Ну почему мужчины никак не могут понять, что такое диета? Ричард словно намеренно расшатывает мою решимость влезть в зеленое платье.
– Я приготовил бисквитный пудинг с патокой и заварным кремом, – коварно добавляет он.
– Объедение, – говорит Бен. – Почему мама ничего не ест?
– Мама на диете перед встречей выпускников, – поясняет Эмили и тянется за салатом. – Ей нужно выглядеть сексуально, потому что там будут парни, которые были в нее влюблены, когда ей было девятнадцать.
– Мама сексуальна? Мама сексуальна? – повторяет Бен, пытаясь уложить в голове этакую несуразность.
– Мама была очень сексуальной, – замечает Ричард, – она и сейчас сексуальна, – быстро добавляет он. – Кейт, ты точно не хочешь булочку к салату?
– Сколько можно повторять? Я не ем быстрые углеводы.
(Рой, пожалуйста, напомни мне записаться в обеденный перерыв на липосакцию, чтобы влезть в зеленое платье. Возьмем под контроль тело, ум, чувство и ящик с входящими письмами.)
Может, все-таки одним глазком взглянуть на письмо Джека? Ничего страшного ведь не случится? НЕТ! О женщины, вам имя – вероломство! НЕ ЧИТАЙ его письмо.
20:38
Ищу ноутбук, чтобы прикупить в интернет-магазине еще кое-что к Рождеству, как вдруг из гостиной доносится знакомый голос. Не может быть. Мама?
Эмили с Беном сидят на диване, Ленни втиснулся между ними; все трое общаются с моей мамой по скайпу с моего компьютера.
Эмили улыбается, машет мне:
– Мам, иди поздоровайся с бабушкой. Новый ухажер тети Джули показал ей, как пользоваться скайпом.
– О, мам, привет.
– Здравствуй, Кэт, дружочек, ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?
– Да, мам, мы тебя отлично слышим. Не нужно так кричать. Как у тебя дела?
– Все хорошо, милая. Я тебе звонила насчет Рождества, оставила сообщения. Все-таки отправлю Дикки на передержку. Подумать только, я вас вижу совсем как по телевизору!
– Ба, как делишки, что новенького на раёне?
Это, разумеется, Бен, который по привычке непочтительно подшучивает над бабушкой, да так, как мне в его возрасте и не снилось. Причем, к моей досаде, ему это всегда сходит с рук. Еще больше меня раздражает, что маме явно нравятся его подначки.
– У нас на районе все замечательно, спасибо, Бен. Я подолгу вожусь в саду, сажаю, выпалываю траву…
– Сажаешь траву? Ба, тебя за это упекут на два года. Хотя на первый раз, может, и отпустят.
Бен и Эмили дружно изображают, как благовоспитанная старушка курит косяк: поднимают брови, поджимают губы, сводят большой и указательный палец изящным кружком.
Эмили хихикает, как двухлетка, и, воспользовавшись моментом, спрашивает громко:
– Ба, как тебе интернет?
Я бросаю на нее сердитый взгляд, но она и бровью не ведет.
– О, чудесно. Могу и весь день просидеть, если за временем не услежу.
– Отвал башки, – говорит Бен.
– Отвал башки? Ты хочешь сказать, у тебя болит голова? Или это Эмили снова болеет? Помнишь, милая, когда ты плохо себя чувствовала, я сказала, что тебе непременно нужно обратиться к врачу…
– Никто не болеет, ба, мы все здоровы, – перебивает Эмили, пока моя матушка не принялась распинаться на свою вторую – после Дикки – излюбленную тему. – А что ты ищешь в интернете?
– Я нашла целую пропасть сайтов о кошках и на кого они похожи. Очень интересно. Кстати, хочу спросить: раз уж оба моих внука здесь и они прекрасно разбираются в компьютерах, как мне попасть на букфейс?
Тут мои дети не выдерживают и, радостно вцепившись друг в друга, падают с дивана от хохота. Ленни заливается лаем.
– Мам, это называется “фейсбук”, – прихожу на помощь я.
– Точно, он. Мэвис, точнее, ее племянник Говард, говорит, что там замечательно, так что теперь она тоже там.
Мэвис я в глаза не видела, но за последние два года она по какой-то причине превратилась в оракула, малейшее замечание которого мама принимает за истину. Если бы они с Мэвис случайно встретились в “Теско” и та между делом посоветовала бы ей слетать в космос, матушка тут же отправила бы в НАСА письмо, куда вложила бы конверт с обратным адресом и маркой и поинтересовалась бы, когда ближайший рейс.
