Зато есть невероятная способность принимать подобное как интересный факт и на этом прекращать моральные страдания. Короче, психическая устойчивость у меня, что называется, ошеломительная! Может, это потому, что я всегда интуитивно чувствовала окружающую ненормальность, а теперь мозг успокаивается? И, кажется, даже радуется подобному состоянию реальности. Подумаешь, один мир потеряла! Другой же нашла! И эта замена мне даже нравится.

Вот только мама об этом не знает, поэтому замечаю, как во время рассказа присматривается к моей реакции, наверняка опасаясь нервного срыва. Ну и зря. Честно говоря, после последнего сеанса физического взаимодействия с Яном, мне уже ничего не страшно. О чём я и рассказываю, когда приходит моя очередь откровенничать. Ну и добиваюсь эффекта расширяющихся глаз, вздохов, ахов и прочих прелестей, которые случаются с родителями, когда они понимают наконец, что ребёнок вырос и жизнь у него отнюдь не такая безоблачная, как им бы хотелось.

— Ты должна об этом рассказать отцу, — резюмируются ощущения взволнованной родительницы. — Безобразие! Ты же маленькая совсем! Как он мог так с тобой поступить?!

Это она бессовестного, развратного типа имеет в виду.

О! Ну, конечно — родительский эгоизм во всей красе! При том, что мне уже двадцать три, а мама моего брата родила в собственные двадцать. И при этом всё равно я — маленькая!

— Уверена, папа и без моего участия всё, что нужно, выяснит. И Ден ему в этом поможет. И Эдер, — отмахиваюсь, меняя положение тела, потому что подогнутая под… гм, мягкое место, нога успешно затекла. Мы уже давно переместились из-за стола на кровать, удобно устроившись по разным углам, прихватив с собой в небольшой коробочке маленькие конфетки, и теперь сидим, благополучно заедая ими получаемый стресс. А не поэтому ли мне так хорошо и комфортно? И дело не только во мне, но и в самой обстановке? В том, что я не одна такая пострадавшая?

— Ну… может, и выяснит, — получаю задумчиво-неопределённое согласие и, словно отбросив в сторону плохие мысли, мама с искорками интереса в глазах возвращается взглядом ко мне. — А чем ты теперь собираешься заниматься?

— В смысле? — не совсем понимаю смысла вопроса. — Сегодня?

— И сегодня. И вообще, — уточняется с коротким смешком.

Вот знала бы я ещё!

— А чем тут можно заниматься? — фыркаю. — Я пока не в курсе. Да и дальнейшие мои планы, уверена, напрямую зависят от того, какое решение примет отец. Ведь так?

— Не совсем, — мама мягко меня поправляет. — Ты всё же можешь выбирать, оставаться здесь или вернуться.

— И что я забыла на Земле? — резонно возражаю. — Работы у меня, уверена, больше нет. Сидеть дома? Так я от скуки на стенку полезу. Поискать новую можно, конечно, но… — морщусь, потому как возвращаться в институт и проситься в другую лабораторию не хочется, а найти что-то аналогичное без соответствующих связей проблематично. — Знаешь! Я бы с удовольствием осталась. Тут, по крайней мере, столько нового и интересного!

От осознания масштабов этого самого «нового» и перспектив его изучения у меня чуть слюнки не потекли.

— Ох, Лидея, — мама встряхивает головой, убирая упавшие на лицо волосы. — Здесь не так весело, как кажется на первый взгляд. Тебе очень скоро станет скучно, поверь, — вздыхает, заметив мой скептический взгляд. Я её не понимаю. Жить на космическом корабле или инопланетной базе не интересно?! — Ладно, раз ты этого хочешь, я с Борисом поговорю, — смиряется с моим недоверием.

А я мысленно потираю руки, начиная прикидывать — с чего начать? Хотя мой народившийся энтузиазм очень быстро сталкивается с проблемой — отсутствием нужной информации. Вот только ликвидировать собственную безграмотность не успеваю. Мама вдруг замирает, коснувшись пальцами своего коммуникатора, словно к чему-то прислушиваясь, а потом резво соскакивает на пол.

— Прости, дочурка, меня зовут, — стремительно шагает к стене и останавливается. — Ты побудь тут, лучше пока никуда не выходи. На базе не так легко ориентироваться. Заблудишься.

