В один из пасмурных дней на границе осени и зимы Андрей Вельяминов захлебывающимся от волнения голосом — это явственно слышалось сквозь фединги — сообщил Ростиславу и Ма Ян о рождении сына.

— Приветствуем будущего гражданина социалистической Российской республики! — крикнула в микрофон кореянка. — И горячий привет Оленьке!

В дверь гостевого флигеля постучали.

— Кто бы это мог быть? — нахмурился физик, закрывая рацию от посторонних глаз лоскутным одеялом.

Ма Ян осторожно открыла дверь. На пороге, отряхивая длинный суконный плащ от мокрого снега, стоял Троцкий. Под мышкой революционер держал объемистый саквояж. Лев Давидович широко улыбался.

— Здравствуйте, дорогие мои ученые отшельники! Как же я рад вас видеть! Смотрю, Ростислав Александрович совсем солидным стал, на генерала похож, бороду отпустил, по последней моде.

— Привет! Какими судьбами? Как жизнь в Питере? Сильно от женевской отличается? А как поживает Наталья Ивановна?

Троцкий шутливо всплеснул руками.

— Всё, всё расскажу. Наташенька пока в Женеве осталась. А питерские рабочие — молодцы. И марксистскую теорию изучают, несмотря на зубатовские заигрывания, и за революцию, когда время придет, готовы драться, как…

— Как львы, — физик не удержался от каламбура, подкалывая не в меру патетичного молодого товарища. — Проходи в комнату, сейчас самовар поставлю — отогреешься с дороги.

— Как раз к чаю кое-что имеется, — Лев галантно преподнес Ма Ян коробочку конфет от Эйнема.

За чаем из пыхтящего ведерного самовара друзья разговорились. Между делом Ма Ян упомянула рождение сына у Ольги — Троцкий не раз общался с Андреем и его женой по радио, хотя лично пока не встречался. Лев обрадовался, попросил при первой оказии передать поздравления новоиспеченным родителям, но потом помрачнел.

— Знаете, я три года не видел дочерей. Даже известия о них получаю урывками, при большом везении. Как жизнь сложится у девочек? Когда бежал из якутской ссылки, Нина и Зина остались с Александрой, моей первой супругой. Что поделать, такова жизнь. Порой похожа на греческую трагедию.

Ростислав напомнил себе, что, несмотря на молодость, его собеседник уже немало пережил. Да и что скажешь в такой ситуации? Знание истории тут бесполезно. Не рассказывать же про раннюю смерть от болезни одной дочери и про самоубийство другой. И тем более про убийства еще не родившихся сыновей. Впрочем, будем надеяться, что эти несчастья удастся предотвратить.

Троцкий тем временем взял себя в руки. Привычным жестом поправил пенсне и сказал:

— Знаете, товарищи, у меня имеется и отчасти корыстный интерес в сегодняшнем визите. В Женеве профессор Филиппов изготовил опытный образец лучевого ружья и по совету доктора Федорова предложил испытать его в деле. Возвращаясь в Россию, я провез аппарат через границу в разобранном виде. В Петербурге наши товарищи из технической группы собрали установку. Всё вроде правильно, но аппарат не действует.

— Мотор был совсем, как настоящий, но не работал, — физик процитировал еще не написанный роман.

— Сперва мы думали, что причина в недостаточной чистоте ингредиентов при изготовлении расходуемых материалов. Химики проверили всё, но безрезультатно. Вспомнив про вашу осведомленность в работах Михаила Михайловича, я решил обратиться к вам.

