курс лечения под руководством Поппи. Только бы отсюда подальше.

— Кх-м, мистер Хенсли, а что ваш факультет здесь делает?

— Простите, профессор, сэр. Но мы узнали, что вы обещали своим слизеринцам рассказать про Самайн и его ритуалы, и набрались наглости напроситься в гости. Просто нам тоже интересно, сэр, а профессор Спраут ничего такого не рассказывает. Да и нет ее сегодня.

— То, что наглости, это я вижу. Хорошо, оставайтесь, но впредь потрудитесь спрашивать разрешение заранее.

— Да, сэр. Спасибо, сэр.

— Ну, что ж. Сегодня у нас компания большая. Кроме представителей факультета Хаффлпаффа по моему приглашению с нами будут мадам Помфри, Фред и Джордж Уизли и Невилл Лонгботтом, представители Гриффиндора. Надеюсь, предупреждать о неразглашении того, что будет происходить, никого не надо?

— Нет, сэр.

Но, на всякий случай, Северус сделал незаметный взмах рукой, накладывая беспалочковый купол конфиденциальности.

— Что ж. Тогда рассаживайтесь, кто где найдет место. И тишина. Услышу разговоры не по теме, отправлю спать. Так бы на уроках себя вели, — фыркнул профессор, глядя на моментально успокоившихся студентов. — Итак, что это за праздник такой Самайн.

Самайн — один из четырех главных праздников, знаменующий начало зимней, темной половины года. «Конец лета», как его называли друиды, или же еще «праздник мертвых», поскольку в это время принято подводить итоги. Само понятие «Самайн» обозначает некий вневременной период, замкнутый цикл, в который успевают начать и завершиться все события, это священное время, которое может длиться сутки, год или вечность. Он соединяет две половины года, темную и светлую, два мира — Верхний Мир людей и Сид, Иной Мир, или же его еще называли Могильный курган. Священные дни не входят ни в год наступающий, ни в год уходящий, это Дни Безвременья. Это праздник верховного божества, представляющего Тьму и Свет. Промежуток времени, не принадлежавший ни будущему, ни прошедшему. В дни Самайна истончается граница между мирами, открываются Переходы, раскрываются холмы, Сид и «все сверхъестественное устремляется наружу, готовое поглотить людской мир». Ритуальный смысл Самайна состоит в обретении гарантии неисчерпаемости природного ресурса, повторения, возрождения, обновления календарного года. В ночь под Самайн, когда ожидали ночного визита умерших родных и близких, тщательно убирались в доме, чистили очаг и приготавливали дрова для разведения огня, на столе в самой лучшей посуде оставляли еду и питье, освещаемые только белыми свечами.

Многие из вас слышали фразу «огни Самайна». Она связана с главным ритуалом этого праздника: разжиганием священного огня. Утром в домах тушились все огни: очаги, факела, свечи, костры во дворах, чтобы быть зажжёнными вечером от священного пламени. Добывание нового огня производилось всегда древнейшим способом: трением или высеканием. А заполучить огонь, разожженный молнией, считалось высшим покровительством богов. Через ритуальные костры прыгали, чтобы очистить себя от всего наносного, вредного. К кострам подносили тяжелобольных и детей, считая, что дым ритуального костра способен излечить от болезней. Его огнем обносили дома и участки, и разжигали очаг в доме. А угли заносились в дом и использовались для выпекания хлеба. Из золы и цельных злаков выпекали обрядовые лепешки.

Наступал второй обязательный этап этого праздника — Пир. Пища делится на два вида: просто праздничная, составляющая пир, и обрядовая. Поедание обрядовой пищи — один из способов защиты от нечистой силы и одновременно путь к контакту с потусторонними сущностями. Главными блюдами праздничного пира являются: рыба, свинина, баранина, говядина, сбитое молоко, свежее масло, хлеб из овса и тыквы, вино, яблоки, орехи. Кости, оставшиеся после пира, приносились в жертву через огонь или землю.

