Моими наиболее яркими детскими и девичьими впечатлениями являются царские поезда в Троицу, Покровское-Рубцово, Коломенское, Измайлово.

Вот как-то, помнится, двинулся такой поезд в Троицкую обитель о моих семнадцати лет, осенью, в Сергиеву память. Кроме батюшки и матушки, братьев моих и сестёр, поезд состоит из сопутствуемых по материнской линии: мам, казначея, постельниц, коих только за моими сёстрами и мной – меньшими царевнами – было пятнадцать человек, комнатных баб за ними же три человека, крестовых дьяков вообще пятнадцать человек. Кроме того, в том поезде было двенадцать мастериц, портомой – десять, боярышень девиц – девять, девочек-карлиц – пятнадцать. Со мной, как всегда, Ульяна Петровна Шереметьева и учительница Авдотья Пынина.

Надо же, я помню всё это, что, в общем, не удивительно. Ведь тогда, в этом богомольном походе, я впервые только и смогла украдкой на одного из сопровождающих дворян, красавца развлечься взглядом. Пылкость этого взгляда по юности лет я скрыть не могу, что тут же зорко уследила опытная в женских искушениях Шереметьева. Она догадливо и мягко поспешает развеять запавший в мою душу милый образ полюбившегося молодца. Да пуще того, сей боярский сын за улыбку мне спешно ея настояниями выпровожен из поезда и в близости своей я его не вижу более.

Этот богомольный поезд к Сергию запомнился, конечно, ещё тем, что стал последним с матушкою моей милою. Сего же года, марта третьего дня, я лишилась ея и искренне оплакивала с ещё только сорокалетним батюшкой, прожившим безмятежно в счастливом браке с лишком двадцать лет. Матушка моя покойная родила батюшке во всё это время пять царевичей и восемь царевен. В день ея кончины сиротами остались: наследник престола царевич Алексей – пятнадцати лет, по осьми годов – Фёдор, по четырёх лет – Симеон и по трёх лет – Иван. Кроме меня – царевны Евдокия, Софья, Екатерина, Марья и младшая Феодосия, которой не вступно было семи лет.

Далее, не минуло два года, как скорбел мой батюшка, ещё мужественный вдовец, и после ещё двух чувственных потерь – смерти сыновей своих, моих братьев, царевичей Алексея и Симеона, – сочетался января двадцать второго дня браком с девицей Натальей Кирилловной Нарышкиной и тем хотя и ввёл в государев двор царицу, но нам, детям своим, всё-таки не даровал матери, – а мачеху…

Государыня Наталья Кирилловна на полтора года старше моей сестры Евдокии и всего на год старше меня. Многих в семье нашей это опечаливает, но я горячо люблю ея и почитаю как государыню и мачеху за кротость и любовь к батюшке, государю нашему.

При этом положение и лиц, и сторон на царском дворе значительно изменилось: мои родственники Стрешневы и Милославские принуждены уступить место у престола Нарышкиным. Братья молодой царицы взяты в комнату, сказаны окольничими, отцу ея Матвееву сказано боярство. Среди этих событий царица влюблённому в неё супругу и моему батюшке, спустя с лишком год восторженной супружеской жизни, родила мощного ребёнка – сына Петра.

Таким образом, почти забыты были царевны – я и сёстры мои. Только радостью для нас всех стало одно: объявление государем нашим батюшкой наследником престола тринадцатилетнего царевича Фёдора, младшего, единокровного и единоутробного брата моего.

Всё это глаголемое неминуемо приводит к жестокой вражде меж роднёй нашей и Нарышкиных тож.

Сплетни, склоки, а позже и борьба кровавая двух семейств – вот, по несчастью, основное заглавие последующей жизни моей. В сие я вольно или невольно вовлечена без остатка.

Однако ж, прожив с Натальей Кирилловной ровно пять лет счастливой брачной жизни, только в зимний мясоед прихворнулось батюшке моему, государю, великому царю и великому князю Алексею Михайловичу. А января тридцатого дня, на сорок седьмом году от своего рождения он скончался, благословя – по праву первородства – царством объявленного им по себе наследника, старшего своего сына, моего брата Фёдора Алексеевича на пятнадцатилетием его возрасте.

