Людям и лошадям требовался отдых. Командор не позволял о том даже помыслить. Они шли при свете дня и в ночной темени, когда через небесное сито брался сеять мелкий дождь. Спешили, как могли. Но, вопреки заверениям Лопуха, их всё же нагнали. У самой опушки, где темнолесье встречалось с холмистой равниной, где между ними велась вековая борьба за каждый клочок смежной земли — здесь предстояло развернуться последнему бою.

…Пробуждалось раннее утро. Сумрак поблек, но солнце ещё не взошло над островерхой кромкой лесного царства. Сонно. Свежо. И мирно, как бывает только на рассвете. В молочной вышине, сырой, клубящейся, маревая мгла. И на земле тоже мгла. Мгла вверху и мгла внизу, мгла всюду, весь мир — деревья, люди, лошади — лишь неясные тени, проступающие из мглы. Мгла заглушает голоса и ржание лошадей. Но даже сквозь неё прорезается хриплое горланье неразличимо кружащего где-то в небе воронья.

Шрам вывел отряд точно к тому же месту, где не так давно они, ещё полные сил и жаждущие схватки, вступили в земли врага. Утренний ветерок мало-помалу развеивал молочное марево и впереди уже виднелся трепещущий на высоком флагштоке имперский стяг, а под ним тесно сбитые бока палаток. Лагерь, состоящий пока лишь из парусиновых пологов без бревенчатых построек, занял вершину господствующего над здешним полем холма. Склоны холма успели обрасти палисадами. Их товарищи под руководством сира Лимоса Тура потрудились над возведением наблюдательного форпоста. Уже пронёсся над истрёпанным строем дружный вздох облегчения, стоило им только оставить позади осточертевшие дебри и выйти на простор. Уже разливалась по ноющим мышцам блаженная расслабленность от ожидания скорого отдыха и последующего возвращения домой. Восвояси. Уж этот путь для каждого будет в радость!

Тогда-то и объявилась погоня.

Дёрганной неуклюжей походкой из-за крайних деревьев чащи, ещё хранящей сумрак ночи, выходили великаны. Обрывки кошмаров этой растянувшейся на долгие дни ночи, провравшиеся за ними во внешний дневной мир. Их было десяток или чуть больше. Не так много, если вспомнить, сколько громил собралось у руин. Но и это слишком много. Пару древней покрывала копоть, обугленные сучья торчали на них чёрными шипами. Одного, с носом-корягой, выпирающим из обожжённой рожи, рыцари сразу признали за своего старого знакомца. Вот значит, где довелось снова свидеться.

Носорог тащил в лапах дубину.

Древни выступали на открытое место. И замирали. Медленно поворачивались они по сторонам, будто озираясь в растерянности, будто не понимая, где вдруг очутились. Юлиану с Лопухом прежде уже доводилось видеть схожие картины. Случалось это, когда к Великой Стене подступал какой-нибудь заплутавший громила. Обычно, осмотрев или даже потрогав вставшую на его пути преграду, тот удалялся обратно в пустоши, а вослед ему с высоких зубчатых стен летел залихватский свист.

Разглядев выросший невдалеке лагерь и ползущее к нему воинство, великаны затрубили и, широко шагая, устремились за ним. Всякая растерянность была ими отброшена. Ветви у громил облепили восседающие на них карлы. Часть недомерков держала луки и уже пыталась стрелять, прочие махали пиками.

Бегством не спастись, — Мартин понял это сразу.

Кожа на обожжённом черепе побагровела от нахлынувшей крови, повязки ослабли. Он сорвал их. Его прославленное везение приказало долго жить. Оно и не могло длиться вечно, но чтобы так. Теперь с полным основанием можно нацеплять на голову тесную железку. Имейся шлем у него в подземелье, авось уберёг бы… И ведь, не успели совсем чуть-чуть! Впрочем, достигни отряд лагеря, чтобы это изменило?

Однако о превратностях судьбы поплачемся в другой раз.

Древни приближались. Следовало разворачиваться и встречать их, а не подставлять под удар спины. Снова сражаться. Собрать остатки сил в кулак… Только, где взять эти остатки? Все они вымотаны, многие к тому же ранены. Сольен — он один. Гера надорвалась и не сотворит даже простейшего заклятья. Выдержать сколь-нибудь серьёзную битву будет не по ним.

Так что? Пасть, когда сделано главное за чем шли, за что умирали? Ну, уж нет! Выход есть всегда. Его лишь надо найти.

