- Ты … что сделала? - переспросил я, внимательно следя за ее губами, чтобы по ним ответ прочитать.

- Не прикидывайся глухим, - отчетливо выговорила она.

- Нашу историю? - еще раз уточнил я.

Она молча кивнула.

- Этой бледной немочи? - решил я исключить любую обмолвку.

Она поджала губы.

- Всю нашу жизнь? - все еще не мог поверить я. - Во всех ее подробностях? Которые еще вчера ты не хотела темному показывать?

- И что? - даже не покраснела она. - Ты же сам, по-моему, собирался ее всем направо и налево раздавать!

Вот я знал, что идея Марины рано или поздно мне боком вылезет!

- Так это же для пользы дела! - рявкнул я на обеих.

- И я для дела! - запальчиво воскликнула Татьяна.

Я похолодел. Судорожно вспоминая, не оставлял ли где, в пределах досягаемости Татьяны, телефон. Если они как-то связались, если они как-то сговорились, если они заявят мне, что это всего лишь логическое продолжение идеи Марины … которую я обещал реализовать…

- Для какого дела? - спросил я, прищуриваясь.

- Нам нужен Тень, - продолжила Татьяна. - Он может послужить ярчайшим примером того, к чему приводит сокрытие истины в отношении наших детей.

- Мы не знаем, зачем он здесь появился, - напомнил я ей.

- Вот именно! - обрадовалась она так, словно я поддержал ее. - Мы ничего не знаем. О прообразе Игоря, между прочим. А Тень нам может об этом рассказать. Памяти его почему-то не лишили. И в ней он теперь все иначе видит. И готов помочь нам облегчить жизнь Игоря.

- А тебе не кажется, что это подозрительно? - ухватился я за еще одно соображение. - Тебя заставили забыть об Игоре. Потом вдруг его прообраз, как ты изволила выразиться, рядом появляется. А потом ты с ним вдруг теснейшим образом общаться начинаешь.

- Не я, а мы, - поправила она меня. - Тебя сюда направили нашу группу изучать? Вот и изучай самых ярких ее представителей.

Откуда она узнала, что я намеревался отличницу из нее сделать?

- А я ведь все также ничего не помню, - широко раскрыла она глаза. - И с ним я еще и раньше общалась, а потом ты появился. И если ты за мной ухаживаешь, то тебе должно быть интересно мое окружение.

Я вообще дар речи потерял. Это она мне, что … мыльную оперу здесь предлагает? Ей первого дурацкого спектакля мало было? Хотя недоумкам-внештатникам должно понравиться.

= И вообще, - продолжала тем временем Татьяна, - я самую главную часть дела сделала. И он мне поверил. Теперь ты давай подключайся. Ты же, в конце концов, прирожденный психолог! Если уж ты с Игорем в конечном счете общий язык смог найти… - Она привстала на цыпочки и глянула куда-то поверх моего плеча.

Последним усилием воли я попытался вжать в это плечо голову, но она как будто сама повернулась.

От подготовительного центра, через пустое пространство до леса, к нам направлялось это бледное недоразумение. Не быстро, но целеустремленно. Пристально глядя в нашу сторону. С выражением ожидания на лице.

Святые отцы-архангелы, за что? За что мне еще одна работа?!

Глава 10. Штаб

Самое интересное в любой операции начинается после ее запуска. Как бы тщательно ни прорабатывался ее план, как бы скрупулезно ни прописывались все ее стадии, как бы детально ни инструктировались все ее участники - как только дается команда «Старт», появляются новые, непредвиденные входящие. И все согласованные и выверенные планы А, Б, В и так далее отходят на второй план - действовать приходится по ситуации.

Именно эту необходимость быть всегда готовым к импровизации я и ценил больше всего в своей работе. За кресло свое я никогда не держался, как за трон - оно мне, скорее, представлялось центральной позицией в командном пункте, в который стекается вся информация и в котором принимаются окончательные решения.

Хотя, не скрою, и вес оно мне давало в аргументации своего видения этих решений, и возможности надавить, по необходимости, для их реализации.

