Родопис 1 Там далеко-далеко, где навис очарованный лес, Где купается розовый лотос в отраженной лазури небес, Есть преданье о нежной Родопис, приходившей тревожить волну, Погружать истомленное тело в голубую, как день, глубину. И орел, пресыщенный звездами, совершая заоблачный путь, Загляделся на кудри Родопис, на ее лебединую грудь. И сандалию с ножки чудесной отыскав меж прибрежных камней, Близ Мемфиса, в сады фараона полетел он с добычей своей. Под ветвями кокосовой пальмы раззолоченный высился трон, Где свой суд пред толпой раболепной самовластно вершил фараон. И орел над престолом владыки на минуту помедлил, паря, И бесценную, легкую ношу уронил на колени царя… И царицею стала Родопис, и любима была – потому, Что такой обольстительной ножки не приснилось еще никому… Это было на радостном Юге в очарованном мире чудес, Где купается розовый лотос в синеве отраженных небес. 2 Каждый вечер, на закате Солнца гневного пустыни Оживает и витает Призрак, видимый доныне. Призрак Южной Пирамиды, Дух тревожный, дух опасный, Вьется с вихрями пустыни В виде женщины прекрасной. Это – царственной Родопис Вьется призрак возмущенный, Не смирившейся пред смертью, Не простившей, не прощенной. Скучно женщине прекрасной, Полной чарами былого Спать в холодном саркофаге Из базальта голубого. Ведь ее души могучей, Жажды счастья и познанья Не сломили б десять жизней, Не пресытили б желанья. И душа ее мятется Над пустынею безгласной В виде женщины забытой, Возмущенной и прекрасной. Энис-эль-Джеллис В узорчатой башне ютился гарем Владыки восточной страны, Где пленницы жили не зная, зачем, Томились и ждали весны. Уж солнце склонялось к жемчужной волне, Повеяло ветром и сном. Неведомый рыцарь на белом коне Подъехал и – стал под окном. Он видел, как птицы, коснувшись окна, Кружились и прядали вниз. Он видел – в гареме всех краше одна, Рабыня Энис-эль-Джеллис. Уста молодые алели у ней, Как розы полуденных стран. Воздушней казался вечерних теней Ее обольстительный стан. На солнце пушистые косы вились, Как два золотые ручья. И рыцарь воскликнул: «Энис-эль-Джеллис, Ты будешь моя – иль ничья». И солнце в ночные чертоги свои По красным сошло облакам. Да славится имя бессмертных в любви, — Оно передастся векам. Разрушена башня. На темной скале Безмолвный стоит кипарис. Убитая, дремлет в холодной земле Рабыня Энис-эль-Джеллис. Шмель
O Belzebub! O roi de mouches qui bourdonnent[3] из старого заклинания О Вельзевул, о царь жужжащих мух, От звонких чар меня освободи! Сегодня днем тебе подвластный дух Звенящий яд разлил в моей груди. С утра, весь день, какой-то красный шмель Гудел и ныл, и вился вкруг меня. В высокий зал и в теплую постель Он плыл за мной, назойливо звеня. Я вышла в сад, где желтых георгин Разросся куст и лилии цвели. Он надо мной, сверкая, как рубин, Висел недвижно в солнечной пыли. Я сорвала немую иммортель И подошла к колодцу. Парил зной. За мной следил докучный, звонкий шмель, Сверлил мой ум серебряной струной. И под жужжанье тонких, жгучих нот Я заглянула вглубь. О, жизнь моя! О, чистый снег нетронутых высот, — Чтo видела, чтo угадала я! Проклятый шмель, кровавое зерно Всех мук земных, отчаянье и зло, Ты мне открыл таинственное дно, Где разум мой безумье погребло!.. И целый день ждала я, целый день, Что мрак ночной рассеет чары дня. Но мрак растет. За тенью реет тень; А звонкий шмель преследует меня. Я чуть дышу заклятия без слов. Но близок он – и бешенством налит, Летит ко мне в мой розовый альков И тонким гулом сердце леденит. В глазах темно. Дыханье тяжелей. Он не дрожит пред знаменьем креста. Как страшный дух оставленных полей, Раздутый ларв, он жжет мои уста. Но с ужасом безумья и тоской Нежданно в грудь ворвался алый звон, Как запах роз, как царственный покой, Как светлых мух лучистый легион. О, Вельзевул, о царь жужжащих пчел, От звонких чар освободи меня! Пурпурный цвет раскрылся и отцвел, И пышный плод созрел под зноем дня. вернутьсяО Вельзевул! О царь жужжащих мух! (фр.). |