Лев достал из саквояжа и протянул Ростиславу продолговатую латунную коробку. Потом достал листки со схемами и пояснениями, написанными мелким четким почерком Филиппова. Посмотрев на общую схему, физик снял верхнюю крышку и начал с большим интересом изучать устройство первого в мире боевого лазера. Компоненты рабочей смеси хранились в отдельных металлических баках: тонкостенном — для хлористого азота с добавками и массивном, рассчитанном на высокое давление, — для жидкой углекислоты. Присадки к хлористому азоту служили ингибиторами, препятствующими самопроизвольному разложению, и, видимо, участвовали в образовании активной среды с метастабильными уровнями. Разобрав список присадок, Ростислав присвистнул — среди них имелась синильная кислота. Установка была довольно опасна даже в нерабочем состоянии: хлористый азот легко мог детонировать от внешнего сотрясения, распылить яд и разрушить баллон высокого давления. По тонким трубкам компоненты подавались в рабочую камеру — медный цилиндр с прозрачными окнами на торцах. Дозировка регулировалась сложной системой жиклеров и клапанов. В лаборатории двадцать первого века Ростислав воспользовался бы микропроцессором и дозаторами, в студенческие времена собрал бы аналоговый регулятор. А Филиппов с помощью женевских умельцев сотворил шедевр прецизионной механики. Зеркала оптического резонатора размещались снаружи камеры. Физик обратил внимание, что юстировочные винты закручены до упора. Похоже, питерские мастера приняли их за обычный крепеж и затянули от всей души, сбив регулировку.

Поняв причину отказа, Ростислав потратил еще час на отладку лазерного "ружья". Последняя доводка проводилась во дворе — при пристрелке на малой мощности в качестве мишени использовались остатки стройматериалов, завалявшиеся после починки забора. Троцкий, как завороженный, смотрел на дырки с обугленными краями, появляющиеся в толстых досках, будто сами собой, с чуть слышным хлопком. Скоро древесина затлела, задымилась, хотя сухой не была. Физик пояснил, что инфракрасный луч невидим, но заметно рассеивается молекулами воды, поэтому аппарат Филиппова лучше использовать в сухую погоду. Установка работала почти бесшумно, слышалось только тихое шипение отработанной смеси в клапане сброса.

— Только, Лев, не забывай про охлаждение. При работе лишняя энергия уходит на нагрев корпуса. Михаил Михайлович сделал рабочую камеру из меди, она хорошо проводит тепло, но при частой "стрельбе" аппарат не успеет остыть и может выйти из строя. Лучше всего использовать по воздушным целям — аэропланам и дирижаблям. Просто по воздушным шарам.

— Это-то пока не требуется, — рассмеялся Троцкий. — Городовые ещё летать не научились. Разве что по воронам стрелять, подобно государю-императору.

— Очень скоро аэропланы станут эффективным оружием. Переворот в военном деле будет сопоставим с последствиями от изобретения пороха или замены парусников пароходами. "Ночной летун, во мгле ненастной земле несущий динамит", — Ростислав опять не удержался от цитаты из еще ненаписанного стихотворения Блока. — Вопрос считанных лет, если не месяцев.

Троцкий начал собираться, не желая лишний раз показываться посторонним обитателям Абрамцева. Лев Давидович рассчитывал переночевать в Сергиевом Посаде, в гостинице для православных паломников рядом с лаврой — при выборе места проявились не только соображения безопасности, но и своеобразный юмор.

Кроваво-красный диск Солнца опустился, скрываясь за верхушками вековых елей. Ростислав и Ма Ян сидели за освещенным керосиновой лампой столом, объединенными усилиями сочиняя для "Искры" новую статью со сравнительным анализом опыта рабочего движения в различных странах. Со двора послышался неясный шум. Может быть, зачем-то вернулся Троцкий? Ма Ян прислушалась — лицо её выражало сильные и противоречивые эмоции.

— Что такое? — недоуменно спросил Ростислав.

— Говорят… кто-то говорит, точнее, кричит по-корейски. Просит помощи. Очень эмоционально, не пойму деталей.

Перед входом во флигель стоял местный сторож, отставной унтер, а его за рукав дергал молодой низкорослый, лишь чуть выше Ма Ян, парень, судя по внешности, откуда-то из восточной Азии. Гость, одетый явно с чужого плеча, как бедный российский крестьянин, был сильно возбужден и что-то пытался втолковать сторожу, мешая русские и корейские выражения. Физик разобрал только "анэ… ыйса…" — слова, которые выучил с помощью жены. Ма Ян пристально разглядывала соотечественника. Потом, перейдя на корейский язык, принялась расспрашивать.

После короткого обмена певучими корейскими фразами Ма Ян шепнула Ростиславу: