Ленин достал из кармана свернутый черновик, взял микрофон и начал диктовать. В остро полемической статье ядовито высмеивались меньшевики, погрязшие в соглашательстве и превращающие революционную деятельность в смесь пустой говорильни и внутрипартийных склок. Ростислав вспомнил, как сам боролся против пролезших в партию националистов — сторонников бредовой "теории русского лада". Во время пауз, когда включался прием, из динамика было слышно, как Ма Ян ругается на корейском, английском и русском языках, поминая перья, ручки, чернила и еще не родившегося Биро.

— Извините, — наконец сказала Ма Ян. — Я не могу писать по-русски так быстро. Тем более этой чертовой перьевой ручкой. Требуется стенографистка.

Вельяминов запоздало подумал, что и ему, и Ма Ян надо осваивать старое, то есть пока современное, русское правописание. Конечно, "мистер и миссис Вильямс", недавно выучившие русский язык, могли толком не разбираться в ятях и ерах, но злоупотреблять такой отмазкой не стоило.

— Ничего страшного, этот аппарат останется у Александра Ивановича, он уже немного умеет им пользоваться, — предложил Ростислав. — За несколько дней Ма Ян с помощью московских товарищей подберет стенографистку, которой можно доверять, и тогда статью быстренько передадим…

На следующий день Вельяминов, выполняя просьбу доктора Федорова, направился в путешествие по Швейцарии вместе с Лениным и Крупской. Маршрут предложил Владимир Ильич. От пристани в центре города в сторону Монтрё регулярно отправлялся маленький нещадно дымящий пароходик. В своем веке Ростислав уже путешествовал на подобном транспорте по Женевскому озеру и теперь мог сравнивать туристический аттракцион будущего с подлинной жизнью. Монтрё не хватало бронзовых Набокова и Меркьюри. Шильонский замок, возвышающийся над городком, отличался только меньшей чистотой и обустроенностью. Вероятно, таким его видел Байрон, таким он был и во времена "шильонского узника" Бонивара — женевского приора-реформатора, не поладившего с герцогом Савойским. Физик вдруг сообразил, что постоянно ждёт появления вездесущих пожилых японских туристов с цифровыми видеокамерами. Но среди иностранцев, бродящих по замку, сейчас преобладали англичане в смешных шляпах-котелках.

После мрачноватого сырого замка Ростислав предложил подняться на Роше-де-Ней. Не очень высокая, но красивая гора виднелась неподалеку. Оказалось, что железная дорога с зубчаткой еще не построена и парка сурков тоже пока нет. Сперва хорошо протоптанная туристами тропа петляла по сосновому лесу и альпийским лугам, потом достигла вересковых пустошей. Здесь подъем стал более крутым. Приходилось карабкаться по гладким каменным глыбам. На этой высоте снег растаял лишь в начале лета. Надежда Константиновна заметно устала, Вельяминов предложил остановиться для короткого отдыха.

Вид сверху на окрестности Монтрё был великолепен. Лес, альпийские луга, поля, озеро — всё рядом. Крупская с чувством процитировала Байрона. Но Ленин, похоже, слушал жену только из вежливости.

— Нужно дать решительный бой меньшевикам! — заявил он без всякого перехода. Наверно, мысль о прошедшем съезде, расколе и его последствиях преследовала Владимира Ильича постоянно. — Нужно постоянно, каждодневно бороться за ортодоксальный марксизм.

— По-моему, жизнь сама всё расставит по местам, — рассудительно сказал Ростислав. — В скором времени в России начнется революция, тогда и увидим, кто настоящий революционер-марксист, кто безответственный болтун, а кто просто фрондирующий буржуа.

Надежда Константиновна попыталась перевести разговор на события менее актуальные.

— Ростислав Александрович, а в Австралии есть похожие горы? Всё как-то собиралась расспросить про тамошнюю жизнь поподробнее.

Вельяминов успел отвыкнуть от необходимости поддерживать легенду. Поэтому вопрос Крупской оказался неприятным сюрпризом.

