Кроме них двоих во дворе никого не было: еще пять столиков, под пальмами поменьше, пустовали. Перед Фаруком открывался величавый вид на пустыню, а Клод ощущал только дующий в спину легкий ветерок, пахнущий песком и вековым покоем. Зато он видел открытое окно кухни, два больших вертикальных вертела с нанизанным слоями мясом – такие же, как в любой московской палатке шаурмы. Вытапливающийся жир стекал по мясному конусу вниз, шипел и вспыхивал на раскаленных углях, распространяя вкусные запахи, от которых у торговца коврами заурчало в животе.

– Здравствуйте, мистер Дюпре! – к ним с подносом подошел хозяин – средних лет араб в просторной белой рубахе, таких же брюках, и белой с золотым узором тюбетейке, похожей на поварской колпак. Он принялся выставлять на стол меззе – набор закусок в маленьких порциях с тонкими лепешками: оливки, кусочки подкопченного овечьего сыра, хумус – гороховое пюре с добавлением молотых семян кунжута, тарелку с овощами и зеленью, высокие стаканы с соком… Меззе мог принести и мальчишка-официант, но хозяин вдобавок демонстрировал свое уважение гостям.

– Как ваши дела? Я хочу заказать новый ковер в основной зал…

– Конечно, Ахмед, и я сделаю вам хорошую скидку! – кивнул Дюпре.

Хозяин удалился, и Клод набросился на еду: отрывал кусочек лепешки, поддевал ею хумус, и отправлял в рот, туда же отправлял оливки, сыр и овощи, которые брал тремя пальцами правой руки, как здесь и положено. Его сотрапезник лениво бросил в рот одну маслину и долго ее жевал, что выдавало отсутствие аппетита и некоторую напряженность. Черный костюм и белая рубашка еще больше оттеняли темные круги под глазами, и делали его толще. Сейчас несколько лет разницы между ними были незаметны: два немолодых, грузноватых мужчины с заметной сединой в волосах, только один европеец, а другой – араб. Сокурсники-лингвисты не узнали бы ни одного, ни другого. Время никого не щадит, а нервная работа не сохраняет молодости, хотя может изменять имена и даты рождения…

– Зачем звал, Фарук? – спросил Клод Дюпре. – Есть новая информация?

– Давай будем называть друг друга нашими настоящими именами, Сергей. Помнишь, как тогда, давно?

– Очень давно, – Сергей пожал плечами. Все это было, мягко говоря, странно, и он не мог понять, в чем дело. – Но если хочешь, давай… Тимур… – он с трудом вымолвил настоящее имя агента. – Только что это меняет?

– Ничто не может изменить того, что уже произошло. Просто, мне это приятно, к тому же, здесь никого нет, а те, кто есть, все равно ничего не поймут.

– Пожалуйста, раз тебе это приятно…

– Спасибо, Сергей! Ты как всегда внимателен ко мне. И всегда меня понимал. Я становлюсь сентиментальным… Вспоминается молодость, Москва: широкие улицы, высокие дома, огромные зеленые площади… Юный и наивный Джарах… Я бы хотел, чтобы он слушался меня, но ему вскружила голову суета огромного города, свободные нравы, демонстративная легкость жизни… Этот мальчик стал сниться мне каждую ночь…

Шустрый маленький официант принес шаурму и кебаб из говядины, добавил ослепительную улыбку и опять исчез.

– Извини, Тимур, я проголодался, – невнятно проговорил Сергей, снимая зубами маленькие кусочки мяса прямо с обугленной местами палочки. – Я думал, у тебя что-то срочное…

Тимур покивал головой:

– Что может быть срочного в нашей жизни? Разве что смерть…

– Ты чем-то озабочен? В семье, надеюсь, ничего не произошло?

– Ты бы узнал об этом раньше меня, – печально усмехнулся Тимур. – Нет, с семьей, слава Аллаху, все в порядке. Твои люди охраняют жену и детей круглые сутки, где бы они не находились. А это очень важно при моей профессии – сам знаешь… Спасибо тебе, что устроил Реваза и Ибрагима учиться в Швейцарии! Ты уделяешь им много внимания и осведомлен обо всех их делах. Они тебя очень любят. Я это очень ценю. И жена моя тебя ценит. Куратор, который был до тебя, тоже держался со мной как с другом, а не с предателем, взятым на короткий поводок. Все пять лет он был деликатен и предупредителен. Потом пришел ты, и стал практически родным для моей семьи. Купил нам дом в Испании…

– Мне, конечно, приятно, когда меня хвалят, – перебил Сергей. Он по-прежнему не мог понять, чего хочет Калиф. – Но ты ведь просил о срочной встрече не для того, чтобы перечислить мои заслуги?!

