Однажды вечером, когда должна была состояться небольшая приватная вечеринка, Мег обнаружила, что поплин ей решительно не идет, потому что остальные девушки собирались надеть платья из тонкой ткани и вообще намерены были предстать в наилучшем виде. Итак, пришлось достать наряд из тарлатана, который рядом с новеньким, с иголочки, платьем Салли выглядел старым и поношенным. Мег заметила, как подруги покосились на нее, а затем многозначительно переглянулись, и почувствовала, как у нее загорелись щеки, потому что, несмотря на всю свою кротость, она была гордой девушкой. Никто не сказал ни слова по поводу ее платья, но Салли предложила уложить ей волосы, Анни – завязать кушак, а Белль, та самая девушка, которая была обручена, принялась восторгаться белизной ее рук. Однако в их доброте Мег видела лишь жалость к ее бедности, и у нее на сердце было очень тяжело, когда она стояла в стороне, пока остальные смеялись, оживленно болтали и порхали по комнате, словно бабочки. Невыносимая горечь переполняла ее душу, когда горничная внесла корзинку с цветами. Прежде чем служанка успела заговорить, Анни сняла крышку и все дружно ахнули при виде чудесных роз, вереска и папоротников.

– Разумеется, это для Белль, Джордж всегда присылает ей цветы, но на этот раз он превзошел самого себя. Они великолепны! – воскликнула Анни и с благоговением поднесла букет к лицу.

– Эти цветы для мисс Марч, так сказал мужчина, который их доставил. Здесь есть записка. Вот она, – сказала горничная, протягивая Мег листочек бумаги.

– Какая прелесть! От кого же они? А мы и не знали, что у тебя есть возлюбленный, – защебетали девушки, порхая вокруг Мег; они были очень удивлены и заинтригованы.

– Записка от мамы, а цветы – от Лори, – просто ответила Мег, испытывая благодарность к соседу за то, что он о ней не забыл.

– Ах вот как! – воскликнула Анни и бросила на подругу насмешливый взгляд.

Мег же сунула записку в карман – она станет ее талисманом против зависти, тщеславия и гордыни, ведь всего несколько ласковых слов заставили ее воспрянуть духом, а прелестные цветы помогли приободриться.

Вновь почувствовав себя почти счастливой, Мег отложила несколько цветов для себя, а остальные собрала в крошечные букетики, которые можно приколоть на грудь, к волосам или на юбку, и так мило предложила их своим подругам, что Клара, старшая из сестер, расчувствовалась и назвала ее «славной малышкой». Похоже, все они были очарованы такой предупредительностью. Вышло так, что своим поступком Мег разогнала хандру и, когда остальные девушки побежали покрасоваться перед миссис Моффат, взглянула в зеркало и увидела счастливое личико с блестящими глазами, а после того, как украсила свои вьющиеся волосы веточкой папоротника и приколола к платью розы, оно уже не казалось ей таким поношенным и обтрепанным.

В тот вечер Мег повеселилась от души и натанцевалась до упаду. Окружающие были очень добры к ней, и она трижды удостоилась похвалы. Анни уговорила Мег спеть, и кто-то сказал, что у нее прекрасный, сильный голос. Майор Линкольн поинтересовался, кто эта «цветущая маленькая девушка с прелестными глазами», а мистер Моффат пригласил ее на танец, потому что «она – настоящий живчик, а не манерная соня», как он «изящно» выразился. Словом, Мег получала удовольствие от происходящего, пока случайно не услышала обрывок разговора, который привел ее в крайнее смятение. Она сидела у входа в оранжерею, ожидая, пока ее партнер по танцу принесет ей мороженое, и вдруг из-за цветочной стены до нее донесся чей-то голос:

– Сколько ей лет?

– По-моему, шестнадцать или семнадцать.

– Для каждой из сестер это была бы отличная партия, не так ли? Салли говорит, что они очень сдружились, а старик в них души не чает.

– Судя по всему, миссис М. уже составила план действий и намерена достойно разыграть свои карты, несмотря на то что ее дочери еще слишком молоды. А эта девчушка, очевидно, еще не задумывалась об этом, – заметила миссис Моффат.

