– Я не предатель. Я за город воевал.
Щетинкин остановился у окна и, глядя в него, сообщил:
– Вы предатель, Ерхов, а вдобавок ещё идиот. Иначе уже сообразили бы, что раздражать меня не следует, а напротив, следует способствовать раскрытию преступлений. Чтобы хотя бы в гроб лечь, так сказать, наиболее похожим на себя. Хотите?
Сашка молчал.
– Итак, я даю вам ещё пару минут, чтобы собраться с мыслями. А потом начнёте с того времени, как учились в Корпусе. И подробно расскажете, как, когда и кто впервые подал вам идею начать работать на Энск. Врать не советую, потому как показания Ветрова у меня уже есть.
– Какие показания? – Сашка смотрел Щетинкину в спину. Тот не поворачивался, будто продолжал говорить с кем-то стоящим за окном.
– Подробные, естественно. Сдал вас дружок. Это только вы что-то за него переживаете. А зря. Редкая сволочь этот Ветров. Перебежчик, убийца, дружбу не ценит. Словом, ничего святого в человеке. Заплати ему – он и вас, пожалуй, задушит, глазом не моргнув.
– Вы всё врёте! – крикнул Сашка. – Илья ни в чём не виноват! Он бежал в Энск искать своего отца. Его просто обманули!
– Вот это номер… – следователь повернулся и посмотрел на Сашку с любопытством. – А вы, Ерхов, ещё и скандалист. Знаете, в нашем заведении принято говорить на полтона тише.
Сашка опустил голову. Всё было бесполезно. Всё, что бы он ни сказал, разбивалось об этого человека с добрыми глазами… Сашка почувствовал, что невероятно устал. Хотелось спать. Щетинкин стоял неподалёку, покачиваясь с пятки на носок и будто потеряв всякий интерес к допросу. Но ведь так не должно быть! Его не должны обвинять в том, чего он не делал! Сашка мотнул головой, собираясь с мыслями. Нельзя расслабляться, нельзя впадать в панику. Даже Катя говорила, что, когда человек прав, он может доказать свою правоту. Надо только спокойно и логично всё объяснить. И Сашка попытался сделать именно так.
– Вы всё перепутали, – сказал он следователю. – Вы заранее считаете нас преступниками, а это неверно. У нас в Корпусе нашёлся какой-то офицер, я не знаю кто, который обманул Илью. Илья вовсе не предавал город, он никаких секретов не знал. И я не предавал, честно. Просто он мой друг. Я его раненого в степи нашёл. Вот вы бы бросили раненого друга?
– Ну, Ерхов, мои друзья по степи туда-сюда не бегают, – Щетинкин побарабанил пальцами по подоконнику.
– Я ведь знал, что он не мог ничего плохого сделать. Поэтому пустил его в бригаду. Разве кому-то мешало, что он с нами в развалинах жил?
В дверь постучали и, не дожидаясь разрешения, открыли. Вошёл пожилой мужичок в сером лохматом свитере.
– Что, гнида штурмовая, попался?! – накинулся он на Сашку. – Скоро вас всех, чернорубашечников, разгонят к чёрту!
– Да успокойся, Сёма, – сказал Щетинкин.
– Чего успокойся, дай я врежу ему по харе.
– Не надо пока. Лучше познакомься: Александр Ерхов, бывший кадет, ныне командор штурмовой бригады. Во карьера – да, на зависть. Заметь, каких олигофренов Корпус выпускает: два слова связать не может, кроме «дяденька, я не виноват». Казалось бы, учат языкам, всякому такому, а он…
– Издевается, поди, дай я ему за ухом кулаком почешу.
– Нет, я его ещё не допросил. Загнётся до протокола, потом мы Тоффельту замучаемся объяснительные писать, за что его собачонку пришибли, – объяснил Щетинкин.
– Тоффельту скоро крышка, – зло бросил Сёма, уже выходя. – Я тогда их, гадёнышей, всех руками разорву.
– Не обижайтесь на моего коллегу, – сказал Щетинкин, когда дверь закрылась. – У него штурмовики дочь изнасиловали. Поэтому он им мстит. Хотя, честно говоря, никто здесь вашего брата не любит… Ну так на чём мы с вами остановились? Ах да, на том, что вы с Ветровым – честнейшие люди и никакого вреда от вас не было. Да… А врать-то вы, Ерхов, не умеете… Вот у меня был один парнишка под следствием, девушкам пальцы отрубал, но зато как врал перед смертью – образованному человеку приятно послушать, а вы… Сразу видно: штурмовик-дебил. Ни фантазии, ни, простите, ума.