Или устроить самому.

— Лопух! Ко мне! — рявкнул Шрам, стоя уже на земле.

Лопух на хромающей кобыле, раздобытой им взамен Живчика, вынырнул из гущи движущейся людской массы. Остальные, то и дело оборачиваясь, бежали к лагерю, видя в нём спасение, которого там не было. Пешие отставали от конных. Отряд растягивался.

— Садись на моего коня, — велел Мартин. — Он будет поживее. Скачи в лагерь. Пусть все там, кто способен держать оружие, немедленно атакуют. Мы принимаем бой! Понял?

— Да!

Стражник, морщась, спрыгнул с седла. Ему вручили поводья. Конь командора выглядел вполне крепким, чтобы не споткнуться на полпути и не переломать себе ноги, в отличие от его клячи. Лопух передал ту кому-то из спешащих мимо солдат. Не без боязни он взобрался на жеребца, что выпускал из ноздрей клубы пара, — тоже чуял опасность. Правая рука слушалась уже получше, хотя ещё неважно. Но ничего, как-нибудь сдюжим.

Топор, извлечённый из заплечного чехла, лёг наперевес в ладони Шрама:

— Скачи! И захватите побольше огня! Иначе все мы сегодня отправимся к праотцам.

Лопух ещё раз мельком глянул в жуткое лицо командора, коротко кивнул, после чего всадил пятки в бока коня. Тот заржал, вскинувшись на дыбы. И рванул с места. Ветер засвистел в ушах. Земля под мелькающими копытами слилась в сплошной бурый росчерк, а пологи палаток на холме стали быстро расти в размерах. Между ними уже бегали всполошенные фигуры. Появление отряда и их преследователей не осталось незамеченным.

Он мчался, прильнув к самой гриве. Его слезящийся взгляд полнила решимость. Дух лошадиного пота щекотал ноздри. А запах гари, накрепко пропитавшей в катакомбах одежду, вдруг напомнил ему о детстве… о запечённой в углях картошке и треске поленьев в старой печи, где предстояло румяниться тёткиным пирогам. Напомнил о доме, в который он обязательно должен ещё вернуться. И в этот миг Лопух уверился, что всё у них будет хорошо. Несмотря ни на что и вопреки всему…

Матерясь на чём свет стоит, Шрам останавливал бегущих солдат. Они разворачивались. Хью с перевязанной головой собирал стрелков, распределяя среди них остатки стрел. Отряд готовился встречать врага, а носилки с ранеными продолжали нести к лагерю.

— Крепитесь! — Сольен бегает в гуще толпы, хлопает по плечам, заглядывает в лица. Его белые волосы вьются вихрем, хотя ноги у самого едва не подкашиваются. — Не поддавайтесь страху! Теперь мы на своей земле, а не в их Чащобах! Это они лезут к нам!

«Мы не побежим. — Командор до боли в пальцах сжимает обтянутую потёртой кожей рукоять топора. — Дальше не побежим».

Десяток громил и с сотню карлов, прямо на ходу, цепляясь за стволы ременными петлями, точно муравьи сползающих с ходячих деревьев, спешили к ним на встречу. Отряд выстраивался неровным полукругом. Вскидываются луки и топоры. Кто-то ещё успевает оглянуться в сторону лагеря. Миг замершей тишины. Сучклявые несуразные махины несутся в таранной атаке. Приближающийся тяжёлый топот и карканье кружащего в небе воронья. А между тем солнце поднимается. Настаёт новый день, для кого-то последний.

Древни навалились горным оползнем, сметающим всё на своём пути. Следуя приказам командора, за секунду до сшибки рыцари рассыпались, обходя громил с боков и уходя из-под прямого удара. В основном это удалось сделать. Великаны явно поубавили в своей былой прыти. Но и при таком раскладе один, а там и другой солдат оказывался смят или отброшен могучими лапищами. Стрелки дали первый залп. При полном отсутствии зажигательных снарядов попытки сразить громил тщетны. Тогда они взялись выцеливать карлов, снующих за спинами своих неповоротливых союзников и ещё восседающих на их ветвях. Недомерки не замедлили с ответом.

Как не раз до того, схватка с карлами грозила обернуться поголовным уничтожением обоих противоборствующих сторон. И сейчас древни не спешили выступать в роли примирителей. Великаны искали мести, как прежде сами рыцари. Чужаки должны были поплатиться за разрушенное Святилище.