Все опасались вступления в Рейнскую область, предрекая интервенцию союзников, - он ввел туда войска, и ничего не случилось.

Все предупреждали его против аншлюса Австрии, - он сделал это, и ничего не случилось.

Призывали проявить сдержанность с Чехословакией, - он слопал ее, и ничего не случилось.

Предсказывали страшную конфронтацию с англо-французским блоком при нападении на Польшу, - но объявленная союзниками война оказалась блефом и не помогла Польше, разодранной в считаные дни.

А блеф союзников окончился падением Франции, притом в сроки, каких в мире никто не смел предвидеть. Молниеносно!

Под его знаменами они совершили такие подвиги! Он выпустил их на простор, он давал им шансы, один за другим. Конечно, об этом не говорят вслух, - но у какого профессионала не забьется сердце от таких возможностей? Молниеносная кампания в Польше. Молниеносная кампания в Европе. Почему не быть молниеносной кампании в России? Франция разве не казалась непобедимой?

Один из компонентов успеха - уверенность лидера. Гитлер накачал их уверенностью, что Россия - колосс на глиняных ногах.

Был ли он убежден в этом? Не вполне. Против Сталина у Гитлера не было выхода. Нападение СССР на Германию в любой удобный для Сталина момент -секрет для предубежденных историков, но для фюрера это секретом не было. Опережения было не миновать.

Да, захват европейской территории СССР на протяжении одной летней кампании был авантюрой. Но и авантюры завершаются триумфами. Безумные предприятия. В сущности, дело нередко сводится к одному: достаточно ли предприятие безумно, чтобы стать успешным?

План, предложенный Гитлеру на утверждение 5 декабря 1940 года, был именно таков. Безумие его было гениально.

Но гений не любит правок, а Гитлер утвердил план с поправкой.

С единственной. И - фатальной.

Западные районы СССР расстилались перед вермахтом, как сцена грандиознейшего в истории военного спектакля. Погода сияла. И тот, кто задумал и осуществлял все это, трепетал, но предвкушал зрелище. Он был обречен опытом Наполеона.

Парадокс? Отнюдь. От уроков великих людей отрешиться не просто, и участь Наполеона, сломившего свое могущество в Москве, пугала. Гитлер решил сделать свою кампанию отличной от наполеоновской. Чем, бысторотой? Наполеон проделал путь от Березины до Москвы за три месяца. Новые средства ведения войны позволяли сделать это быстрее. Но главное отличие своей кампании от наполеоновской фюрер полагал не в быстроте - в глобальности. Выход до зимы на линию Астрахань-Архангельск. Завершение кампании до холодов захватом не Москвы, а всей европейской территории СССР. Лишить страну армии, промышленного потенциала, людских резервов, нефтяных ресурсов, и притом отсечь ее от внешнего мира.

Жуков еще в 1942 году со свойственным ему военным лаконизмом сказал Илье Эренбургу: "Немецкую армию развратила легкость успехов." Этот скупой анализ требует внимания не только потому, что сделан Жуковым, но и по сумме обстоятельств. Победы начала войны следовали за кампаниями в Польше, Франции, Норвегии, Греции, Югославии. Они вскружили много голов. И Гитлер, завороженный губительным захватом Москвы Наполеоном, отодвигал Москву в пользу фланговых операций. Пожалуй, все же не учитывал того, на что делал ставку генерал-майор Маркс, - что в наполеоновские времена Москва не была столицей, а теперь стала. Фюрера и многих из его окружения восхитила резвость вермахта и отрешиться от геополитического взгляда на кампанию они не сумели.

Великая Армия Наполеона погибла потому, что война в России ее не питала, как кампании в Европе. В Европе армия жирела, а в России фуражиры не справлялись с трудностями, обусловленными узким фронтом вторжения и единственной коммуникацией, терроризированной к тому же партизанами.

Война должна кормить себя! Захватывать территории! Уничтожать население! Лишать врага людских резервов, промышленности, сырья, дорог!

Как-то все показалось возможно. Бравурный марш вермахта в июне причинил роковое решение, принятое Гитлером и приведшее его к быстрому поражению в войне, которая могла быть выиграна или, что вероятнее, тянулась бы очень долго.

