— А врач, что будет слушать?

— Нет, врач сначала подтвердит, что вы прибыли официально, а потом посмотрит ваши документы и пойдёт звонить майору Николаеву, который должен будет подтвердить вашу личность, в частности, передать какой-нибудь вопрос, ответ, на который знает только настоящий сержант Храмцов, а не убивший его вражеский агент. Согласны, что моё предположение не лишено смысла?

— Ну… Наверно, но это же время…

— Десять — двадцать минут — это не смертельно…

В общем, минут двадцать объясняли, что от неё требуется Полине, потом она ходила и вернувшись красная что-то шёпотом у сержанта спросила, а после торжественным голосом, как наверно объявляет о совершении таинства брака священник с амвона провозгласила, что личность и полномочия сержанта Госбезопасности Храмцова она подтверждает полностью! А сержант ещё наверно первые полчаса нашей беседы-опроса явно чувствовал себя не в своей тарелке…

А мне пришлось напрягать память и со всей возможной дотошностью вспоминать весь наш рейд и последующую лодочную эпопею. Он задавал много дополнительных вопросов, и просидел часа два, пока я не стала отключаться от усталости и его не выгнала тётя Клава, которая зашла сделать очередной болючий вечерний укол и увидела моё состояние. Оказывается, она увидела полоски от слёз и решила, что это меня такую маленькую сержант до слёз довёл, вот и выставила его, упирая в него свои немалого размера груди. В общем, продолжение опроса перенесли на завтра, чему я была несказанно рада и провалилась в сон, без обещанного кино.

Назавтра после перевязок и кормлений наша беседа продолжилась. Он исписал наверно пару десятков листов мелким убористым почерком и отстал от меня, только вечером, когда я всё это перечитала и подписала каждый лист своих показаний. Расставались мы уже почти приятелями, он из особого отдела штаба и ему по поручению-просьбе начальника разведки приказали взять показания у одного из выживших и вернувшихся из разведвыхода. О целях и сути в общих чертах его проинформировали, поэтому опрашивал он меня довольно предметно…

Дальше потянулись несколько дней больничного ничегонеделанья. Однажды продолжилась эпопея с Зинкой, которую я уже видела мельком в дверном проёме, такое мелкое чудо с торчащими из-под колпака рыжими косицами, и покрытое конопушками наверно целиком. Я и сама не очень крупная, но этот галчонок, или даже больше синичка была меньше меня как ростом, так и в объёме, и при этом действительно несла в себе заряд какой-то неуёмной стихийной стремительности. По её просьбе как-то пришедшая тётя Клава завела разговор:

— Дочка! Ты уж на бестолковку глупую не серчай сильно! Она девка то хорошая, халда, конечно, но по молодости это…

— Тёть Клава! Это вы про что сейчас говорили?

— Так, упросила меня это чума рыжая, чтобы я за неё у тебя попросила, как к тебе следователь то приехал и два дня вы с ним шептались, а главное, как ты его чуть не выгнала и Игнатьевну гоняла в штаб куда-то, так она тебя теперь ещё больше боится…

— Это вы про Зинку, что ли?

— Так, а про кого ж…

— Тётя Клава! Вы же сами знаете, что ничего я против неё не имею! Вы же сами решили её повоспитывать…

— Так, то оно так… Да следователя то ты чуть и правда не выгнала, а звание то у тебя совсем малое, а он и не пикнул, даже когда я его из палаты гнала… А они из НэКыВыДы своей уж дюже наглые все, я видала и чуть что не так, в морду кулаком, а тебя вон как опасается… Я уж теперь и сама то не знаю, что думать…

— Тёть Клава! Ну, вы же умная серьёзная дама, просто пришёл и представился не по форме, вот я его и поймала на нарушении. А Полину Игнатьевну не гоняли. А очень вежливо попросили сходить и позвонить, чтобы уточнить, что я могу рассказывать, а что нет, я ведь подписку о неразглашении секретов давала. А следователь настоящий и человек оказался хороший… Вы уж успокойте Зинку вашу…

