Паника захлестнула с головой, и я бросилась к запертой двери. Дергала ее до тех пор, пока мужчины не остановили бесплотные попытки вырваться. Я кричала и дралась, но лишь на пару секунд отсрочила неизбежное. Мои руки и ноги зафиксировали ремнями, и теперь я сдирала кожу в попытках освободиться. Воображение рисовало красочные картинки мучений, которые низводили меня до состояния загнаного в угол животного.

Из-за слез я почти ничего не видела, истерика потихоньку отнимала силы и на смену приходила неизбежная апатия. А все потому, что ничего не происходило.

Осмотрелась и наткнулась взглядом на того странно улыбчивого арлеана. Он сидел на стуле и читал книгу. Его расслабленный вид не внушал ужаса, но мне все равно стало жутко.

— Успокоилась? — участливо поинтересовался он и, не дождавшись ответа, встал. — Тебе не надо переживать. Если назовешь имена, то избежишь боли.

— Я ничего не знаю, — охрипшим от рыданий голосом попыталась убедить я его.

— Этот препарат, — арлеан взял со столика автоматизированный шприц в виде пистолета, — вызывает сокращения мышц. Ощущения сравнимы с тем, если бы тебя скручивали в тугой жгут. Физических повреждений не будет, а дополнительные компоненты не позволят потерять сознание. Не передумала?

— Я не знаю! — отчаянно закричала я. — Прошу…поверьте.

Мужчина вздохнул и начал настраивать прибор. А я снова задергалась в кресле, с трудом улавливая слова арлеана.

— Эта дозировка вызовет двухсекундный спазм.

Он деловито разрезал ткань леггинсов над коленом и приложил шприц к оголившемуся участку кожи.

— Не скажешь?

Я бездумно замотала головой, понимая, что не в силах помешать игле вонзиться в мою плоть.

Укола я не почувствовала, но потом…

Внутри все горело, рвалось, сжималось. Впервые в жизни я испытывала подобную боль. Она затронула каждый участок тела, сковала его, не позволяя шевельнуться и сделать вдох. На две секунды я забыла кто я, где, зачем, и возвращалась в реальность с трудом.

Самое отвратительное, что мне позволили прийти в себя, снова прочувствовать облегчение, насладиться отсутствием агонии.

— Следующая будет четыре секунды, — по-деловому проинформировал мужчина. — Имена?

— Не знаю, — еле слышно выговорила.

Неужели не ясно, что любой человек бы раскололся после подобного?!

Я с трудом двигалась, пот выступил везде, где только можно, глаза слезились.

"Больше не выдержу", — была мысль.

Но нет. Как и обещал арлеан, обморок не наступил, хотя казалось, что еще чуть-чуть и спасительная темнота избавит от страданий.

И даже мозг отказывался тормозить!

Я все осознавала и понимала, хотя молилась о спутанности мышления.

Перед третьей инъекцией дверь отворилась. На пороге стоял Надзиратель и бесстрастно изучал меня взглядом. Потянувшись к нему всем корпусом, я постаралась только глазами передать свое состояние, показать, что действительно не могу дать ему эти чертовы имена.

Но представитель Высшей расы предпочел не замечать очевидного. Он взял из угла стул и сел напротив меня, потом забрал у дознователя наполенный шприц и попросил оставить нас.

Дверь тихо закрылась, ненадолго погружая комнату в гнетущее молчание. Но Вегар явился с определенной целью, а именно — поговорить.

— Ты удивительная девушка. Абсолютно не вызываешь подозрений. Не проколись твои сообщники, я был бы мертв.

Мужчина осекся, заметив мое мотание головой.

— Да, помню. Ты собиралась сдаться. А можно ли верить той, кто согласилась на убийство?

— Я ошиблась. Я бы никогда…

— Это не отменяет моего вопроса, — перебил Надзиратель. — Доверие потеряно и его не вернуть. Ты должна получить соответствующее наказание.

Он покрутил в руках шприц, будто раздумывая пустить ли его в ход. И я ухватилась за это сомнение.

— Со мной кроме каа и Рисы никто не связывался, — говорить пришлось быстро. — Мне незачем покрывать их!