— Вы уже обратили внимание, что многие маги поддались веянью маглов и маглорожденных, и вместо Самайна отмечают Хэллоуин. Однако это в корне неверно. Самайн — единственная ночь в году, когда можно встретиться с умершими. Когда нет этой грани между мирами. Когда, если умеешь толковать знаки судьбы, можно узнать не только тайны прошлого, но и будущего. Самайн был христианизирован и преображен в День Всех Святых, который отмечается 1-го ноября. В сознании людей Сиды и существа из Иного Мира превратились в демонов, а умершим перестали поклоняться и желать встречи с ними. Простые люди старались не покидать домов в ночь Самайна, дабы избежать встречи с призраками. А уж если им приходилось оказаться ночью вне надежных стен, то они всеми силами старались избегать кладбищ, так же как и не оборачивались, если слышали шаги за спиной, чтобы не встретить взгляд мертвеца. Хеллоуин требовал от верующих наибольшего воздержания и смирения, дабы молитвой и благочестием они могли защитить себя от сил зла. Появилось множество обычаев и запретов, надуманных или преобразованных из первоначальных, исконный смысл которых забылся. Например, нельзя было выплескивать воду за дверь, чтобы случайно не попасть в мертвеца и не обидеть его. Вместо голов поверженных врагов вывешивали мешки набитые соломой с нарисованными черепами. Те же головы символизируют и тыквы, появившиеся значительно позже, поскольку привезены из Америки. Дети, наряжаются ряженными, ходят по домам, пугают, поют, танцуют, выпрашивают подаяния. Тот дом, который отказывает им, может и поплатиться — дети забрасывают его комьями грязи, а то и наносят более тяжелые убытки, ломали заборы, калитки, телеги.

— К сожалению, сегодня мы не сможем отметить этот праздник так, как полагается, поскольку выйти из замка в лес не привлекая внимания невозможно. Но все-таки есть одно место в замке, где можно провести главный ритуал.

— В ритуальном зале, сэр? Но разве он найден?

— Найден, мистер Хенсли. Малый ритуальный зал найден. Думаю, потеснившись, мы там поместимся.

— Профессор, сэр, а что мы будем жечь?

— Наверняка у каждого у вас есть какие-то старые вещи, хотя бы черновики, которые уже никуда не используются. Можно взять их. А вообще сжигают старые деревья, поломанные ветки. Мусор сжигался отдельно. Много костров мы сделать не сможем, но, думаю, с топливом для одного домовики нам помогут. А сейчас все быстро расходитесь по своим комнатам и ищите, что у вас можно сжечь. У кого совсем нечего, можно взять любой материал (нитки, сухое растение, порвать пергамент на тонкие полоски), скрутить из него куклу, представляя, что вы будете отдавать огню.

— Сэр, а как нам вернуться? Ведь около входа в нашу гостиную висит куча портретов?!

— Я иду с вами. Вам же еще как-то надо вернуться в гостиную.

— Сэр, простите, а нам тоже идти в свою гостиную? — тут же подали голос близнецы Уизли.

— Нет, иначе я весь вечер только и буду делать, что бегать по всему замку. Хватит с меня на сегодня. Сделаете кукол. Я здесь видел много ниток, думаю, слизеринцы поделятся. А вы, змейки мои, марш по комнатам.

— Да, сэр.

— Барсучата, на выход, — скомандовал профессор, первым выходя из гостиной.

Впереди процессии летел Кровавый Барон, следя, чтобы на их пути не попались Пивз и миссис Норис, а заодно отводя глаза портретам, хоть Северус и наложил на барсучат чары хамелеона, но многие портреты могли что-то заметить. Вход в гостиную Хаффлпаффа скрывался среди нагромождённых бочек, привалившихся к одной из стен недалеко от кухни. Простучав ритмичную мелодию по двум бочкам, он пропустил учеников вперед, затем зашел сам. В гостиной уже никого не было. Устало опустившись в ближайшее кресло, он пытался понять, как, собственно, докатился до такой жизни.