– Я позволила гневу овладеть мной. Я отказывалась простить Эми, и сегодня, если бы не Лори, могло бы случиться непоправимое! Как я могла быть такой злой и гадкой? – прошептала Джо, разговаривая сама с собой, и склонилась над сестрой, бережно гладя ее по волосам, разметавшимся по подушке.
Как будто услышав ее, Эми открыла глаза и протянула к ней руки, улыбнувшись при этом так, что сердце Джо растаяло. Никто из них не произнес ни слова, сестры лишь крепко обнялись (этому не помешали даже одеяла) и поцеловались. Все было прощено и забыто.
Глава девятая
– Нет, как все-таки здорово, что мои подопечные заболели корью именно сейчас, – сказала ясным апрельским днем Мег, стоя в своей комнате в окружении сестер и укладывая вещи в свой дорожный сундук.
– И как мило, что Анни Моффат не забыла о своем обещании. Целых две недели сплошного веселья – это замечательно! – подхватила Джо, которая, складывая юбки Мег, размахивала своими длинными руками, будто мельница крыльями.
– Да еще в такую чудесную погоду, которая не может не радовать, – добавила Бет, аккуратно сортируя свои лучшие ленты для волос и бархатки, которые решила одолжить сестре по такому особому случаю.
– Жаль, что я не могу отдохнуть как следует и примерить все эти замечательные вещи, – сказала Эми; ее рот был полон заколок и булавок, которые она ловко втыкала в подушечку, принадлежащую сестре.
– Мне бы хотелось, чтобы все вы поехали со мной, но, раз уж это невозможно, я расскажу вам о своих приключениях, когда вернусь. Это меньшее, что я могу для вас сделать, учитывая то, как вы были добры ко мне, одолжив свои вещи и помогая собираться, – сказала Мег, окидывая взглядом комнату и свой очень простой наряд, который, по мнению ее сестер, выглядел просто безупречно.
– А что дала тебе мама из своей шкатулки с драгоценностями? – полюбопытствовала Эми: она не присутствовала при открытии пресловутого кедрового сундучка, в коем миссис Марч хранила немногочисленные реликвии, оставшиеся от былого богатства; она намеревалась подарить их дочерям, когда придет время.
– Пару шелковых чулок, вот этот красивый резной веер и чудесный голубой кушак. Правда, я хотела взять еще и наряд из фиолетового шелка, но времени на его переделку уже не оставалось, так что мне придется довольствоваться своим старым платьем из тарлатана[17].
– С моей новой муслиновой нижней юбкой оно будет выглядеть просто чудесно, а кушак прекрасно его подчеркнет. Какая жалость, что я сломала свой коралловый браслет, а то бы ты могла взять и его, – сказала Джо, обожавшая дарить и одалживать вещи, но, к сожалению, обычно они пребывали в столь плачевном состоянии, что возможность их дальнейшего использования исключалась.
– В шкатулке с драгоценностями лежит чудесный комплект старинных жемчужных украшений, но мама сказала, что лучшее украшение для юной девушки – это живые цветы. Лори пообещал прислать мне все, что нужно, – продолжала Мег. – Так, давайте посмотрим: вот мой новый серый костюм для прогулок (только на шляпке нужно поправить перо, Бет). А это поплиновое платье для воскресений и приватных вечеринок; однако, для весны оно выглядит тяжеловатым, не правда ли? Фиолетовый шелк был бы гораздо лучше. О боже!
– Не переживай, для больших приемов у тебя есть платье из тарлатана; в белом ты похожа на ангела, – заявила Эми, сосредоточенно размышляя о маленькой шкатулке с драгоценностями, которые приводили ее в неописуемый восторг.
– У него недостаточно глубокий вырез и слишком узкая юбка, но тут уж ничего не поделаешь. Мое голубое домашнее платье выглядит прекрасно, оно перелицовано и заново оторочено, так что можно считать, что оно совсем как новое. А вот шелковое платье-рубашка уже давно вышло из моды, а шляпка по всем статьям уступает шляпке Салли. Ничего не хочу сказать, но при виде своего зонтика я испытала разочарование. Я говорила маме, что мне нужен черный с белой ручкой, но она забыла об этом и купила мне зеленый зонт с желтой ручкой. Он – крепкий и аккуратный, так что жаловаться мне вроде бы не на что, но я-то знаю, что мне будет стыдно даже сравнивать его с шелковым золотистым зонтиком Анни, – вздохнула Мег, с явным неодобрением разглядывая маленький зонт.
– Поменяй его в магазине, – посоветовала Джо.
– Я не хочу прослыть дурочкой или обидеть маму, которая приложила столько сил, чтобы собрать меня в дорогу. Нет, все это – вздор, и я не намерена поддаваться разочарованию. У меня есть шелковые чулки и две пары новых перчаток, и этого довольно. Спасибо тебе, Джо, за то что одолжила мне свою пару. Теперь я чувствую себя богатой и даже элегантной, располагая двумя парами новых перчаток и одной выстиранных старых. – Чтобы окончательно успокоиться и воспрянуть духом, Мег покосилась на свою коробку с перчатками. – У Анни Моффат есть чепцы с голубыми и розовыми лентами. Ты сумеешь повязать такие же на моем? – спросила она у Джо, когда Бет внесла стопку снежно-белого муслина, над которым Ханна только что закончила трудиться.
– Не стану даже пытаться: изящные чепцы не гармонируют с простыми ночными рубашками, на которых нет никакой отделки, даже оборок. Беднякам не пристало наряжаться вычурно, – отрезала Джо.
– Интересно, появятся ли у меня когда-нибудь ночные рубашки с настоящими кружевами и чепцы с бантами? – нетерпеливо произнесла Мег.
– Давеча ты говорила, что будешь вполне довольна, если тебе удастся съездить в гости к Анни Моффат, – негромко напомнила Бет в своей обычной ненавязчивой манере.
– Да, говорила! И да, я счастлива и не собираюсь жаловаться, но почему-то чем больше ты имеешь, тем больше тебе хочется, не правда ли? В общем, все почти готово и уложено, кроме бального наряда, но его уложить я попрошу маму, – сказала Мег, и ее лицо просветлело, когда она перевела взгляд с наполовину заполненного дорожного сундука на многократно стиранное и чиненое платье из тарлатана, которое она с важным видом именовала «бальным нарядом».
Погода на следующий день выдалась чудесная, и Мег торжественно отправилась в свой двухнедельный отпуск, суливший ей массу новых впечатлений и удовольствий. Следует признать, что миссис Марч с большой неохотой дала согласие на эту поездку, опасаясь, что Маргарет вернется домой еще более неудовлетворенной, чем прежде. Но дочь так искренне умоляла отпустить ее, а Салли обещала хорошенько о ней позаботиться, да и небольшой отдых после долгой зимы, прошедшей в хлопотах и нелегкой работе, был бы весьма кстати, поэтому мать сдалась, и Мег уехала, дабы впервые попробовать взрослую жизнь на вкус.
Семейство Моффатов вело активную светскую жизнь, и поначалу Мег стушевалась, подавленная роскошью дома и элегантностью его обитателей. Но хозяева были добрыми людьми, несмотря на свой несколько легкомысленный образ жизни, и вскоре их гостья освоилась. Пожалуй, Мег шестым чувством угадала, что Моффатов нельзя назвать людьми образованными и интеллигентными в полном смысле этого слова и что под внешним лоском невозможно скрыть, из чего они слеплены. Разумеется, не было ничего дурного в том, чтобы есть вкусно и досыта, ездить в прекрасных экипажах, каждый день надевать новые платья и не думать ни о чем, кроме развлечений. Все это вполне устраивало Мег, и совсем скоро она начала подражать манерам окружающих, жеманничать и важничать, использовать в речи французские слова и выражения, завивать волосы, ушивать платья и разглагольствовать о моде. Чем дольше она любовалась красивыми вещами, принадлежащими Анни Моффат, тем больше завидовала ей и тем сильнее хотела стать богатой. Родной дом теперь представлялся Мег убогим и унылым, работа стала еще ненавистнее, чем прежде, и, несмотря на новые перчатки и шелковые чулки, девушка уже считала себя обездоленной нищенкой.
Впрочем, времени предаваться тягостным мыслям у нее не было: три юные особы с головой окунулись в то, что они называли «веселым времяпрепровождением». Они ходили по магазинам, катались верхом, наносили визиты, а по вечерам посещали театр и оперу или резвились дома. У Анни было много друзей и подруг, и она умела их развлечь. Ее старшие сестры были утонченными молодыми леди, а одна уже даже успела обручиться, что, по мнению Мег, было очень интересно и романтично. Мистер Моффат оказался забавным толстым джентльменом, который полюбил Мег как родную дочь. Словом, окружающие баловали ее, и «Дейзи»[18], как они ее величали, оказалась на пути к тому, чтобы позволить окончательно вскружить себе голову.