На коротком царствовании братца моего милого Феденьки страсти семейные чуть поприутихли. Да ненадолго!

Поначалу придворный быт при Фёдоре значительно поменялся. Молодые бояре теперь бреют бороды, запрещено появляться в традиционных охабнях да однорядках. Больше теперь всё осваивают польские обычаи, стригут волосы по-польски и учатся их языку.

Озаботившись продолжением рода своего, государь Фёдор Алексеевич взял себе в жёны дочь смоленского дворянина Агафью Грушецкую. Их первенец и наследник престола царевич Илья Фёдорович, по воле Вседержителя, скончался как не вступило десять дней от роду, а несчастная мать его, царица Агафья, умерла на третий день по прошествии родов.

Неутешный государь и братец мой милый через полгода вторым браком женился на тёзке и милой сердцу моему юной Марфе Апраксиной, но, по воле Господа, по прошествии двух месяцев умер от scorbutusa бездетным и всего через пять лет после воцарения, не определив распоряжение относительно престолонаследия.

Вопрос этот вызвал значительные волнения в семье и во всём царском дворе. Не без крови, но, по счастью, разрешился венчанием на царство одновременно двух царей, малолетних братьев покойного государя Фёдора Алексеевича – Ивана Алексеевича и Петра Алексеевича при регентстве сестры нашей Софьи Алексеевны.

Вот тут, по моменту этому, жизнь моя сильно меняется. Софья, по живости ума своего и подстрекаемая дядьями нашими да другими боярами ближними, активно и цепко берётся за власть. Отодвигает решительно милую царицу Наталью Кирилловну с государем Петром Алексеевичем и их семьёй в сторону, отправив, чтоб глаза не видели, прозябать в глухую Преображенскую усадьбу…

Хорошо! Вот писано сие за три дни, помолясь, вечерами и ночами, под свечами монастырскими. Понимаю, что сие канва жизнеописания только, и мне позже надо подробнее расписать детские и девичьи годы свои.

А пока поразмыслю, о чём написать далее мне. Опишу в числе прочего жизнь свою как государева советника. Вместе с князем Василием Голицыным, головой Стрелецкого приказа Фёдором Шакловитым и другими ближними боярами государыня Софья Алексеевна, сестра моя, часто зовёт меня порядком в государственном совете сидеть и слово говорить. И про Польшу, и про Крымский поход, и про другие государственные нужды заботиться приходится.

Далее я писать буду про конец государыни, сестры моей, в правительстве.

Тридцать семь годов исполняется мне. Государыня, царевна Софья Алексеевна, несмотря на предостережения мои да тёток по отцу, благородных царевен Анны Михайловны и Татьяны Михайловны, всё же постоянно идёт на конфликт со взрослеющим братом нашим, государем Петром Алексеевичем.

Меж двумя партиями – Кремлём и Преображенским двором – усилиями близких людей сестры установились враждебность и недоверие. Каждая из сторон подозревает противную в намерении разрешить противостояние силовым и непременно кровавым путём.

В начале августа, седьмого дня, в ночь, несколько стрелецких глав доносят семнадцатилетнему государю Петру Алексеевичу в Преобра-женское ложную весть о покушении на него от сестры нашей, Софьи Алексеевны. Пётр от сего известия напуган стал и верхом скачет в Сергиеву обитель за высокие стены. Следующим днём туда же взгромоздились государыня царица Наталья Кирилловна да жена государыня царица Евдокия со всем Потешным войском.

От сего известия по Москве и в Кремле приключается великое сомнение и мешательство. По моему совету и тёток наших упомянутых, государыня Софья Алексеевна упрашивает патриарха Иоакима поехать в Троицу для замирения. Но в Москву патриарх не возвращается, а благословляет государя Петра Алексеевича самодержцем Всероссийским.

В конце августа по царскому указу многие стрелецкие начальники да рядовые начали уходить ко Троице.

Я, как могу, сдерживаю государыню, сестру свою, от кровопролития, и она на то решает лично ехать ко брату Петру во Троицу. Но в селе Воздвиженском остановлена была стольником Бутурлиным и боярином, князем Троекуровым. Они доносят государыне, что великий государь и великий князь не желает видеть ея и во Троицу не пустит.