Однако, все они требуют моего личного участия в процессе. Поэтому в интересах скорейшего раскрытия заговора против самого нашего сообщества, представляется целесообразным временно прекратить создание мне препятствий к освобождению.

Нет, я ни в коем случаю не ожидаю, что вы тут же пойдете на попятный и обрушите мне эту стену. Ее я сам проковыряю - зря, что ли, столько времени на нее убил! Но все же крайне не хотелось бы обнаружить за ней еще одну.

Я полностью опустошил сознание и замер на шезлонге. Есть надежда, что отцов-архангелов моя пламенная речь уморила не меньше, чем меня самого. Или что я им, по крайней мере, надоел. Лишь бы отвязались от меня. Хоть ненадолго. Пока я додумаю, как вытрясти Татьяну из ее раковины.

С отцами-архангелами я в детали вдаваться не стал из осторожности. Кто их знает, вдруг им захочется посмотреть, что я буду делать, если они без меня справятся.

Ладно, покривил я душой - знал ведь, что вернуть Татьяну назад к жизни может только ее любопытство.

Но и не соврал все же - разбудить ее любопытство никто лучше меня не умеет.

И рассчитал все правильно - наблюдателей ей лучше в укрытии пережить, а я пока освобожусь и вернусь к ней, как всегда, легкой походкой и с гордо поднятой головой. Она точно захочет узнать, как мне это снова удалось.

А не захочет - я с ней поругаюсь. А потом сразу начну мириться. Наших с ней примирений не то, что ее раковина - моя система ангельской защиты никогда не выдерживала.

Будущее, причем самое ближайшее, заиграло всеми цветами радуги. Эта радуга переливалась у меня перед глазами в конце каждого дня, когда я в изнеможении на шезлонг откидывался. После многочасового сверления стены взглядом, к которому я вернулся с таким энтузиазмом, что через пару дней в образовавшееся отверстие уже вся рука пролазила. До плеча. Потом голова мешала.

В конце каждого дня со мной связывался Стас, но ничего нового не сообщал. Татьяна оставалась все той же Снежной Королевой, а ее любопытство благополучно почивало где-то в самой глубине ее холодной сдержанности.

Для верности я и сам ее вызвал - она вообще не ответила. Вот я же говорил, что мое личное присутствие необходимо! Она и в инвертации меня космическим холодом обдавала, пока я к ней не прикасался.

При мысли, что скоро я смогу сделать это наяву, я вгрызся в стену почти перфоратором.

И на следующий день, когда совсем из сил выбился, снова попробовал с Татьяной связаться - сразу второе дыхание пришло.

А потом оказалось, что зря я темного гения так настойчиво к терпению призывал. Отцы-архангелы тоже вняли моему призыву. И дождались-таки момента, когда я обозначил мысленно ключ к раскрытию инкогнито заговорщиков. Хоть бы поблагодарили перед тем, как воспользоваться им! Без моего ведома.

Когда меня вызвал Стас и сообщил, что курс наблюдателей у Татьяны закончился, я даже растерялся. Да что же такое, святые отцы-архангелы, мы же, вроде, обо всем договорились! Окончание ее обучения должно совпасть с моментом, когда я смогу через стену протиснуться. Хоть как-то!

Когда Стас поведал мне, что ее ждет еще один курс - последний - я успокоился. Прошу прощения, святые отцы-архангелы, что усомнился в вашей верности достигнутым договоренностям! Я всегда знал, что вы в меня верите - мне как раз еще не больше недели осталось, чтобы не хоть как-то, а вполне уверенно вырваться на свободу.

Когда Стас добавил, что в Татьяне просматривается отличная самодисциплина, которая уже позволяет ей разделять личное и профессиональное и бесстрастно сосредотачиваться на поставленной задаче, я наконец-то расслышал нездоровое возбуждение в его голосе.

- На какой задаче? - насторожился я. - Чего ты от нее хочешь? Где у нее этот курс?

- Ты не поверишь! - уверенно заявил он.

- Я постараюсь, - пообещал я.

- У аналитиков, - выдохнул он почти благоговейно. - Мы уже с ней договорились, что она мне все, без купюр и перерывов, транслировать будет.