Как-то зашёл разговор, про положение на фронте и Сосед в ступор впал. По его словам, окружение с юга уже должно завершено быть, а тут уже седьмое ноября на носу, а немцы кольцо блокады ещё не замкнули. Оказывается, на лужском рубеже немцев встретили подготовленные войска и даже сдерживали войска Линдемана и фон Кюхлера почти месяц, пока они не нащупали стык наших войск и внезапно не прорвали нашу оборону. Ну, не умеют ещё наши командиры вести маневренные действия. Наглухо встать в обороне, особенно с опорой на подготовленные позиции получается и обороняются стойко, но вот противостоять манёвру сил и массированному точечному прорыву с использованием артиллерии, авиации и танков не выходит никак. А когда в тылу наших порядков стала резвиться танковая маневренная группа, вся наша оборона посыпалась. А немцы после опыта первой мировой так боятся влипнуть в тупик позиционной войны, что очень шустро начинают искать уязвимые места и прорывают оборону, пока она не нарастила глубину и мощь. Но пока отступающие сдерживают натиск немцев как умеют, и сейчас тяжёлые бои идут под Чудово и Любанью, а Новгород наши оставили с тяжёлыми боями. В направлении Ленинграда бои в районе Волосово и немцы рвутся к Гатчине, но их пока сдерживают. Как сказал Сосед, в его дилетантском понимании, события разворачиваются не так как в его истории и нельзя исключить, что наши письма сыграли свою роль.

В Ленинграде за несбережение стратегических запасов продовольствия сняли Жданова, вернее его понизили до уровня зама, а первым секретарём и хозяином Ленинграда прибыл Ворошилов. Как сказал Сосед:

— Не знаю, какой уж стратег и политик Климент Ефремович, но как понимаю, Сталину и выбирать то особенно не из кого, и наверно главное, что Ворошилов предан и проверен…

Из разговоров вроде бы он в военные дела не лезет, больше занимается городским хозяйством и производством. Но с Трибуцем поругались, говорят, громко. Но и тут Сосед сказал, что в этом никакого криминала, просто оба довольно грубые и невоспитанные, вот и поорали друг на друга. Трибуца Кузнецову менять тоже не на кого, и при всех личностных особенностях командующий пользуется на флоте любовью и уважением, да и не такой трус, как черноморский начальник. А то, что Ворошилову велели в дела военных не лезть, это замечательно, хотя с энергией Красного маршала, не удержится он…

Главное во всех сводках, то, что немцы рвутся к Москве и одно то, что дивизию, к которой относится этот лазарет держат в тылу в резерве расквартированную по деревням и монастырям недалеко от Волхова, говорит о том, что положение не такое катастрофическое, как было в это же время по рассказам Соседа. Кстати, про монастыри…

Наш лазарет, да и весь штаб дивизии расположился в бывшем мужском монастыре. Лазарет в трудном корпусе. Мне все подробности доходчиво тётя Клава рассказала:

— Мы ж все живём то в кельях бывших, а здесь трудники были…

— А это кто?

— Ой, пионеры вы совсем… Это ж каждый знает, при монастырях не токмо монахи, да схимники разные. Тут ведь хозяйство ещё, всех кормить же надо. Вот на то есть прихожане-богомольцы, которые сами приходят на пажитях монастырских работают, чтобы душой очиститься и о Боге подумать, да к молитве вечерней лучше подготовиться. А есть еще трудники, это ещё не монахи, они при монастыре живут, устав блюдут, но пострига ещё не проходили. Так трудник может и в мир вернуться, если захочет, у монаха то пути обратного нет. Вот они часто не по хозяйству и огороду повинности несут, а в мастерских, во всех монастырях, хоть мужских, хоть женских мастерские, в которых дары разные делают, хоругви ткут, да и просто ткань, оклады да ризы всякие, про иконы даже и не говорю. Вот для таких мастерских тут целый корпус, в котором наш лазарет и поместили. Хотя, лазарет не развёрнут, всего две палаты и изолятор, но подготовлен для развёртывания целый этаж, но его пока даже не топят.

А морозы, к слову, ударили не шуточные. Меня дрожь пробирает, что бы было, если бы мы не успели добраться до наших… По словам тёти Клавы в Волхове развернули несколько больших госпиталей, и раненых везут очень много и госпиталя переполнены. Но их лазарет пока не задействуют. Мне же не понятно, почему меня сунули в этот лазарет, а не в госпиталь? Тоже вопрос и ничего не понятно. Ну, первые дни ещё понятно, я и встать то смогла сама только на следующий день после своего дня рождения. А теперь я уже даже в коридор сама выходила, по стеночке и очень медленно, ноги дрожат, но сделала в коридоре шагов пять, пока меня Клавдия в палату не отбуксировала, танк такой маленький и круглый, подхватила, и я понять не успела, а уже на кровати своей сижу.