—  Будет тебе, — щеки старика покрылись румянцем. — Куда мне такую девицу уводить? Ей только царицей у тебя быть. На меньшее и не соглашайся. — заговорщицки шепнул мне дедушка.

—  Шутки — шутками, а теперь о деле, — вдруг серьезно заявил жених. — Завтра отправим Градьку в Глухомань

—  там ему самое место. Как считаешь, душа моя, примут его в селе?

—  Примут, — одобрила предложение колдуна. — Разбойника с него все одно не вышло.

—  Хорошо. А мы с тобой и Соловьем по клубочку дальше отправимся. Вдвоем хорошо, а втроем надежнее.

—  Чем смогу — помогу, — разбойник успел утащить из горшочка последний блин.

Спать леший уложил нас с Кощеем на теплую печь. Соловей с Градькой устроились на широких лавках. Сам хозяин ночевать дома не собирался — обход леса никто не отменял. Мало ли кто заплутает в темноте или еще напасть какая приключится.

Молодцы внизу заходились дружным храпом. За окном потихоньку начал накрапывать дождик. Только бы за ночь прошел, по дороге не мочиться. Лежа лицом к стене на узкой печной лежанке сложно было не касаться друг друга. Помаявшись, Кощей вздохнул и крепко обнял, прижав меня к себе.

—  Ох, лучше бы я на лавку улегся, голубушка, — зашептал жених.

—  Тесно? — улыбнулась я.

—  Последнего ума лишишь. — губы Кощея нежно касались моей шеи.

—  А я вот... и не целовалась ни разу, — почувствовав, как суженый замер, я повернулась к нему.

—  Василисушка, ты не подумай, я ведь ничего такого-то... но как удержаться от ласки, когда ты так близко. Люблю тебя, моя ненаглядная.

Глянула на Кощея, а он в тусклом свете догорающих лучин такой растерянный, будто сам ни разу не целованный. Переполненная чувствами, дотронулась ладонью до щеки жениха.

—  И ты мне люб, Кощеюшка.

С трепетом Кощей коснулся моих губ. Волшебный момент первого поцелуя заставил сердце дрогнуть от счастья. Я отвечала на каждое касание, на каждый вдох. Не хватало воздуха, чтобы надышаться родным, теплым запахом милого. Вкус его губ пьянил медом. Раз. два, три, четыре — часто-часто билось сердечко любимого. Раз, два, три — затихало на миг и снова барабанило, словно град по крыше. Казалось, в груди Кощея не одно, а целый десяток сердец.

—  Единственный мой, — стесняясь, шептала я. — хочу стать женой тебе, и нет для меня никого иного.

—  Правда?

Бессмертный выглядел счастливым мальчишкой. Наивный, нежный взгляд обычно тяжелых глаз изменил его до неузнаваемости.

—  И не сомневайся. Только бы башмачки найти. Ой, страшно. — я зажмурилась.

—  Ничего не бойся. Чую — всю землю перерою, если надо — моря осушу, но найду. Мне после твоих слов отступать некуда.

—  Кощеюшка, а как домой-то охота. Скорее бы это все закончилось.

—  Потерпи, любимая. Я и сам жду не дождусь, когда на родную землю вернемся. А сейчас спать пора. — колдун легким поцелуем навел густую дрему.

—  Как там Тишка с Ягой справляются? — Сладкая зевота забирала последние силы.

Справятся, — улыбнулся Кощей, укутывая в нежные объятия.

С рассветом Кощей и Соловей объяснили Градьке, как найти спрятанную от глаз людских Глухомань, и отправили в дорогу. Оставалось надеяться, что парню там понравится. Уж Малуша с Немиром не выгонят точно.

Коней оставили лешему. Старик обрадовался прибавлению в хозяйстве. Не знаю, на кой они ему: может, целину распахать решил, а может, по лесу кататься станет.

После ночи в объятиях жениха на теплой печке прохладное дождливое утро казалось мерзким. Небо густо затянуло серым, и надежда на погожий осенний день покинула меня. Придется шлепать по лужам. Не ливень — и на том спасибо.

На этот раз клубок не повел нас к дороге. Наоборот — уводил по тропе глубже в лес. Кощей шел впереди, то и дело оборачиваясь на нас с Соловьем. А разбойник-то ожил после вчерашней бани и доброго сна! Синие круги под глазами исчезли, щеки налились легким румянцем. Вот он — прежний Соловей: мокрые от дождя темные шелковые волосы до плеч, глаза раскосые хитрые, да фигура, что березка, стройная — встретишь такого на улице и не поверишь, что преступник государственный. Скорее, за царского прислужника сойдет.