Минуточку, святые отцы-архангелы, зачем же так слепо моим словам верить? Я же о Татьянином любопытстве думал - зачем этот ключик ко всем без разбора примерять? Стасу он не подходит, у него уже другая стадия - просто одержимость какая-то аналитиками. Я надеюсь, вы хоть последних этим ключиком не завели? Они и так к Татьяне повышенный интерес проявляли во время ее учебы.

Я немедленно вызвал ее. Она немедленно ответила. У меня немного от души отлегло - точно, оттаяла, если на мой призыв откликается так, словно весь день его ждала.

Я от всей этой своей души попросил ее поверить мне на слово в том, что с аналитиками следует соблюдать особую осторожность. Она поставила это слово под сомнение. Вот кто Стаса за язык тянул? Что мне было ей рассказывать: как меня у них за гибрид камеры, диктофона и печатной машинки держали? Это Тоша бы таким отношением гордо похвастался, а я привык более сложные устройства персонифицировать. Которые на финальной стадии делают выводы из собранной информации и строят на их основании прогнозы.

Я попытался объяснить ей все это - немного сбивчиво, признаюсь: пренебрежение было настолько невиданным случаем в моей долгой и успешной карьере, что у меня слова едва находились для его описания. Она тут же вцепилась в мое упоминание об умении делать выводы.

Я вообще не понял, где Стас увидел в ней способность отделять личное от профессионального. В разговоре со мной она жонглировала ими с такой скоростью, что у меня глаза - и мысли вместе с ними - заметались дворниками на лобовом стекле машины. Во время бешеной грозы. Когда они с тропическими потоками водопада с небес уже не справляются.

Вот причем здесь бледная немочь? Какое мне дело, интересовал он аналитиков или нет? Мне главное было от нее их внимание увести! Почему к Игорю? Они на него уже переключились?! Фу ты, пока только на его подобие - могла бы и не ставить нашего сына на одну доску с этим недоразумением.

Вот спасибо - мне позволено не беспокоиться по этому поводу! В смысле? Чем это она сама займется? В этом случае мне не беспокоиться, а в набат бить пора!

Еще раз премного благодарен за милостивое разрешение освобождаться! А то я тут сидел и не знал, можно уже тюремные стены с запорами мизинцем сносить или еще нет. Почему только в конце курса? Что она устроит к тому времени? А я?

Ей кто дал право без меня устраивать и судьбу моего сына, и свою собственную? Зачем мне тогда вообще освобождаться? Кто ей право дал лишать меня счастливой вечности? И плевать мне, кто ей этот бред нашептал - кто ей право дал его слушать?

Я понял, что время набата прошло. Поздно звать на помощь. Это у нее интоксикация от накопившейся в затворничестве энергии. С которой никто, кроме меня, не справится. «Скорая» в таких случаях не помогает - нужен семейный доктор, досконально знакомый с историей пациента. Который ей пропишет смирительную рубашку на весь период транспортировки на землю. А там - заботливый и бдительный уход самых близких. Причем вечный.

Только сначала нужно доктора на волю выпустить. Вовремя. Я бросился на стену с утроенной силой - за всех участников своего светлого и счастливого будущего. Сознание сосредоточилось легко и привычно - но не полностью. Где-то на периферии его бродили картины будущего Татьяны и Игоря - без меня. Картины умрачались и множились. Скоро у меня от них так голова распухла, что никаким боком в отверстие в стене не проходила. Даже после в прямом смысле ударных попыток. Одна из которых оказалась слишком ударной…

Очнулся я, как от толчка. Судорожно вспоминая отрывки еще более страшного сна. Нет, толчок не один оказался - это у меня в голове запульсировало. Обрывки сна таять отказались и толпились среди других мыслей, толкаясь во все стороны. Сцепив зубы, я вернулся к стене.

Так я с ней еще никогда не сражался. И никогда еще не добивался меньшего результата. К картинам безрадостного, одинокого будущего, обрывкам полных пустоты снов, мыслям о всевозможных опасностях, подстерегающих Татьяну у коварных, расчетливых аналитиков, добавился ряд вопросов к Стасу. Вот нельзя было меня подключить к Татьяниной трансляции? Кто сказал, что ретрансляция невозможна? Кто-то пробовал? А если я сейчас попробую? Ох ты, а обязательно кулаком прямо в мозг?