— Товарищ майор! А что, правда, Жданова снимают? — вдруг захотел пообщаться водитель, а я ушки навострила, ведь со слов Соседа, Жданов в Ленинграде незыблемо сидел…
— Ты с чего это взял?
— Дык… Люди ж говорят…
— Это какие такие люди? Мышаков!
— Да земляка встретил, он шоферит в военной прокуратуре, рассказал, что приказ из Москвы был ещё перед войной, что ли, срочно Бадаевские склады рассредоточить… и чтоб не допускать в кучу собирать продовольственные и другие товары… Ну, они и стали после бомбёжки и пожара выяснять, а там вроде бы склады в разных местах только заложили, чтоб строить неспеша… А там на складах под видом бомбёжки больше поджогов было… А ещё мало, что не рассредоточили, так они наоборот все вагоны именно туда позагоняли, что пожарные подъехать из-за того, что все проезды забиты не могли. Вредительство точно вам говорю! А там одной еды городу на год бы хватило. Спасли только десяток вагонов…
— Ой, Мышаков! Вашу эту шоферскую разведку, если на службу врагу поставить, так шпионов в генштаб можно не забрасывать, всё раньше Верховного узнавать можно…
— Ну, зря вы так! Товарищ майор! Я ж с разумением, а про себя я как рыба…
— Это как же так выходит? Мил друг! Что тебе всё рассказывают, а ты в ответ молчишь? Не бывает так, тебе говорят, ты в ответ говоришь…
— Так не говорю я! Они болтают, а я на ус мотаю, а мне за молчание лишняя уважительность от обчества…
— Смотри! Мышаков! Если узнаю, что языком треплешь…
— Да, вы что ж такое говорите?! Товарищ майор!
— Ладно, поболтали и хватит, долго нам ещё елозить?
— Так это же не дорога, а мучение живое! Тут ехать то килОметров сорок, не боле, а мы уже больше двух часов колупаемся… Да ещё наверно столько же выйдет…
— Давай поднажми! Время дорого!
— Да я и так стараюсь… Товарищ майор! Резина лысая, из колеи не вылезть…
Но молчать Мышаков явно не желал:
— Товарищ майор! А на рубеже немчуру удержим, как думаете?
— Это ты про какой рубеж?
— Так про Лужский! Ведь его строить сам Карбышев бают приезжал…
— Ох! Договоришься ты когда-нибудь! А откуда про Дмитрия Михайловича знаешь?
— Так шОферы говорили…
— Вот я и говорю, что вы всё про всех знаете…
— Так удержим?
— Эх! Если бы всё было как в шахматах по клеткам и правилам. Немцы нигде не бьют прямо. Везде выискивают самое слабое место, а везде сильным быть не получается никогда, вот и бьют туда со всей силы, как нащупают и сразу в прорыв танками и всей силой входят. Вот и получается, что войска на рубежах могут намертво стоять, да, что толку, если противник уже обошёл и у тебя в тылу. А у нас парировать такие удары никак не получается пока… Но всё одно, темп мы им сбили и теперь так легко как летом у них уже не выходит, мы тоже кусать научились…
— Вот я и думаю. Тяжко будет…
— Так ведь Ленинград защищают!
