— А на что играть будем? У меня денег нет, я могу только на щелчки играть. Ну, кто кого обыграет, тот тому щелкает в лоб.

— А сколько раз?

— Ну, хотя бы три щелчка.

— Ну ладно, хорошо, — согласился чертенок.

Играют в карты, и обыграл солдат чертенка.

— Подставляй, — говорит, — лоб.

Чертенок подставил свой лоб.

Солдат ему щелкает: один, два, раз, два, один, два, раз, два, один, два, раз, два, — а три-то не говорит. А чертенок-то счет-то не знает, он ждет, когда солдат скажет «три». А солдат все только «один, два, раз, два». У чертенка уже весь лоб покраснел. Говорит:

— Ладно, так и быть, ночуй, только завтра пораньше уходи отсюда. Я все-таки здесь хозяин.

— А мне, — говорит, — не надо хозяйства, я переночую да дальше уйду.

Так и сделал. Переночевал, а наутро хозяева увидели, что он живой и его черти не заели.

— Ты, — говорят, — как? Видел чертей?

— Видел.

— Дак ты еще ночуй, пожалуйста, а то мы не знаем, как с ними справиться; может, ты нам поможешь их выгнать.

— Если надо — выгоню.

Снова остался солдат ночевать. Чертенок опять выскочил ночью.

— Ну, что, — говорит солдат, — снова будем в карты играть?

— Нет, у меня еще до сих пор лоб не отошел, — чертенок ему отвечает.

— А я, — говорит солдат, — здесь тоже поселился, здесь буду жить. А если не будешь со мной играть, то я вас всех чертей к чертям пошлю.

— Как так?

— А вот так: или в карты играй на щелчки, или отсюда все уходите.

Ну, чертенку делать было нечего: он ушел и всех чертей с собой увел.

А дом-то солдату отдали, за то, что он чертей выгнал.

А солдат жену себе красивую нашел, стал в новом доме жить-поживать да добра наживать.

Две девки заспорили. Одна говорит:

— Я пойду в пустую избу прясть.

А другая говорит:

— Не сходишь.

Та пошла, села и прядет на голбце. Прядет, лучина светит. У нее веретешко упало. Она наклонилась за веретешком, а веретешко чертенок схватил. Она ему:

— Отдай веретешко!

— Не отдам. Пойдешь за меня замуж — дак отдам веретено, а не пойдешь — нет.

— Пойду, отдай веретено.

Черт ей веретено отдал и говорит:

— Ну, давай, пойдем!

— Нет, у меня нет пары[78] хорошей подвенечной.

Он пришел, пару ей принес.

— Нет, у меня нет шали хорошей под венец ехать. Принес шаль.

— У меня нет шубы хорошей.

Принес шубу.

— У меня нет ботинок хороших.

Принес ботинки.

— У меня нет бруслета.

Принес бруслет.

— У меня нет кольца: венчаться-то кольцо надо. Принес ей кольцо.

— Мне еще серьги надо хорошие, чтоб золотые, дутые. Он по серьги-то ушел, а девка назад пятками и убежала.

И все, что ей черт надарил, домой принесла.

А той, второй девке, завидно стало, что эта девка столько богатства нанесла.

Она пошла тоже в пустой дом прясть. Опять веретено упало, подхватил там его чертенок.

Говорит:

— Пойдешь за меня замуж — отдам веретено.

Она говорит:

— Пойду, Только у меня нет шали, нет шубы, нету бруслету, нету кольца, нету пары, нету ботинок.

Он ей все принес. Она одела. И он ее задавил.

Мужик женился, баба у него была упрямая. Мужик и говорит:

— Завтра поеду смотреть покосы, а ты со мной не езди. Выходит, а баба уже на возу сидит. Едут мимо поля, а там один лужок хорошо скошен. Мужик и говорит:

— Гляди, баба, как хорошо скошено, как ножницами пострижено.

А баба:

— Не пострижено, а выбрито.

Мужик подъехал к колодцу и говорит:

— Говори, что пострижено, а то утоплю в колодце.

— А хоть то же, но выбрито.

Бросил мужик бабу в колодец, а сам уехал. А в колодце жил черт. Баба как стала черта гонять: гоняла-гоняла, гоняла-гоняла. Черт стал маленький, как горошина, залез в щелку, а баба все равно его хлещет.

Наутро поехал мужик посмотреть бабу, а черт ему говорит:

— Мужичок, миленький, достань меня отсюда. Чем хочешь, заплачу.

Достал мужик черта из колодца. Говорит ему черт:

— Я пойду к пану, а ты приходи меня выгонять. Пришел мужик в корчму и сказал, что чертей умеет выгонять. Пан дал мужику пятьсот рублей. Пришел мужик к пану, выгнал черта. А черт пошел к другому пану, а мужику говорит:

— Ты за мной не ходи.

А пану уже сказали, что мужик умеет черта выгонять. И тот пан дал ему тысячу золотых, а потом говорит:

— Это ты сам чертей нагоняешь.

Черт ушел к третьему пану и говорит мужику:

— Ты за мной не ходи.

А пан зовет мужика выгнать черта. Мужик приходит, а черт говорит:

— Ты зачем пришел? Я ведь не велел тебе приходить.

А мужик говорит:

— Да я пришел тебе сказать, что та баба из колодца вылезла и бежит, говорит, что тебе еще хлеще будет, чем в колодце.

А тут мышь за окном «шир-шир». Черт испугался и убежал. А мужик получил от пана полторы тысячи золотых.

А черт убежал в болото. Так там и живет.

Один мужик на охоту пошел. А уже в этой деревне молва была, что охотники теряются. А это какой-то ушлый был мужик. Вот он сделал нодью[79], положил возле этой нодьи чурак и закрыл своим лазаном[80]. А сам ушел подальше. Глядит: идет мужчина. Пришел, раз стрельнул в это бревно, второй раз стрельнул. И говорит: «Десятого на стрелу». Уже десятого мужика убил, значит. Ну, а он там, охотник-то, сидит. Взял, нацелился в него и ранил. Тот бежит домой и кричит: «Ой, оса ожалила, оса ожалила». А кака зимой оса. А охотник по крови пошел за ним. Ну, тот добежал до дому до своева, забежал, посередь пола пал и умер.

Видит охотник: сидит на залавке такой же мужик. Он и в его стрельнул, тот тоже пал. Видит: другой точно такой же сидит на грядочках. Он опять стрельнул, тот опять пал. Жена выбежала на улицу, запричитала:

«За двоих выходила за нормальных мужиков, а за третьего за лешия, и опять житья не стало». Ну, охотник ей и говорит: «Ну, айда, я тебя за себя возьму замуж». И увел ее домой к себе. В самом деле, видимо, есть эти лешие.

Рассказывал когда-то мой отец. Было их три брата. Пошли они лесовать осенью. Задожжело. Слякоть. Спички у их замокли. Огонь надо достать, а огня нету. Че делать? Когды-ко полезли оне на елку, высоко полезли, глядят: не увидят где-ко огонек. Вот увидели: огонь горит, — они и пошли к этому огню. Когда-ко подошли к огню, там лешой лежит, вкруг огня-то обвился пять раз и лежит.

Первой-от брат подошел, лешой ему и говорит: «Скажи небывальщинку, тогда получишь огонь. А не скажешь небывальщину, то из спины ремень вырежу у тебя». Брат стал рассказывать: «Было, — говорит, — у нас такое: в одну ночь сорок однорядок намолотили, нажали». — «Ну, это все былое, — леший говорит, — давай, ложись». Вот у брата вырезал из спины ремень и отправил его без огня. Другой брат пошел, так же сходил. Тоже без огня пришел.

Потом третий брат пошел, мой отец. Он приходит: «Здорово, дедушко!» — «Здравствуй, добрый молодец. Зачем пришел?» — «Да вот, — говорит, — дедушко, пошли мы лесовать, спички замокли, огонек бы надо». — «Давай, — говорит, — сказку мне расскажи, небывальщину. Расскажешь — вырежешь у меня со спины вожжи и огонь получишь». — «Давай, — говорит отец, — дедушко, садись да слушай: я буду рассказывать тебе!» Восподи! Лешой вился да вился, развился. Он сидя-то выше лесу, а как встанет, так до неба вовсе. Ну, вот.

Стал отец рассказывать: «Была, — говорит, — у нас кобылица. Один раз мы поехали на ей в город. Ехали, ехали, вдруг кобыла у нас порвалася. Че делать? Далеко ишшо, воз большой. А тут береза растет рядом с трактом-то. Я березу достал, вырвал ее вместе с корнем, сшил эту кобылу и опять поехали. А береза в кобыле растет. Роста, роста береза, до неба доросла. Уперлась в небо. Лошадь ни взад ни вперед, никуда больше не идет. Че делать-то? Давай я лезти на небо-то. С топором лез, лез, там и прорубил дыру в небе-то. Дедушка, слушашь ли?» — «Слушаю, слушаю, добрый молодец». — «Че делать на небе? Я на небо залез и сделался там чеботарем[81]. Всем божонкам сшил по сапожонкам. Всем царицам сшил по рукавицам, а Богородице — коти[82], она не ходит никуды. Вот так. Прошло время-то — надо как-то слезать обратно. Я подошел к дыре-то, гляжу: там уж лошадь-то отошла с березой-то. Однако надо как-то спускаться. Я привязал к небу веревку — долгу веревку сделал, думал: хватит до земли. Стал по веревке-то спускаться, конец уж, а земли-то ишшо конца-края не видать. Но обратно не полезешь. Я взял да и опустился от веревки-то, да в болото, В болоте весь угряз. Дедушко, слушаешь ли?» — «Слушаю, слушаю, добрый молодец». — «А раньше волоса носили долже, не стригли, как у девок волоса были, у меня на голове-то свила утка гнездо. И насносила яйца утка-то. А горностай повадился воровать яйца из гнезда-то. Когды-ко налетели утка и горностай в одно время. Я схватил их двумя руками — они меня и вытащили из земли-то. Ну, вот тебе, дедушко, и небывальщина».