—  Места знакомые больно.— Кощей глубоко вдохнул влажный воздух.

—  Я тут не бывал, Кош. — пожал плечами Соловей.

—  И я не бывала... вроде.

—  Принюхайся, Василисушка. Да не своим носом, лисьим, — серьезно посоветовал жених.

—  Откуда у меня нос лисий? — усмехнулась я.

—  Будет даже волчий — стоит только захотеть. — не оборачиваясь, настаивал Кощей.

Простой какой, вы поглядите! Словам жениха не поверила, но из любопытства и впрямь захотелось попробовать, как лиса чует. Вертела эту мысль в голове, вертела, и вдруг сотни резких запахов ворвались в ноздри. Я зашлась в приступе кашля — просто невыносимо чувствовать столько всего! Где-то живность сдохла, а ощущение, будто прямо у меня под носом. Листва опавшая смердела гнилью. Недалече гулял мишка, хоть и не видно, но ошибки быть не может.

—  Это с непривычки, душа моя.— Колдун заботливо поднес мне флягу с водицей.

—  Жуть, да и только, — запив кашель, старалась дышать реже. — Как лисы не дохнут от этого смрада?

—  Дело привычки. — Соловья явно забавляла ситуация.

—  Среди остальных есть знакомый запах, — Кощей еще раз глубоко вдохнул.

—  Ну, не знаю. — я побоялась повторить за женихом,— ничего особенного, по-моему.

Отчаянно боролась за возвращение своего нюха, но на это ушло куда больше времени, чем рассчитывала. Когда наконец-то получилось, и сводящая с ума вонь отступила, мы вышли к лесному поселению. А местечко-то и впрямь знакомое: десяток избушек, а с краю — дом старика, где мы провели ночь перед тем, как нашли тайную тропу к царству Кощея. Увлеченная собственным носом, я и не заметила, как березовый лес сменился толстенными соснами. Клубок прилично исхудал. Совершив последний оборот, он до конца размотался прямо у крыльца избушки деда.

—  Неожиданно, — колдун с удивлением почесал лысый затылок.

—  Выходит, тот дедушка и есть чеботарь Сом.

—  Видать, я один не понимаю, о чем вы толкуете.— Соловей с интересом оглядывал пустующее поселение. — Да тут, похоже, людей нет.

—  Один был.— Колдун ступил на крыльцо и забарабанил кулаком в дверь. — Отец, ты дома?

Скрип несмазанных петель дал понять — не заперто. Горница пустовала. На столе и сундуках приличный слой пыли, прохладно, как на улице. Хилая печь явно давно не топилась.

—  Ушел...— Лавка громко скрипнула под женихом.

—  Немудрено, — я присела рядом, — ты ведь его омолодил.

—  Да расскажите уже! — взмолился Соловей.

—  Гостили мы с Василисушкой в этой избушке недавно. Хозяином дед дряхлый был, все просил его со свету сжить, мол, не идет к нему смерть. Ну, я поразмыслил и решил старику помочь, как умею — оставил молодильной водицы. Кто же знал-то?

—  Мы даже имени его не спросили, — грустно вздохнула я. — Где теперь искать?

—  Ну даете!— хмыкнул разбойник.

—  Пойду, посмотрю, может, след есть, — суженый направился к выходу, — а вы пока печь истопите. Надо одежу высушить да думать, что дальше делать. Клубок свое честно исполнил, теперь дело за нами.

Шепотками убрала пыль в горнице, дров наворожила и гореть в печь отправила. Разошелся огонь в топке, затрещали поленья. Избушка сразу наполнилась древесным ароматом, теплее стало. Соловей все рыскал в сундуках в поисках поживы, но находил только старую посуду да тряпье ветхое.

—  Ну что за хозяин,— сокрушался разбойник,— ничего приличного не оставил.

—  Завязывай копаться в чужих вещах, лучше подай горшочек из сумки да на стол посуду поставь.

—  Ну, хоть пообедаем. — Соловей расплылся в очаровательной улыбке.

—  Для начала домовенка накормим. Поди, голодный без хозяина сидит.

—  Тогда уж всех корми. Вон там избушек сколько.

—  Те пустые совсем. — прислушиваясь к шороху за печкой, я забрала у Соловья горшок.