Набравшись наглости, физик постарался вывалить на слушателей смесь сведений, полученных от бывавших в Австралии знакомых, из книг, Интернета и "Крокодила Данди". Крупская вроде бы заслушалась, но Ленин вдруг перебил увлекшегося Ростислава:

— Чувствую я, уважаемый Ростислав Александрович, что вы что-то не договариваете. Вы сыплете фактами из самых разных областей знания, но не сообщаете главного — откуда у вас такая уверенность в близкой революции?

Вельяминов замешкался. Огромный соблазн — рассказать Ленину правду. Но поверит ли Владимир Ильич в перемещение во времени? Может, писатель-фантаст Богданов и поверил бы. Нет, пока рано.

— Владимир Ильич, не могу я чисто технически описать свои методы сбора данных и их анализа. Прошу вас только запомнить — в январе-феврале следующего года начнется война с Японией. Надежда Константиновна, будьте свидетельницей, что я сейчас, в августе 1903 года, говорю про высадку в Чемульпо и осаду Порт-Артура будущей зимой…

Ленин стоял, опираясь на альпеншток.

— Ладно, предположим, вы правы, и через полгода заговорят пушки. Тогда наши великодержавные держиморды постараются задушить не только рабочее движение, но и безобидную либеральную фронду.

— Вот именно! Надо договариваться с эсерами — не по идейным вопросам, это невозможно — а по чисто практическим.

Ростислав помнил из курса истории партии, что позиция Ленина по вопросу отношений с мелкобуржуазными партиями постоянно менялась, но неизменным оставался прагматизм. Почти невозможно убедить человека поменять точку зрения на противоположную, но следуя в рамках логики собеседника, вполне можно подвести разговор к нужным выводам. У физика имелся богатый опыт как научных дискуссий, так и бесед с околонаучными бюрократами.

— Хорошо, хорошо, — Владимир Ильич вдруг рассмеялся. — К черту меньшевиков, эсеров, японцев. Посмотрите лучше на соседние горы. Как красиво! Видите, наши усилия не пропали даром!.. Нам стоило сюда карабкаться. К счастью, наши почтеннейшие изобретатели, Ростислав Александрович и Михаил Михайлович, пока не придумали телефон, по которому человека можно побеспокоить на прогулке.

Усилия Вельяминова всё-таки возымели действие. Этот поход несомненно пошел Ильичу на пользу. Да и сам Ростислав почувствовал себя беззаботным студентом на каникулах…

После возвращения в Женеву физик узнал от Федорова, что Ма Ян нашла стенографистку, и ленинская статья уже тиражируется в Москве. Вельяминов запоздало подумал, что в принципе не слишком трудно сделать фототелеграфный или телетайпный аппарат для передачи текстов. Хотя при использовании для связи коротких волн скорость такой передачи должна быть совсем уж черепашьей, чтобы не мешали фединги. Наверно, связь голосом со стенографированием — всё-таки самый практичный вариант в данных условиях.

По дороге в Москву Ростислав то рисовал схемы электронных устройств, то обдумывал предстоящие события. История уже начала меняться, но к чему это приведет? В Вене мысли перескочили на предстоящие мировые войны. Будут ли они при новом раскладе? А ведь где-то неподалеку живет некий Адольф Гитлер. Сейчас он пока подросток, лет четырнадцати или пятнадцати. Увлекается пейзажной живописью, поет в церковном хоре. Набожный христианин, как многие большие сволочи…

В Москве Вельяминов с вокзала отправился прямо на фабрику. Извозчик с удивлением смотрел на барина, который, не доверяя носильщикам, сам нес здоровенный чемодан. Радиолампы — штука хрупкая, лучше лишний раз не швырять. В конторе было тихо. Видимо, Ма Ян уже провела утреннюю планерку, и вся активность переместилась в цеха. Спрятав привезенные детали в кладовке с прочной дверью, Ростислав пошел к выходу по длинному коридору.

— Господин Вельяминов! Подождите!

Физик обернулся на женский крик и тут же сообразил, что свалял дурака. В России Ростислава все, кроме Ма Ян, знали как "мистера Вильямса". Неужели провокация? Среди женевских знакомых оказался агент охранки? Или Никитин выследил и сдал местным ментам?