Ахмед принес поднос со свежими кебабами, хумусом и горячими лепешками, поэтому Тимур не ответил. А может быть, у него имелись другие резоны не отвечать. Сергей перестал раздумывать и анализировать, и с аппетитом принялся за кебаб из цыпленка без костей.

– За пятнадцать лет ты привык к нашим обычаям и ловко обходишься без вилки и ложки, – задумчиво сказал Тимур, глядя на жующего сотрапезника. – Ты усвоил, что есть надо только правой рукой, потому что она чище левой, а еду надо брать тремя пальцами…

Сергей молча ел. Он любил восточную кухню, к тому же находился в хорошем настроении: из Центра пришла шифровка о награждении его орденом, на днях должны присвоить следующее звание… А все благодаря Калифу. Поэтому он наслаждался пахнущим дымом цыпленком и благодушно слушал: у агента бывает потребность выговориться, а сделать это он может лишь с одним человеком.

– В разных странах – разные обычаи, – продолжал Тимур. – Но их носители – люди. И за глаз Джараха тогда, в Москве, нужно было отомстить по нашему обычаю. То, что это случилось не у нас дома – роли не играло…

– Я долго не мог понять, как можно вынуть кинжал, если ножны изгибаются под прямым углом, – отвлекся от еды Сергей, желая сменить тему и уйти от печальных воспоминаний. – А потом оказалось, что клинок заканчивается там, где начинается этот изгиб. Но тогда зачем он нужен? Оказывается – обычай!

– Конечно, вряд ли мы тогда сами нашли бы в огромной Москве того, кто это сделал, – Калиф упорно развивал тему и пропустил слова собеседника мимо ушей. – Спасибо, что ты помог нам. Просто удивительно, что в твоем оперотряде была такая подробная картотека. Она, наверное, не уступала картотеке КГБ…

Сергей насторожился – обычная болтовня принимала иной оттенок, разговор приобретал скрытый смысл, разгадка которого прольет свет на странное поведение Калифа. Он положил недоеденную лепешку на тарелку, сделал несколько глотков яблочного сока.

– Благодаря тебе, месть свершилась, спасибо тебе еще раз, это было справедливо…

Калиф тоже допил свой сок.

– Мы все сделали как положено, и не оставили следов… Но меня тут же арестовали. Московская милиция очень хорошо поработала, если сумела найти меня в таком большом городе. И Иван Иванович тоже работал очень грамотно, он даже знал о моей принадлежности к «Великому Джихаду», хотя в те годы даже это название было мало кому известно…

Сергей покосился по сторонам – не слышал ли кто ставшее громким и грозным название организации, бывшей на слуху у всего мира. Но вокруг по-прежнему никого не было, а с кухни доносился мерный стук ножа по разделочной доске. Тимур же, казалось, совсем не боялся быть услышанным и, не обращая внимания на реакцию куратора, которую, наверняка, заметил, продолжал говорить. Впрочем, говорил он не тише, но и не громче, чем обычно.

– Не пойму, к чему ты клонишь? – сказал Сергей. А сам подумал, что если агент раскрывает душу перед куратором, значит, тот сумел стать ему другом. А точнее – сумел заставить его в это поверить.

– Я просто вспоминаю свой жизненный путь.

– Очень хорошо, что у тебя сохранились хорошие впечатления о Москве…

– Хорошие? – Тимур задумался, как бы взвешивая что-то на весах памяти.

– Знаешь, а надо мной ведь очень сильно издевались тогда в тюрьме, – вдруг сказал он. – Сокамерники заставляли сутками стоять посреди камеры, не давая сесть. Они не давали мне пить, говорили: «Пей свою мочу!», и спать тоже не давали. А когда я падал, избивали меня ногами, поднимали, опять били…

– Это ужасно! Впрочем, в тюрьмах всего мира нравы одинаковы…

– Да, наверное… Но потом пришел Иван Иванович. Он душевно говорил со мной один на один, без переводчика, на английском… Говорил, что знает законы шариата и понимает меня, но по советским законам за двойное убийство положен расстрел…