– Она солгала, что записка от матушки, а потом зарделась, когда выяснилось, что цветы – для нее. Бедняжка! Она была бы довольно мила, если бы одевалась получше. Как ты думаешь, она не обидится, если мы одолжим ей платье на четверг? – поинтересовался другой голос.

– Она горда, но, полагаю, не станет возражать, ведь, кроме этого старомодного платья из тарлатана, у нее больше ничего нет. Кстати, сегодня вечером она может его порвать, и тогда появится удобный предлог предложить ей что-нибудь поприличнее.

Тут явился партнер Мег. Он застал ее раскрасневшейся и взволнованной. Мег действительно была горда, и сейчас это качество пришло ей на помощь, помогая скрыть ужас, гнев и отвращение, вызванные тем, что она только что услышала. Несмотря на свою наивность и неискушенность, она прекрасно поняла, о чем сплетничали эти дамы. Мег попыталась забыть об этом, но безуспешно. Она без конца повторяла про себя: «миссис М. уже составила план действий», «солгала, что записка от матушки», «старомодное платье из тарлатана», – до тех пор, пока ей не захотелось разрыдаться и со всех ног броситься домой за советом. Но поскольку это было решительно невозможно, девушка изо всех сил старалась выглядеть веселой и беззаботной, в чем и преуспела: никто, глядя на нее, и представить себе не мог, каких усилий ей это стоило. Мег чрезвычайно обрадовалась, когда все закончилось и она оказалась в своей кровати, где можно было хорошенько все обдумать и дать волю накопившемуся раздражению. Вскоре у нее разболелась голова, а пылающее лицо охладили вполне естественные в ее положении слезы. Эти глупые, но сказанные из лучших побуждений слова приоткрыли перед ней целый мир, нарушив ее покой, в коем она до сих пор пребывала, словно дитя. Услышанные дурацкие речи омрачили ее невинную дружбу с Лори, а вера в мать пошатнулась после того, как Мег узнала о ее хитроумных планах, которые приписывала ей миссис Моффат, привыкшая судить по себе. Благоразумная же решимость удовлетвориться безыскусным гардеробом, подобающим дочери бедняка, ослабела под воздействием жалости девушек, считавших поношенное платье одной из величайших катастроф в подлунном мире.

Бедная Мег провела бессонную ночь и проснулась с тяжелой головой и набрякшими веками. Она чувствовала себя несчастной и была обижена на подруг, а еще злилась на себя за то, что не посмела поговорить с ними откровенно и уладить возникшие недоразумения. Но в то утро, похоже, все чувствовали себя разбитыми. Лишь после полудня девушки наконец взялись за рукоделье. Поведение подруг сразу же показалось Мег подозрительным. Она сочла, что они обращаются к ней с бóльшим уважением, проявляют несомненный интерес ко всему, что она говорит, а в их глазах светится любопытство. Мег была удивлена и польщена, но не понимала, чем все это вызвано, до тех пор, пока мисс Белль не оторвалась от рукоделья и не проговорила весьма сентиментальным тоном:

– Дэйзи, дорогая, я пригласила твоего друга, мистера Лоуренса, приехать к нам в четверг. Мы хотим познакомиться с ним поближе, да и тебе его визит наверняка доставит удовольствие.

Мег зарделась, но озорное желание подразнить подруг заставило ее ответить с притворной скромностью:

– Вы очень добры. Но боюсь, он не приедет.

– Почему же, дорогая? – осведомилась мисс Белль.

– Потому что мистер Лоуренс слишком стар.

– Дитя мое, что ты имеешь в виду? Сколько же ему лет, хотела бы я знать? – изумленно спросила мисс Клара.

– По-моему, около семидесяти, – ответила Мег и, считая петли, наклонила голову, чтобы скрыть лукавые искорки в глазах.

– Ах ты, негодница! Разумеется, мы имеем в виду молодого человека! – смеясь, воскликнула мисс Белль.

– Никакого молодого человека нет. Лори, в сущности, совсем еще ребенок. – Теперь уже Мег засмеялась, заметив, какими странными взглядами обменялись сестры, когда она столь нелепым образом описала своего предполагаемого возлюбленного.

– Он примерно твоего возраста, – сказала Нэн.

– Скорее уж он ровесник моей сестры Джо, а мне в августе исполнится семнадцать, – парировала Мег, тряхнув головой.