– Даже не знаю, мам, не уверена.
– Ну что ты, милая, это очень удобно. Он напоминает тебе о днях рождения, а мне в моем возрасте уже приходится напоминать. Но я так и не поняла, нужно ли загружать лицо в компьютер.
– Ты можешь загрузить любую часть тела, ба, – ерничает Бен.
Эмили шипит, замахивается на него, рукав ее футболки задирается. Надо же, теперь у нее и руки исцарапаны! Неужели снова упала с велосипеда?
Бен ликует – еще бы, ему удалось всех достать. Но этого ему мало, и он, решив испытать судьбу, произносит:
– Даже задницу…
– Дело не в этом, мам, – перебиваю я. – Просто там ты можешь, ну…
– Что, дорогая?
– Можешь увидеть или узнать о ком-то что-нибудь не очень приятное. – Я слабо улыбаюсь Эмили. Та уставилась в пол.
– Ох, дорогая, я крепче, чем выгляжу. – И это чистая правда. Жаль, что я не могу сказать о себе того же. – Кстати, – продолжает мама, – я искала симптомы болезней, там столько источников, в которых можно…
– Не надо, мам. Этак неизвестно до чего можно докопаться.
– Я понимаю. У Вэл, кузины Мэвис, была сыпь, она посмотрела в интернете симптомы и сказала, что, возможно, подхватила гепатит G.
– Вот об этом я и говорю.
– Секс без презерватива с дальнобойщиком, – громко произносит Бен.
– Бен! Придержи язык.
– Что ты говоришь, проказник? – смеется мама.
– Говорю, надеюсь, что ты здорова, ба, – с послушной улыбкой поясняет Бен. Эмили демонстративно сует два пальца в рот – так, чтобы он видел.
– Эмили, детонька, ты точно здорова? Вид у тебя усталый. Кэт, тебе не кажется, что она какая-то бледненькая? Надеюсь, ты не перетруждаешься в школе, милая.
– Все в порядке, ба, не беспокойся, – быстро отвечает Эм.
– Она здорова, мам. Здесь просто освещение не очень. Мы пока не починили проводку.
– У вас все еще ремонт? Кажется, его делает тот поляк Питер?
– Да, верно, Петр. Когда ты приедешь на Рождество, все уже будет готово.
– Чудесно. Я все же не знаю, Кэт, брать ли с собой Дикки. Боюсь, он вам испортит ковры.
Глубокий вдох, Кейт.
– Не испортит, мам. Ну правда, не беспокойся ты так. Просто приезжай и отдыхай.
– Мне нужно идти, у меня в духовке пирог с грецкими орехами к завтрашнему утреннему кофе. Прошлый собрал шестьдесят четыре фунта. В помощь пожилым, – говорит моя мама, которой вот-вот исполнится семьдесят шесть.
– Замечательно, мам. Береги себя.
– И ты, родная. Как я рада вас всех видеть. Эмили, Бен. Все-таки техника – это чудо. Спокойной ночи, храни вас Бог.
Мамино лицо исчезает, но Эмили с Беном все лежат, привалившись ко мне и опустив головы мне на грудь, как в детстве. Теперь они тяжелые, пожалуй, даже слишком тяжелые, но я не прошу их отодвинуться. Мы сидим, обнявшись, в полумраке.
– Похоже, у бабушки с сердцем получше, – прерывает молчание Бен.
– Она сильная, правда, мам? – спрашивает Эмили.
– Еще какая, – отвечаю я, отчаянно надеясь, что так и есть. – Ваша бабушка замечательная.
Как же они любят ее, а она их. Самой нежной, не омраченной ничем любовью. Страшно вспомнить, что шесть лет назад мы чуть было ее не потеряли, когда у нее был сердечный приступ, и не хочется думать, что будет с нами со всеми, когда ее не станет.
21:36
Промучившись час, наконец-то заново заказала подарок для Бена. И приставка оказалась на складе! Если Санта-Клауса и не существует, то Бог уж точно есть. Наш же Санта на семинаре по реализации мысленных образов вместе со своей чокнутой Мисс Травяные Чаи.
22:20
Смотрю на себя в зеркало в ванной. Побочные эффекты после шести или семи недель применения пластырей с тестостероном:
а) Кожа на лице местами стала грубой и шершавой.