Нет, осознание важности работы моего отряда тоже всегда присутствовало, но вот этот элемент непредсказуемости придавал каждой операции привкус личного вызова. А ее успешному завершению - ощущение чемпиона, в который раз отстоявшего свой титул.

Так и нес я этот титул непревзойденного стратега много лет, пока не направили меня однажды на операцию к этим психам на земле. Главной непредвиденной вводной в которой оказался Анатолий. Самое смешное, что он к ней вообще прямого отношения не имел - мне нужно было прикрыть другого хранителя, Тошу.

Однако, как выяснилось впоследствии, Анатолий был свято убежден, что имеет самое непосредственное отношение ко всему, что происходит в радиусе пары сотен километров от него. Я такой мании величия даже у внештатников не наблюдал. Неудивительно, что его вечно окружала зона турбулентности, в которую затягивало всех, кому не повезло рядом оказаться. Даже меня.

Операцию с мелкими я просчитал особо тщательно. Не давала она мне покоя, поскольку не было у нас объективных причин для столь решительного вмешательства, но чуть ли не впервые мне было велено держать свое мнение при себе. А также любые детали ее разработки.

Зря они это сделали. Высшая воля - это, конечно, святое, но к ее исполнителям не мешало бы с уважением относиться. Не идут в ногу слепое следование приказу и эффективность его исполнения.

А там был и еще один момент, который меня напряг. Вокруг мелких у нас уже давно брожение шло - вспомнить хоть, сколько свидетелей захотели дать показания против наблюдателей, когда те на открытом процессе попытались с этими мелкими разделаться. А тут указание вывести их из игры дают мне всего два члена Высшего Совета. Да еще и требуют режима максимальной секретности.

Отказаться я не мог. Сдать полномочия - нет проблем, но свято место пусто не бывает. Я спланировал операцию так, чтобы лишить мелких сознания на минимально возможный срок. Чтобы целители просто не успели им радикально память почистить. Я даже пошел на то, чтобы окольными путями людей предупредить, чтобы они при известии об аварии в панику не ударились. С ангелами контактировать мне прямо запретили, но они должны были догадаться, что ни о чем необратимом речь не идет.

И все же что-то грызло меня. И тоже особо въедливо. Строя план операции, я столько возможных проколов в голове перебрал, что волноваться, казалось, было не о чем. Я бы и не волновался, если бы уже отправленный мной в путь грузовик двигался куда угодно, только не в направлении этих психов.

Когда мне позвонила Марина, я был уверен, что, несмотря на твердое обещание мне, Татьяна все же рассказала Анатолию о моей операции. Но как ему удалось затащить ее в эту машину вместо мелких, если она знала, что эту машину ждет?

Изменить я уже ничего не успел. Татьяна трубку не сняла, а Анатолий процедил мне, что занят, и отключился. Я мысленно связался со старшим группы.

- Отбой. Грузовик на обочину и назад, - отдал я уже единственно возможный приказ.

- Да в этом снегу не разберешь, где дорога, а где обочина, - напряженно ответил он.

- Сейчас буду, - пресек я дальнейшие разговоры.

Все решилось в ту долю секунды, которая мне потребовалась, чтобы материализоваться в кабине грузовика. Доклад группы мне не понадобился - через лобовое стекло, в бешеной снежной круговерти, я увидел внизу хорошо знакомую мне машину. Развернутую в сторону и покореженную.

Я вывалился из кабины и буквально наощупь добрался до машины Анатолия - глаза слепило снегом и ноги расползались на каждом шагу. Рванув на себя водительскую дверь, я увидел, что Анатолий - без сознания. А вот с Татьяной было все - удар пришелся с ее стороны.

Если бы не она, я бы оставил все, как есть. И в рапорте указал бы причину срыва операции. А там пусть этого зарвавшегося кретина судят, дисквалифицируют, сажают, распыляют … от бешенства мне в тот момент все равно было. Если он с моими ребятами разбираться поехал, какого лешего человека под удар подставлять было?!

Но Татьяну по протоколу ожидало возвращение на землю. На еще одну жизнь. Где, когда, в каком облике - неизвестно. Вот пусть и ищет ее до посинения, со злостью подумал я, лишь бы от меня подальше.