Объяснение этому последует. Пока отметим, что фюрер отчетливо - быть может, даже слишком - понимал вовлеченность в войну с Британской империей, поддерживаемой Америкой. Уж там-то дело годичной кампанией не обойдется. Ресурсы нужны, много ресурсов. А они в России.

А в схватке с Россией - с Россией! - фюрер ввел в игру все козыри сразу. Более того, с успехами на Восточном фронте он велел снизить уровень военного производства, а плоды его (например, танковые моторы, они годились и для моделей, находившихся в разработке) в распоряжение действующей армии по ее запросам не передавал и складывал про запас, на будущее. Он, кажется, последним из всех понял, что, не выложись с Россией тотально с начала, никакого будущего не видать.

Имелись и тонкости.

Наполеон полагал, что единственный генерал у русских - Багратион. Вторгшись, обнаружил недюжинного Барклая, Раевского, Дохтурова, стойких Тучковых, Коновницына… Оказалось, что имен у русских не было, а генералы были. Но цари не чистили армию, а фюрер не поверил в капитальность сталинской чистки: ведь Халхин-Гол состоялся уже после чистки. И, хотя затем последовала жалкая финская кампания, фюрер при осуществлении "Барбароссы" требовал равномерного наступления, без выступов, которые вызвали бы у русских соблазн отсечь их. Он панически боялся клещей.

На деле летом 41-го вермахт мог воевать смелее.

В книге воспоминаний маршал В.И.Чуйков утверждает, что взять Берлин и окончить войну в феврале 45-го года помешала боязнь флангового удара со стороны северной группировки вермахта. Со временем, вероятно, и этот вариант будет обкатан историками-компьютерщиками, но несомненно, что в 45-м советские армии воевали куда академичнее и с меньшим риском, чем в 41-м или 42-м. Если даже рассуждения Чуйкова о возможных сроках взятия Берлина и были верны, то на результате войны эта академичность советского командования не сказалась.

Академичность фюрера стоила нацистам победы.

Беглого взгляда на карту СССР достаточно, чтобы вызвать сомнения в реальности захвата территории, намеченной к захвату на протяжении летней кампании 1941 года по линии Волга - Кама - Северная Двина. Разве думать, что, дескать, до сих пор мы будем наступать, перемалывая советские армии, а дальше армий уже не будет, настанет коллапс власти, и мы уже не наступать будем, а, так сказать, распространяться. Насаждать комендатуры и ликвидировать партийных функционеров. И все.

Потом генералы станут печаловаться, что пошли на поводу у Гитлера. Скажут, что предвидели: "… предстоит кампания на обширной территории с суровыми климатическими условиями, со слаборазвитой сетью дорог, с многочисленным и любящим свою родину населением…"

Вот уж это и впрямь такое размахивание кулаками после драки!

Откуда сетования по поводу дорог, если подготовка настолько была небрежна, что разведка не удосужилась пройтись по этим дорогам? (А возможности были!) Откуда это любящее свою родину население там, где речь шла о конгломерате? Так, в конечном итоге, можно назвать любую империю, но конечный итог редко наступает вследствие войны, напротив, война, как правило, сплачивает конгломераты. Рим - яркий тому пример. Кстати, этот парадокс был предусмотрен? Как? Уничтожением евреев? Приказом о комиссарах? Провозглашением славян недочеловеками?

А погодные условия? Первый же легний ливень помешал вовремя закупорить котел у Минска, чем вызвал расстройство Гальдера и истерику фюрера. К чему же упоминание о климате в мемуарах генералов, которые уразумели смысл русского слова распутица лишь вытаскивая ноги из собственных сапог, а солдаты оказались раздеты перед лицом зимы, а основной тягловой силой вермахта стал в конце концов миллион лошадей, гибель которых, кстати, еще одна трагедия войны, просто она тонет в гибели десятков миллионов людей? А как учитывалось то, что победы даются, но лишь ценой обучения битых? что бьющие и проморгаться не успевают, как получают ответный удар? Это принималось во внимание? А расход горючего на русских дорогах? А расход горючего на перевозку того же горючего на плече, постоянно возраставшем по мере продвижения?