— Чьё разрешение? — почему-то в душе появляется некоторое недовольство.
— Капитана, — коротко и по существу. Вся весёлость исчезает моментально, сменяясь серьёзной сосредоточенностью, словно одно упоминание о моём отце разрушило те доверительные отношения, которые начали между нами формироваться.
Атанар оказывается специфичным. Симпатичный, черноглазый, но раздражающе-ворчливый, с чёрными волосами до плеч и в фиолетовом комбинезоне. Фыркнувший, что я похожа на свою мать, когда попыталась получить от него что-то типа «добро пожаловать». Или хотя бы «здрасьте». Заставивший залезть в какую-то капсулу, услужливо опустившуюся из белоснежной стены небольшого помещения, интерьером похожего на современную клинику.
Внешне меня эта конструкция смущает чрезвычайно, потому что оказывается полностью закрытой. И если бы не ободряющий кивок Эдера, я, наверное, послала всё куда подальше. Но… Посмотрев а серо-голубые, с хорошо заметным волнением наблюдающие за мной глаза, послушно меняю вертикальное положение на горизонтальное, с огромным подозрением в душе, что зря я это делаю.
И предчувствия мои оправдываются на все сто. Ну, хотя бы в том, что едва крышка закрывается, как моё сознание существовать перестаёт. Для меня, по крайней мере. А когда возвращается…
Переливчатый потолок — первое, что я вижу, открыв глаза. Действительно очень необычный, приятно притягивающий взгляд. Не зря Эд столько на него любовался. Скруглённый, плавно переходящий в более ровные по тону светло-серые стены. Правда, той самой, прозрачной, выходящей в космос, тут нет, и это вызывает у меня разочарование.
Приподнимаюсь на локте, продолжая осмотр и оценивая скромный, лаконичный интерьер: стол со скруглёнными контурами из тёмно-серого металла, зависшее в воздухе кресло и то, на чём я лежу — что-то типа неширокой кушетки. Всё. Ничего более. И никого рядом. Скучно.
Сажусь, опуская ноги на гладкий, но совершенно нескользкий пол, и обнаруживаю на себе белый комбинезон. Та-а-ак! А переодевал меня кто? Прощупываю ткань, в смутном подозрении, что нижнего белья под ним нет, и краснею, потому что даже Ян себе таких вольностей до последнего дня не позволял, а тут… К смешанному коктейлю эмоций прибавляется недовольство. Ну что за самоуправство, вообще!
Вздыхаю, с присущим мне любопытством осматривая новый предмет гардероба. Удивляюсь, насколько он плотный и одновременно эластичный, закрывающий всё тело, даже внизу плавно переходящий в мягкие сапожки. Кручу ступнёй, убеждаясь, что нога не болит. Задумываюсь над тем, как тут насчёт естественных потребностей организма. Мне вроде бы пока не нужно, но так, на будущее… Понятно, что ничего не придумываю. На всякий случай прохожусь по комнате, не обнаружив искомого, и сваливаюсь на кровать — созерцать радужные переливы. А чем ещё в таких условиях заниматься?
***
— Лидея! — ласковое поглаживание по голове и тихий нежный шёпот. Такой знакомый!
— Мама! — одно стремительное движение вверх, и я уже обнимаю изящную фигурку, сидящую рядом. Как же я соскучилась! Прижимаюсь, зарываясь лицом в распущенные русые волосы, вдыхая такой знакомый запах и наслаждаясь забытыми ощущениями. Почти год прошёл!
— Я тоже соскучилась. — Она понимает меня без слов, обнимая в ответ.
Минута блаженства, и я отстраняюсь, только сейчас сообразив, что незаметно для себя уснула — раз не услышала, как оказалась в комнате не одна. Впрочем, это и не удивительно, учитывая, что на Земле глубокая ночь была, когда мы с неё на Луну стартанули.
— А со мной здороваться не обязательно? — раздаётся за моей спиной преувеличенно-расстроенный низкий голос и демонстративно-печальный вздох.
Оборачиваюсь, оказываясь в столь же крепких руках, как и брата. И вот, что удивительно: не воспринимаю я отца как кого-то чужого! Оказывается, знать и чувствовать — это совершенно разные вещи! И абсолютно несовместимые! Папа всё равно остаётся для меня человеком, как бы я ни старалась убедить себя в том, что его тело выращено искусственно, а там, внутри, он совсем другой…
— Ладно, девочки, — отец отпускает меня на свободу, — вы тут сами время скоротайте. Как оказалось, здесь безумно много нерешённых проблем. — Кивнув нам обеим, отец уходит из комнаты, оставляя наедине друг с другом.
Проводив его взглядом таких же синих, как у Дена, глаз, мама с лёгкой, но почему-то немного грустной улыбкой на губах поворачивается ко мне.
— Как же я рада, что не нужно больше ничего от тебя скрывать, — в её голосе тоже больше печали, чем счастья. И смотрит она насторожённо. — Ты в порядке? Дейван сказал, что тебе пришлось несладко.
— Да, в общем-то, вполне сносно. Пережила, — пожимаю плечами и не удерживаюсь от маленького комментария: — Так значит, всё же Дейван. Не Денис?
Лёгкий вздох и ласковое поглаживание по руке.
— Обиделась? — из моей интонации она делает совершенно правильный вывод.
— Есть немного, — не считаю нужным отпираться от очевидных вещей.
— Милая, — мама старательно сдерживает подступающие слёзы, — будь моя воля, я бы никогда с тобой не расставалась. И ничего от тебя не утаивала.
— Это папа настоял, да? — начинаю раскручивать интригующий меня клубок чужих планов и намерений. — Ну, чтобы я на Земле росла?
Хочу ещё спросить «почему?», но меня понимают и без этого.
— Ты с рождения была очень активной, неудержимой и практически неконтролируемой, — взгляд матери становится рассеянным, словно уходит в далёкое прошлое. — Борис очень боялся, что если ты останешься на корабле, последствия будут непредсказуемыми. Его попытки призвать тебя к порядку, — наконец-то на лице снова появляется улыбка, теперь уже более спокойная, — разбивались о твой же упрямый характер. Ты его совсем не слушалась! И любопытно тебе всегда было больше, чем страшно. Однажды, добравшись до вильюрера, ты ухитрилась запустить через закрытый доступ тестирование внутренних систем. Всего лишь наугад отлавливая шаловливыми руками виртуально-сенсорные символы. Причём как у тебя это получилось, никто так и не смог потом объяснить. А в результате весь «Треон» сутки на ушах стоял!
После этих слов я себя прям супер-хакером начинаю ощущать. Даже гордость почувствовала. Знай наших! С другой стороны, получается, что я сама виновата в том, что меня выдворили на более безопасную Землю?
— Ясно, — забираюсь с ногами на кушетку, устраиваясь удобнее. — Тогда расскажи, как вы с папой познакомились. И жили. И почему у нас с братом разница в возрасте такая колоссальная, а то Ден, то есть Дейв, как-то ловко обошёл этот вопрос, когда вводил меня в курс происходящего.
— Ну как… — сапфировые глаза расширяются, рука нервно поправляет волосы. Набрав в грудь воздух, мама медленно выдыхает: — Ты именно сейчас хочешь это узнать? — спрашивает с робкой надеждой, что я передумаю.
— А что? — привычно не сдаюсь я. — Время у нас, похоже, есть… Ой! — вдруг вспоминаю о насущных потребностях организма. — Мам, я есть хочу. И туалет было бы неплохо найти. Тут с этим как?
— Очень просто.
Лёгким движением родительница отталкивается от сиденья и встает, протягивая мне руку, чтобы помочь. Через десять минут я уже в курсе многогранного технического оснащения каюты. Бог мой! Никогда бы не подумала, что столь лаконично оформленное пространство может быть настолько функциональным. Просто всё, что необходимо, изначально убрано с глаз подальше. Нужно всего лишь знать, где и что спрятано. Ну и как его оттуда достать, естественно.
А дальше мы тихо и мирно завтракаем. Вернее, сначала я развлекаюсь, со смехом обучаясь процедуре извлечения из стола желаемого набора продуктов, и только потом получаю возможность продолжить допрос, совмещая его с поеданием добытого.
Вывести скрытную личность на откровенный разговор мне всё же удаётся. И теперь, слушая рассказ, я наблюдаю за меняющимся выражением лица и интонацией. Иногда мама становится грустной, иногда вполне спокойной и даже весёлой, но никакого страха, принуждения или внутреннего сопротивления я в ней не чувствую. Отца она действительно любит и, как и я, не видит в нём того, кто сидит внутри. А вот жизнь у неё была настолько насыщена событиями, совпадениями, неожиданными поворотами, что я слушаю, буквально открыв рот, и только диву даюсь. Всё, что ей пришлось пережить, кажется мне совершенно невероятным, невообразимым приключением! К тому же прояснилось наконец, почему отец так спокойно развлекался на стороне с матерью Яна. Оказывается, мама почти пятнадцать лет была в коме. Да ещё и не простой, а заставившей её существовать в другом мире — многомерности, где живут те самые тени, о которых я так много узнала из воспоминаний Эдера… Дико. Об этом целую книгу можно написать! Жаль, что литературного таланта у меня нет.
