— Мне ничего не повредили, — поспешил я заверить жену. — Побили слегка, но особо не усердствовали.

Где наша дочь? Я безумно хотел задать этот вопрос и ещё больше страшился узнать ответ. Если Грейс осведомлена, где находится Мышка, лучше ей не говорить мне этого. Не знаю насколько стоек я буду, когда меня вновь начнут истязать, и снова подумал с отчаянием, что, если за жену примутся на моих глазах, воля может сломаться.

— Сядь, ты еле стоишь!

Мы оба опустились на тесную койку, прижимаясь друг к другу, стараясь поделить немногим уцелевшим теплом. Надежды на благоприятный исход у нас, скорее всего, не было. Я опять вспомнил Джеральда. Наверное, останься он тем, кого я видел на голограмме, лихим вольным капитаном пиратского корабля, стоило положиться хотя бы на его жадность, а теперь? Пока мерзкая жидкость не туманит его рассудок он нормален и хорош, но как только сваш отравит кровь в его венах, остаётся всего лишь пьяный вампир, от которого нет никакой пользы.

Лучше вообще ни на кого не рассчитывать. Будь я один, смирился бы с судьбой, но желание защитить Грейс и Мышку заставляло хоть краем сознания верить в шанс на избавление. Вампир был моим главным врагом, вампир же единственным другом. Правда, если на злодея я вполне мог положиться, такие не сходят с выбранного пути, потому что блеск золота заставляет забыть все приличия, то на соратника рассчитывать особо не стоило. Ему бы о себе не забыть попечься, что там о других!

— У нас почти получилось, — тихо сказал Грейс. — Я думала не найдёт никто, а Мышь — нет.

— Она?..

Грейс взглянула на меня значительно и покачала головой.

— Она знала.

Наша дочь действительно ведала многое такое, что восьмилетним девочкам понимать не положено. В ней словно существовал собственный мощный компьютер, с помощью которого она соотносилась с миром. Вот и сейчас она, скорее всего, почуяла беду, а почему не успела предупредить мать, судить теперь трудно. Предвидения иногда уводили Мышку не только в ментальные дебри, но и просто физически в другую точку пространства. Мы не раз заставали её в самых неожиданных местах, именно поэтому так трудно было скрыть от соседей, что наша дочь не вполне обычная девочка.

Постепенно, взрослея, Мышь стала убегать всё дальше от дома, а когда мы выговаривали ей, сходя с ума от беспокойства, что нельзя подвергать себя такому риску, поскольку в нашем мире беззащитного ребёнка подстерегает слишком много бед, она лишь смеялась и твердила, что всё будет хорошо, и никто её не обидит.

Мы с Грейс не особенно верили этим фантазиям, но раз за разом отлучки действительно не несли в себе урона для девочки. Иногда мы её отыскивали где-нибудь в городе, иногда она возвращалась сама, задумчивая, отстранённая, но всегда невредимая.

Как мы переживали бывало не зная, где наша дочь, как радовались этому обстоятельству теперь. Хватит у нас сил бороться или они иссякнут, мы не подведём нашу малышку, а она найдёт для себя выход. Она всегда справлялась, не сломается и теперь.

Мы долго сидели обнявшись, почти не разговаривая, просто наслаждаясь близостью, которая наверняка будет недолгой. Когда вновь распахнулась дверь, теснее прижались друг к другу, но нам всего лишь принесли еду. Незнакомый человек швырнул на стол две миски и поставил пластиковую бутылку с водой. Другой тюремщик, я не понял, человек или вампир дожидался в коридоре, поглядывая на нас безразлично. Как видно страховал товарища.

Все, кто попадался мне здесь, вели себя вот так — равнодушно. Люди, готовые пытать, а то и убивать, но ни на кого не держащие зла. Честно сказать, я не знал, к добру такое отношение или к худу.

От запаха пищи затошнило, я поначалу решил, что не смогу есть, но затолкав в себя первые ложки, постепенно ощутил сильный голод. Быть может и тошнило меня от недоедания.