— Оно то понятно…
Наконец Мышаков замолчал, в машине наступила тишина, если можно так сказать про воющую на разбитой дороге легковушку. Окна все запотели, изредка налетали небольшие заряды дождя, а дворники, которыми водитель двигал за кривые ручки над стеклом скорее размазывали грязь и воду, чем очищали стекло. Как уж он вёл и выглядывал дорогу не знаю. Но мне было не до этого. Я радовалась, что Карбышев не сгинул в пучине летнего отступления, что он жив, здоров и служит по специальности, а не мучается в фашистских застенках. Мой сосед по заднему дивану за всю дорогу кажется, только раз что-то пробормотал сквозь зубы, когда в очередной раз застрявшую машину выталкивали из лужи, и не вовремя давший газ Мышаков окатил его из-под колеса жидкой грязью с ног до головы. Как он не чистился, но садиться рядом с ним не было никакого желания, ну, не бежать же мне рядом с машиной, хотя, по скорости наверно не сильно отстану. Увидев мой красноречивый взгляд и чёрную маркую шинель, он, вздохнув, снял свою и сел, засунув её свёрнутую в ногах. В салоне четыре человека дышали, так, что холодно не было, а стекло периодически для курения открывал только майор…
Всё рано или поздно заканчивается и мы въехали в какой-то посёлок с приличной главной улицей, где даже чуть прибавили скорость, но почти сразу пришлось тормозить при въезде во двор, засыпанный ярким разноцветьем опавших листьев. Мне велели сидеть в машине, водитель сразу задрал боковины капота и полез смотреть мотор, я осталась одна, сижу себе тихо, как велено. Отвлеклась, подняла глаза только когда услышала громкий разговор на крыльце. Там смолят папиросами четверо, один из которых уже знакомый майор, хоть он так и не представился, все зелёные — не моряки, вот уже почти рефлекторно реагирую согласно морской цеховой солидарности. Это ещё было бы понятно, если бы у меня была какая-нибудь исключительно морская специальность, вроде торпедиста или рулевого и сигнальщика, а вот поди ж ты. На крыльце о чём-то довольно громко разговаривают, но о чём не понятно. Докурив, бросают окурки, вдруг слышу майора:
— Да! Старшина! Там в машине радист сидит, имей ввиду, целый старшина второй статьи, говорят ас своего дела, Луговых фамилия…
Что-то подсказывает мне, что не спроста майор так необычно своё представление построил. Один из куривших спускается к машине, распахивает заднюю дверь и заглядывает внутрь, смотрит на меня, потом выглядывает из машины, смотрит вслед ушедшим, потом снова заглядывает в машину и обшаривает её всю взглядом в поисках, как я понимаю, нормального радиста и старшины, то есть парня, а не моё худосочное недоразумение. Не найдя никого, высовывается из машины и не закрывая двери прыжками взлетает на крыльцо… Сижу дальше, мне в этом шоу пока выпала роль без слов, но происходящее мне как-то не очень нравится. Когда господа командиры шутить изволят, для подчинённых это почему-то почти всегда проблемы и сложности…
Распахнулась дверь и на крыльце появились все четверо, что курили давеча. Старшина размахивал руками и что-то говорил… Майор улыбаясь отвечал, думаю что обсуждали мою принадлежность к женскому полу. И чего мужчины так перевозбудились? И вообще, зачем здесь им нужен радист, да ещё и ас? Ладно, сидим и ждём, на наш выход команды не было… Ну, вот, накликала…
— Старшина Луговых! Подойдите сюда! — Ну, и голосина у майора, таким голосом паровозы в тумане на полном ходу останавливать. Вылезаю, делаю пару шагов по ступенькам, вскидываю руку к берету, рапортую о прибытии по приказу товарища майора. Странно, но все вроде как в солдатских гимнастёрках и галифе, с простыми ремнями и в пилотках, а на петлицах у всех пусто. Но не красноармейцы же так с майором вместе курят, да и одного он старшиной называл, а у него "старшинская пила" должна быть… Майор смотрит, улыбаясь, а три пары глаз словно пытаются меня прожечь насквозь…
— Но, товарищ майор, девку то нам куда?
— Она не девка, а военнослужащая в звании старшины второй статьи, сам же слышал.
— Понятно! Она — гарный хлопец, а я слепой дундук…
— Слушай! Ну, не нашёл я вам мужика! Сам знаешь, у нас в отделе три старые калеки и Витюша- очкарик. Он конечно гений в радио и передачу вытащит даже если её другие едва слышат, но ты его себе в лесу представляешь?
— Но ей же рацию тащить…
Ой! Не нравится мне это — про лес и про рацию тащить! Сосед хихикает: "Бойтесь своих желаний, они имеют свойство исполняться! Стонала, что скучно тебе и хочется чего-нибудь нового, вот получи и можешь даже не расписываться…"
— Вот и потащит одну рацию, а вы от остального её разгрузите.
— Товарищ начальник! Я её с собой не возьму! — Подал до этого молчавший самый худой и кажется самый молодой из них.
— А я тебя и спрашивать не буду! Сопляк! Война идёт! — Майор завёлся и взбугрил желваки на лице.
— Ну, Сергей Николаевич! Лучше тогда уж Витюшу…
— Да у него астма, он у вас через километр помрёт, что делать будете? И задание завалите. — Нормально так, про меня говорят, а меня словно нет. Но стою по стойке смирно, хорошо, что не стала мешок из машины сразу брать, молчу, стараюсь ни на кого не смотреть, впёрила взгляд в переносицу майора и он нервничает, проверенный приём, а чего ты хотел? В уставе на это запретов нет!
