Вчера пока меня купали… Ну, купали, это я можно сказать шучу так, меня мокрыми тряпочками всю обтирали и переворачивали, но вот удивительно, на чистом белье в свежей рубахе и вправду почувствовала себя как после бани. И голову снова помыли, но уже без прошлых мучений. Так, вот, когда с меня рубаху сняли, а она у меня колени закрывает, я на себя посмотрела… Лучше бы наверно и не смотрела. Я то боялась, что вся в синяках буду, так синяков нет совсем, а вот ноги все и на теле тоже пятна от марганцовки, которой все мои коросты смазаны, а пятен этих, как у гепарда, много-много. Левое колено забинтовано, там сбитая ранка воспалилась и нагноилась, вот её каждый день чистят и перевязывают, но уже вроде заживает, как и лицо, которое по секрету, с завтрашнего дня будут тоже марганцовкой мазать, а Клавдия обещает какую-то очень "пользительную" мазь принести, ей рецепт ещё от её бабки-знахарки достался, чтобы личико чистое осталось. Так вот пятна, это ещё не всё. Я такая худющая, что колени словно шары вздутые выглядят, а в промежутке между тощих бёдер футбольный мяч наверно пролетит. Груди мои превратились в два лоскуточка кожных, с тёмно-коричневыми сосками внизу, которые отвисли и плоско распластались по грудной клетке с выпирающими толстыми рёбрами над впалым животом. Хотя я уже с сегодняшнего дня фактически ем как все, только у меня ещё несколько дней еда будет на шесть приёмов раздвинута. В зеркало я всё рвалась посмотреть, теперь как-то боязно… Когда меня переворачивают и перекладывают, тётя Клава меня одна поднимает руками и держит, пока новую простыню стелют, так, что весу во мне сейчас наверно не больше пары пудов…
Вечером вспомнила во что я превратилась и до сна опять ревела. Я вообще здесь все последние дни реву каждый вечер. Вчера Сосед кино показал, как девчонки, да, какие они девчонки, все женщины взрослые, со старшиной Васковым во главе… А после сцены, как Лиза Бричкина в болоте тонет, я уже ревела до самого конца фильма… Вот и сегодня опять реву…
Клавдия, уж не знаю, с чего, вдруг принесла мне мой маленький Браунинг, долго мялась, пока я не сообразила, видя её нерешительность, спросить об этом в лоб, тогда она с явным облегчением откуда-то из под халата достала какой-то тёплый небольшой свёрток, где оказался мой пистолет. Даже угадывать не буду, где она его держала, и, наконец, отдав его ожила и сообщила, что когда меня голенькую в одеяло завёрнутую привезли, все вещи в мешках были и наган там лежал, а этот пистолет был у меня под одеялом. Вот они со старшиной и решили мне его вернуть, вот только очень уж она боится оружие в руки брать, чуть не описалась, пока мне не отдала… Теперь у меня под подушкой ещё и пистолет. Зачем он мне там, не знаю и объяснить не могу, и стрелять мне здесь не в кого, но вот то, что от его присутствия на душе как-то спокойнее, это точно!
Посмотрела я тут свою историю болезни, листочек такой смешной, мне Сосед беременные истории болезни и их времени показывал от анализов и вклеенных листочков опухшие, как тома рукописные, а тут листочек с одной стороны не до конца мелким почерком исписанный. А диагноз у меня: "Алиментарная дистрофия второй степени". Сосед не мог промолчать и заметил, что это краткость — сестра таланта, при чём, в действии. Что у них бы расписали на страницу, точно бы было ещё: "ознобление всего тела, ушибленная инфицированная рана левого колена, дерматит осложнённый стрептопиодермией, множественные пиодермии тела, конечностей и лица, подострый бронхит, нервно-психическое истощение тяжёлой степени". А если бы ко мне на консультацию пригласили узких специалистов, то каждый бы ещё написал по паре диагнозов, так, что мне фантастически повезло. А лист назначений — просто шедевр военно-медицинского искусства: "получает всё положенное лечение".
После праздника куда-то тихо исчезли оба моих охранника, вчера были, вернее один всё время возле дверей палаты дежурил, а с утра сегодня нет. И никому ничего не сказали. Я уже довольно бойко хожу, в туалет уже судном не пользуюсь. В первый раз после всего по-большому оказалось, никак. Организм хочет, а там словно пробка, пришлось идти к Полине Игнатьевне, которая не дослушав даже скомандовала:
— Клизму масляную, через пол часа, если не поможет сифонную, Клава, ты всё поняла?
— Да-к, не в первый же раз…
Наверно от страха перед страшным словом "сифонная" я и так справилась. Все мои попытки как-то прозондировать планы в отношении меня, наткнулись на лапидарное "Пока лечим!.." А в четверг тринадцатого ко мне заявился следователь прокуратуры и капитан юстиции в одном лице, который предъявил постановление военного прокурора Балтийского флота о начале расследования в отношении меня. Правда, он приехал с двумя архаровцами при винтовках со штыками, чтобы меня увезти, но тут оказалось, что плевать хотела Полина Игнатьевна на прокуроров и иже с ними, потому, что я её ран-больная и пока я нуждаюсь в излечении, буду находится в её лазарете, и она даже разрешения на мой перевод не даст, потому, как она лечащий врач и сама решает как и где лучше лечить вверенного ей пациента. Она пока не возражает, если в свободное от процедур время и, не утомляя ран-больную, следователь будет со мной общаться с рамках исполнения своих обязанностей… И это страх перед всемогущим НКВД и другими правоохранительными структурами, о котором говорил Сосед?… Вот уж испуганной Полина не выглядит… Но и помешать полностью капитану видимо не может.
И с этого дня началось, каждый день без выходных два раза до и после обеда рядом с моей кроватью сидел капитан и допрашивал меня, старательно записывая мои показания, а я их потом не менее старательно читала и подписывала, что "С моих слов записано верно".
О чём спрашивал? Да обо всём. У него оказалось уже куча бумажек, в том числе, как я поняла, характеристика из школы и мои записанные сержантом показания или их копии, мне показалось, что почерк на листах был другой.
И были вопросы, которые просто ставили меня в тупик, и особенно комментарии на мои ответы на них. Например: преследовала ли я далеко идущие цели, когда пошла учиться на радиокурсы? Я отказалась отвечать на такую формулировку, и потребовала конкретизировать вопрос. Вообще, я бы сама наверно свихнулась от общения с этим кадром, так, что они с Соседом напару выносили друг другу мозг. Но и я не смогла бы ответить на такой вопрос. А можно ли считать далеко идущей целью моё желание быть полезной своей стране в случае войны? Нет, оказалось, что единственной далёкой целью является работа на вражескую разведку…
У капитана оказалось больше пяти заключений от разных капитанов о том, что по их профессиональному мнению одна голодная девчонка не в состоянии на вёслах преодолеть в описанных условиях, а там ещё и сводка погоды за весь период приложена, путь вдоль побережья Ладожского озера, даже не учитывая враждебный характер оккупированных берегов. То есть мне предлагалось аргументировано опровергнуть мнение заслуженных морских волков. Он, что, совсем ненормальный?! Хотя, нет, там среди капитанов оказался один восхитительный субъект. Его заключение изобиловало цифрами, расчётами и формулами. Я в это даже не пыталась разобраться, а вот Сосед порезвился и разобрался, что данный великолепный образчик преклонения перед физикой, рассчитал наш путь, с точки зрения произведённой физической работы, с учётом веса лодки с грузом, сопротивлений воды, и ветрового давления встречного ветра. А также КПД вёсельного движителя и даже нормы трудового законодательства, из чего у него вышло, при пересчёте на работу выполняемую штангистом поднимающим штангу весом в шестьдесят килограммов, что этого не только я не могла бы сделать, а даже указанный штангист. И мне предлагается этот математико-физический бред опровергать? Сосед в ответ на эту просьбу согласился это сделать немедленно при одном условии, чтобы автора сначала обследовали психиатры… Но вот ведь так сказал, что и не придерёшься, а ещё и смысл такой, что психиатрам бы ещё показать тех, кто на такие неадекватные заключения ссылается… И вроде про капитана ни одного плохого слова, но капитан понял и обиделся…