Мы поели, легли обнявшись, более всего мечтая поговорить обо всём, что нас волновало и страшась, что установленные не пойми где микрофоны разберут даже шёпот. Шпионская техника всегда развивалась быстрыми темпами, потому что на неё находился спрос. От близости Грейс даже боль начала утихать, вдыхая родной запах я успокаивался и почему-то всё более начинал верить, что Мышь справится и без нас, а если мы без неё пропадём, так это ничего.

Дверь отворилась внезапно, когда я уже поверил, что где-то там наступила ночь и всю её нам дадут побыть вместе. Ещё успел подумать, что вряд ли принесли еду, кто же кормит никому не нужных пленников так часто, а невостребованность просто напрашивалась на признание. Едва Долиш потеряет надежду выйти через нас на Мышку, как тут же пустит в расход и повезёт нам, если нас просто пристрелят, а не отправят на корм его подручным. Медленно умирать, поставляя кровь вампирам не хотелось. Я знал, что многие люди охотно идут на это, но почему-то даже продажа в рабство не казалась такой мрачной затей.

Еду не принесли. Пришли на этот раз трое, и один из них схватил меня за шиворот и сдёрнул с нар.

— Идём!

Я попытался сопротивляться, скорее инстинктивно, чем сознательно, но не хватило сил. Железная рука буквально выбросила меня в коридор, а дверь захлопнулась, отсекая короткий крик Грейс. Меня потащили куда-то, опять же не зло, а просто перемещая с места на место потому что таков был приказ. Я решил подчиниться, тем более что справиться с этими здоровяками не мог, лишь жадно поглядывал по сторонам, надеясь хоть что-то увидеть, заметить, запомнить, чтобы сообразить где мы находимся, и нет ли возможности сбежать.

Двое шли с боков, третий иногда подталкивал в спину, никто не произнёс ни слова. Короткий коридор завершился массивной дверью и один из моих сопровождающих набрал цифровой код замка. Открылось помещение, квадратное и абсолютно пустое, лишь какие-то инструменты висели на одной из стен, а вместо противоположной я увидел решётки, да такие мощные, что брала оторопь. Я не сразу понял, что за ними располагаются камеры, и только когда меня втолкнули внутрь и заперли решётчатую же дверь, сообразил, что перевели из одной тюрьмы в другую.

Здесь тоже были нары и на них кто-то лежал. Я оглянулся, надеясь получить разъяснения, но провожатые уже исчезали. Щёлкнул замок и воцарилась тишина.

Я снова повернулся к новому сокамернику и тут одежда его показалась мне знакомой и давно не стриженные светлые волосы тоже. Холодея от дурного предчувствия, я подскочил к нарам и перевернул лежащего на спину. Тело повиновалось легко, весь он был как тряпичная кукла. Убедившись, что мои подозрения не беспочвенны, я едва не закричал в голос.

Моя последняя надежда, вампир Джеральд, валялся здесь в самом непотребном состоянии глубочайшего опьянения, а значит рассчитывать нам с Грейс больше было не на кого.

В уютной убаюкивающей темноте звучал крик, да и трясли меня самым бесцеремонным образом. Спать хотелось просто ужасно, а вот просыпаться не очень. Едва сознание неспешно подбиралось к границе реальности, как начинала бешено болеть голова, и я ярился, совершенно справедливо сетуя на несовершенство своего тела. Я вампир, с какой стати мне терпеть такую чисто человеческую забаву как боль?

— Джерри! — взывал какой-то нахал и теребил меня со злобной настойчивостью.

Встать, убить, потом завалиться снова. Только этот восхитительный план подвиг меня на открывание глаз. Надо мной маячило знакомое лицо. Вампиры или в себе, или не в себе, промежуточных состояний у нас не бывает, потому я сразу узнал Бориса и обиженно скривился: его убивать не следовало, потому что только он отделял меня от двух мелких проблем, которые тем не менее могли создать изрядные трудности.

— Борис, отвянь хоть на минуту, а то и насовсем засохни, — сказал я мучительно щурясь.

Череп словно сам собой раскалывался на мелкие дребезги, тряхнёшь головой — собирай их потом по всем углам. Давно мне не было так плохо, пожалуй, с того бешеного абордажа, когда прилетело не раз и не два, зато всё время по одному и тому же месту. Мы, конечно, победили, но долго и упорно мои кости становились на законные позиции, потому что голова и шлем слегка так перемешались в общую кучу.