Проведя рукой по стене, мама скрывается в образовавшемся проёме, а я… А я, подождав для приличия пару минут, иду туда же. В смысле — пытаться открыть невидимую дверь. Интересно же!

Обалдеть! Я раз десять повторяю процедуру исчезновения, присматриваясь и пытаясь понять, как это происходит, пока, наконец, не вникаю, что в месте контакта мгновенно возникает сквозное отверстие, которое стремительно расползается в стороны, как дырка в растягивающейся резине, а сама стена словно чуть утолщается, по всей видимости, вбирая в себя дополнительный объём материала.

Ну и слава Богу. Всё реально. Ничего сверхъестественного.

Окончательно успокоившись, решительно шагаю в серебристо-светящийся коридор через порог призывно раскрытого входа. Далеко не пойду, я же не совсем глупая, тем более меня предупредили. Просто огляжусь. Так что десять шагов вдоль стеночки, поворот направо и…

И ничего интересного, снова пустой коридор. Хм… А это что?

Смотрю под ноги, где переливчато мерцает очерченный на полу серебристый круг. Поднимаю взгляд и вздрагиваю от неожиданности. Прямо на уровне моего лица висит виртуальная панель с призывно манящими символами. Почему-то и знакомыми, и незнакомыми одновременно. Рука непроизвольно тянется к ним, словно в попытке выполнить какое-то рефлекторно-отработанное действие. Спохватываюсь, только когда пальцы проваливаются сквозь изображение, но… Поздно. Пугая меня, сверху обрушивается плотный туман, а когда рассеивается, небольшой коридор превращается в безумно-гигантскую транспортную магистраль, по которой перемещается немало и народа, и техники.

Мамочки!

Это я не о своей психике, основательно пострадавшей от подобного эффекта неожиданности, а о масштабах индустриализации нашего земного спутника. Ничего себе, перспективочка!

Полость внутри планеты, в которой я оказалась, невероятно огромна. У меня вообще ощущение, что до потолка тут пара километров, а вширь эта искусственная пещера скорее всего ещё больше — я стен совсем не вижу. Зато прекрасно опознаю метрах в двухстах толстенный красноватый световой столб, уходящий вверх, исчезающий где-то высоко-высоко и осыпающийся обратно вниз мелкими желтоватыми искрами. И именно по направлению к этому необычному светящемуся объекту движется основная часть мобильного составляющего данного пространства.

Мозг, оглушённый событиями, принимается тупо складировать получаемую визуальную информацию, благоразумно решив оставить её анализ на потом. А вот ноги непроизвольно несут туда, ближе к завораживающему зрелищу, хоть я себя и уговариваю, что нечего мне там делать. И вообще, я же только одним глазком хотела посмотреть!

Где одним, там и двумя.

Осторожно пробираюсь между застывшими в неподвижности неидентифицируемыми средствами передвижения, стараясь не выходить на более оживлённую часть трассы. И без того я здесь заметна, как белая ворона на тёмной земле, в своём дурацком комбинезоне! Между прочим, у мамы такой же, а все мужчины, с которыми мне довелось пересечься, одежду имели иных расцветок. Белый — это приоритетно-женский цвет, что ли? В любом случае, лучше не попадаться на глаза обитателям этого самого Превентира, ведь мне меньше всего нужно, чтобы кто-нибудь из них заинтересовался тем, что я тут делаю.

Эх. Не повезло.

— Стоять!

От неожиданного приказа в спину я рефлекторно дёргаюсь и замираю на месте. Оборачиваться мне не столько страшно, сколько стыдно (меня же сюда никто не приглашал!), поэтому так и стою, ожидая, когда неизвестный блюститель местного правопорядка сам соизволит оказаться в радиусе моего визуального восприятия.

Появляется, наконец. Высокий жгучий брюнет, с гладко зачёсанными назад волосами и идеальной фигурой, затянутой в комбинезон цвета «красный металлик». Останавливается в паре шагов, заложив руки за спину, и неторопливо сканирует меня с головы до ног пронзительными чёрными, как угольки, глазами. Задерживается взглядом на запястьях, словно что-то отыскивая, по всей видимости, не находит и хмурится.