– Я ни слова не соврал.
– Да-да, – покивал Щетинкин. – Просто у вас память плохая. Мы уже на эту тему беседовали. Хорошо, придётся мне всё рассказать. Итак, некий тренер по рукопашному бою Герман Медков решил установить связь с Энском и выбрал для этого двух кадетов: Ветрова и Ерхова. Те, конечно, согласились. Не знаю, за деньги или просто шпионской романтики захотелось. Во время учений на территории, максимально приближенной к позициям энских войск, Ветров с пакетом, содержащим важную информацию, покинул роту. А Ерхов его подстраховывал. Про сомнительную отмазку с помощью якобы сильного удара по голове рассказывать? Вижу, сами помните. Тогда далее. В Энске Ветров сотрудничал с их властями, готовясь быть заброшенным обратно к нам. Я уж не знаю, как вы с ним связывались, но это надеюсь как раз услышать от вас, Ерхов. Во всяком случае, о том, чтобы встретиться в районе Южного форпоста, вы договорились. Ветров даже форму штурмовика надел. Подстраховался. Но тут ему немного не повезло. Шальная пуля. Бывает… Но вы погибнуть своему коллеге не дали. Привезли в лазарет, а позже привели в бригаду. И даже вооружили обрезом, когда Ветров собрался застрелить Медкова. Вот тут у меня ещё один вопрос: с какой целью? Только сказку о ненайденных родственниках не надо повторять. Слышал не раз. Дохлая история. Вы же не думаете, что в УБ идиоты работают – всему подряд верить?
Сашка замер. Илья застрелил тренера по рукопашному бою. Вот какие счёты были у него в городе! Но всё остальное – какой бред!
– Ну, Ерхов, – напомнил о себе следователь, – я дождусь от вас связной речи? Про все ваши, хм, контакты. Мы, кстати, некоторые из них просчитали. Кто там ещё входил в вашу преступную организацию? Капитан Краев, верно? Ну не вздрагивайте так энергично. Думали, не догадаемся? Напрасно. Вы, кстати, не так давно были у Краевых дома. Хотя сам капитан погиб. С какой целью? Кто ещё вам помогал? Его жена? Дочь? Я уже написал им повестки. Приглашаю завтра к себе.
– Не надо! – выдохнул Сашка. – Они тут ни при чём! Я ходил к Кате Краевой, потому что она мне нравится.
– Нравится? Ещё лучше. Тогда вы, несомненно, не допустите, чтобы она к нам попала. Рассказывают о нашей организации всякие страсти, девушка может разволноваться…
– Я не знаю, что говорить. Я ничего не делал, – повторил Сашка безнадёжно. – Вы хоть скажите, в чём я должен признаваться.
Щетинкин вздохнул.
– Вы ерунду, Ерхов, несёте. Можно подумать, что я злодей какой-то, а вы невинный агнец. Нет, господин штурмовик, вспоминать и рассказывать будете самостоятельно. Вот переночуете в камере, всё обдумаете и изложите. А чтобы лучше вспоминалось, я вам организую одну интересную встречу.
Щетинкин выглянул в коридор, что-то крикнул и зашёл обратно. Сашка смотрел на него, ожидая уже чего угодно. Хотя одно, пожалуй, стало ясно: пока он, Сашка, ничего не рассказывает и не подписывает, его не расстреляют. Потому что у Конторы и Тоффельта какие-то счёты. Только выдержит ли он? Приведут Катю, начнут задавать вопросы, она станет плакать… А вдруг её ударят? Сашка помотал головой. Слишком ужасно, чтобы об этом думать.
Дверь открылась, и охранник ввёл Илью. Вид его заставил Сашку содрогнуться. Сашкина куртка, в которой ходил Илья, была разорвана, во многих местах перепачкана кровью и грязью. Кисти рук, будто переломанные, безвольно болтались. Вместо знакомого лица Сашка увидел сплошную черно-красную кровавую корку. Только глаза были такие же синие, как и раньше. Кажется, Илья не понимал, куда его привели и зачем. Он отрешённо смотрел на штору и молчал.
– Вот, – гордо сказал Щетинкин, – смотрите, как работает наша служба: бьют жёстко, но бережно. На человеке живого места нет, а он ходит, даже говорить, наверное, может. Ветров, – позвал он Илью, тот вздрогнул и пошатнулся, потом оторвал взгляд от шторы и посмотрел на следователя. – Знаете вы этого человека? – Щетинкин показал на Сашку.
Илья долго смотрел на него, словно пытаясь припомнить, кто же это такой, потом одними губами шепнул:
