Через несколько недель после дня моего рождения, когда дети остались ночевать каждый у своих друзей, а Ленни отправился на райские каникулы к Коко и Салли, я достала из коричневого конверта билет на самолет и забронировала рейс в Марсель. Написала Джеку, что приеду на выходные.

Джек – Кейт

Что же ты так долго?

В самолете я наслаждаюсь роскошью свободного времени и думаю. Впервые я наедине с собой, своими мыслями и, разумеется, Роем, который помогает мне вспоминать все крутые повороты жизни за полгода после белфи.

Брак мой рухнул, но дух каким-то чудом уцелел. Вспоминаю вечеринку-сюрприз в кафе, почти все мои любимые собрались в одном месте, как же радостно было встретить Кэнди ИРЛ, а не онлайн. Пища для души. Эмили и Бен на праздничном ужине (лазанья, картофель фри, салат, мороженое, мятный шоколад), такие взрослые, такие довольные, что в кои-то веки они готовили для меня, а не наоборот. Глядя на Эмили, обворожительную в красном шелковом платье (между прочим, мадам, это мое платье!), я думала: “Я, наверное, еще не скоро оправлюсь от того, что она сотворила над собой. Мы, матери, навеки повязаны с теми, кого произвели на свет”. Я чувствую боль Эмили всем телом, которое дало ей начало, и буду чувствовать всегда, пока это тело не покинет землю; но дети крепче нас. Эм уже оправляется от пережитого, потихоньку выбирает университет, задумывается о будущем. Люк очень помогает. После того как он появился на сцене, селфи в одночасье прекратились. Когда видишь свое отражение в глазах влюбленного парня, понимаешь, что ты желанна и достойна любви, – с этим чувством ничто не сравнится. Когда тебя любят, любят по-настоящему, мнение всех прочих о тебе не имеет никакого значения.

Эмили с Беном регулярно общаются с Ричардом и потихоньку преодолевают инстинктивное отвращение к Джоэли. В конце концов, она носит их братика и сестренку. Надеюсь, я была Ричу хорошей женой, но я шла по жизни, как во сне, впав в супружеский сомнамбулизм, который не так уж редок среди женатых пар. Делаешь, что должен, стараясь занимать как можно меньше места в собственной жизни, чтобы всем остальным было где разместиться.

Не несчастна – не то же самое, что счастлива. (Спасибо, что напомнил, Рой. Кто это сказал, Салли?)

А, нет, Кэнди. Ну конечно, кто же еще. Типичная Кэнд, вечно требует, в своем американском стиле, чтобы я разрешила себе быть счастливой. Ради всего святого, я англичанка. Я извиняюсь, когда меня толкают. И я искренне полагала, что на моем веку достаточно хотя бы не быть несчастной.

Я оттолкнула Джека, поскольку видела в нем угрозу моей жизни, тогда как он – мой лучший шанс на счастье. Я вспоминаю тот день с ним в отеле, все, что мне нужно в мужчине, плюс сэндвичи с огурцом. И работа. Дела наконец-то пошли на лад. На днях встречалась с президентом, он сообщил, что Троя выгнали, после того как он обосрался с Полфрименом, Джея-Би переводят на другую должность, и не согласилась бы я на время возглавить фонд, пока они оценивают ситуацию? Я ответила, что охотно вернусь на старую должность, но только не на время. (Между прочим, та отчаявшаяся женщина, глядевшаяся в бочку никчемности, приняла бы такое предложение, но только не эта птица феникс, не этот оживший призрак.) Президент обещал подумать. Знаете, мне кажется, ко мне прежней уже нет возврата. К той, которая думала, будто для нее все кончено.

(“Только не для тебя, Кейт. У тебя все еще впереди”. Рой, это ведь Салли сказала, правда?)

Тот день, когда мы первый раз с ней пообщались. Не пойди я на собрание женского клуба, не познакомилась бы с Салли, без которой теперь не могу обходиться. И то письмо об Антонио, великой любви, которой она лишилась, – вот почему я, пожалуй, сейчас сижу в самолете. Может, у нас с Джеком что-нибудь да получится? Он в основном в США, мне же нужно довести детей до окончания школы и университета; будем встречаться, дети постепенно привыкнут к нему. Самолет снижается, а я так ничего и не придумала. Впрочем, если мне приходится всех спасать, почему бы не начать с себя. Что же тут сложного?

Я думала, что Джек встретит меня в аэропорту, но меня ждет водитель с плакатом, на котором написано мое имя. Мы едем на север, к Эксу, потом сворачиваем на восток, где из поросшей зеленым кустарником земли поднимаются холмы. Массивный известняковый хребет – я узнаю гору с моей деньрожденной открытки – не покидает нас ни на минуту. Здесь гораздо теплее, чем дома, практически английское лето.

“Спасибо, Рой, я помню. Район Прованса с собственным микроклиматом, где можно зимой сидеть на улице в футболке. Джек рассказывал о нем за ужином в день знакомства.)

И правда.

Мы подъезжаем к старому облупленному железному забору, за которым виднеется дом с обвалившейся черепичной крышей. Кажется, это называется mas[101]. Джека по-прежнему не видать. За оградой сад. Боже мой, вы только посмотрите. Сколько же этому месту лет? И кто его хозяин? Обветренные каменные стены увиты плющом. Пыльные скелеты давнишней лаванды. Настоящее персиковое дерево. (Первые тринадцать лет жизни я и не подозревала, что персики растут на деревьях. Они росли в консервных банках.) В памяти невольно всплывает тревожный образ: трехлетняя Эмили болеет ветрянкой, и мы с ней смотрим диснеевскую “Красавицу и чудовище” по четырнадцать раз на дню – в лучшем случае. И теперь боюсь, что меня встретит не галантный американский джентльмен с солидным портфолио и добрыми глазами, но злобное мохнатое чудовище с копытами и торчащими из пасти клыками. Что ж, хорошенького понемножку. Окна в трещинах, края кирпичей крошатся: этим домом нужно заняться. Вот бы его купили и с любовью возродили. Все-таки я иначе представляла себе романтические выходные.

Открытая дверь ведет в прохладную кухню. Я снимаю туфли, ощущаю ступнями потертый неровный пол. К банке из-под варенья, из которой торчит лаванда, прислонен конверт. Вдыхаю. Адресовано Кейт Редди. Внутри открытка с надписью: “С прошедшим пятидесятым днем рождения, подлинная винтажная жемчужина с богатым потенциалом, нуждающаяся в деликатном обновлении”. Очень смешно, ничего не скажешь.

– Привет.

Я бросаюсь к нему, покрываю лицо поцелуями и на этот раз точно знаю, чего хочу. Я никогда никого и ничего не хотела сильнее. И уже не захочу.

Он явно удивлен этой новой моей уверенностью, но не сопротивляется.

– С прошедшим полтора месяца и два дня назад днем рождения.

– Спасибо. – Длинная пауза, я оглядываюсь по сторонам. – Дом очаровательный, хотя, конечно, развалюха.

– Согласен.

– Я ожидала увидеть говорящий чайник.

– “Вы наш гость”[102].

– Значит, ты все-таки смотришь детские мультики. Я так и знала.

– Это мой маленький секрет.

– Ничего страшного. Знал бы ты мои секреты.

– Жду не дождусь.

– Джули мне все рассказала. О том, что ты сделал для Стивена.

– Я сделал это не для Стивена, а исключительно из эгоизма. У тебя теперь одной заботой меньше, а значит, ты сможешь больше времени посвятить мне.

– Как скажешь, но ты поступил благородно. Не знаю, как тебя и благодарить. – Я направляюсь к раковине у окна, точнее, около того места, которое можно было бы назвать окном, будь в раме стекла. Джек идет за мной, обхватывает меня сзади, и я откидываюсь на него; как же приятно, когда тебя обнимают.

– Та гора, она ведь с моей открытки?

– Vraiment[103].

Я поворачиваю кран, он дергается и трясется. Наконец из него с фырканьем выходит нечто похожее на воду, только ржавую. Я подставляю под струю ладони, запястья. Успокойся, Кейт. Сердце колотится.

– Только не пей, – предупреждает Джек, – в холодильнике есть вода в бутылках. И вино. Причем немало, хватит на пару сотен лет.