— Да, незачем, — согласился Вегар.

Но его согласие почему-то не успокаивало.

— Я считал, ты лучше, — погрузившись в собственные мысли, произнес мужчина. — Решил, что люди способны удивить, если дать им шанс. А оказалось вы недалеко ушли от своих предков. Знаешь откуда взялась ваша раса?

Надзиратель поймал мой взгляд, будто хотел проверить заинтересованность в новых знаниях. Но я, стиснув зубы, отвернулась.

Какая разница?

Меня то и дело пробивает дрожь, тело налилось свинцом, грядущие перспективы пугают до тошноты, поэтому слушать очередную просветительскую лекцию желания нет. Хотя кого тут это волнует?

— Все гуманоидные расы произошли от одного вида — эленита — и относятся к нему. Климат, условия существоания и прочие факторы внесли изменения и произошло деление на расы. Кто-то выживал, кто-то нет. В конце концов одна из древних цивиизаций достигла расцвета и смогла позволить себе отдельную планету-тюрьму. На Землю ссылались воры, мошенники…убийцы. Прекрасная идея, как по мне: отдаленность, уменьшение срока жизни в три раза, возможность существовать среди себе подобных. И так рисона за рисоной, пока не началась Глобальная война. Тогда всем стало не до вас, а потом Миротворческий союз отправил экспедицию и по ее итогам признал Землю независимо развивающейся экосистемой. И теперь ты здесь, на своей исторической родине, занимаешься тем же, за что твоего предка сослали куда подальше.

— Но делала я это с подачи ваших сородичей, — огрызнулась сдавленным голосом.

И в следующий миг почувствовала жесткую хватку на подбородке. Я попыталась отпрянуть назад, но сильные пальцы удерживали крепко, еще и боль в изодранных запястьях дала о себе знать. Закрыв глаза, я кусала губы, чтобы снова не разреветься. Горячее дыхание опаило щеку, а затем ухо…

— Ты получишь сполна, — прошептал Вегар зло… и воткнул иглу прямо в шею.

Мое тело распалось на миллион сжигаемых заживо кусочков, но все же оно осталось невредимым. И поэтому мучения длились, длились и длились. Кости крошились, органы плавились, по венам текли раскаленные стекла, а смерть не наступала. В настоящей жизни подобные мучения за доли секунды бы привели к болевому шоку, но тут препарат надежно удерживал меня по эту строну реальности.

Даже когда эффект погас, легче не стало и желание умереть не прошло. Я не могла заставить себя взглянуть на того, кто сотворил со мной такое зверство. Но я знала, что он смотрит на меня и, наверняка, наслаждается своей работой.

Откуда в нем столько ненависти? Ведь я итак буду лишена свободы за сговор с целью убийства, к чему истязать меня? Это какие-то личные счеты?

— Твои "друзья" только что пытались сбежать, — зачем-то сообщил Вегар. — Значит, ты действительно ничего не знаешь, и они просто тянули время.

Его голос звучал ровно, без тени сожаления. Вот урод.

— Я хотела вернуть дочь. Я запуталась, — еле ворочая языком, произнесла напоследок.

Мне хотелось этим слабым высказыванием выразить свои чувства, дабы показать, что я не заслужила быть запытанной до полуживого состояния. Он выместил на мне свою злость, даже не допросив как следует.

Дверь закрылась, оповещая, что издевательства с его стороны закончены. Но я рано расслабилась. Не прошло и пяти минут, как ослабленный организм дал сбой. Меня рвало и трясло в ознобе несколько часов, и никто не облегчал страдания.

В общей суматохе я уловила, что медики стараются помочь, но из-за особенностей человеческого организма не знают, что именно делать. Из меня уже ничего не выходило, но болезненные спазмы продолжались. После нескольких диагностических тестов все убедились, что дело в той самой сыворотке, которая каким-то образом "засела" в мягких тканях.

Когда все сошлись на способе ее выведния, я с трудом дышала. А потом пришла долгожданная отключка.

***

Пробуждение далось с трудом. Веки никак не желали подниматься, в горло будто песка насыпали, а в теле поселилась противная слабость. Наконец, мне удалось открыть глаза и оглядеться.