— Нет, они вообще ни с кем не хотели, — фыркает хозяйка.

— И много Масиков вы привезли? — Вера очень не просто так снова посмеивается в мою сторону.

Вот теперь я абсолютно уверен, что поседел.

— Нет, что вы, паук только один. — Женщина явно гордится этим. Все, Семен и два твоих орехоголовых брата, можете расслабиться.

— Но еще привезли пару питонов, и игуану, и африканских кивсяков.

— Марик, нам пора!

Теперь уже Вера хватает меня за руку и буквально галопом, вприпрыжку, уносится с пляжа.

Ты понял, Червинский? Нужно обязательно выяснить, что ее так испугало.

Надо же как-то скостить проклятый испытательный срок.

[1] История с пауком реальная, произошла с моей подругой:)

Девять месяцев спустя

Срок моих родов через неделю.

Так что в белом платье, даже скроенном по моей фигуре и с учетом огромного живота, в котором у нас с Червинским сидит маленькая Марика, я нарочно не поворачиваюсь к зеркалу. Что я там не видела? Белое кресло-мешок с парой лилий на голове?

— Вера, ты просто красотка, — улыбается Лера, а Марина носится вокруг с фотоаппаратом, то и дело бубня себе под нос, что свадебного фотографа мы взяли «не очень».

Пусть бегает.

Я знаю, что наш фотограф отработает на сто по десятибальной шкале, но эти фотографии все-равно осядут в семейный архив, только для наших с Червинским глаз, а для гостей будет целая куча фотографий Марины, где, я даже не сомневаюсь, мы будем пойманы в самых идиотских и смешных позах. Но ведь свадьбы и должны быть такими: не для гостей, а потому что двое уже созрели. И решили создать семью. Объявив об этом всем родственникам в неформальной и веселой обстановке.

— А тамады у вас тоже не будет? — интересуется Лера. До сих пор не может поверить, что мы отказались от всех положенных церемоний. Сейчас у нас роспись, за полчаса до закрытия ЗАГСа, успели в последний вагон, потому что моя доктор подняла крик, что мне нужно ложиться в больницу «еще вчера». А я думаю, что раз срок через неделю, то я уж точно как-нибудь договорюсь со своей маленькой папиной козочкой и эту неделю мы как раз успеем доходить на курсы по семейному праву.

Я открыла свою контору.

И я теперь тоже маленький, но самостоятельный адвокат.

Правда, пока не придумала, как сказать Червинскому, что собираюсь выйти на работу прямо из роддома. И быть той самой мамочкой, которая не боится ходить с ребенком на йогу, по магазинам или в суд.

— Почему у нас не будет тамады? — Я задумчиво грызу кончик ногтя, но вовремя высовываю палец изо рта. — Я за нее.

— Спасибо, что предупредила. — Марина хихикает в кулак и успевает «щелкнуть» мое улыбающееся лицо. — Буду поменьше пить.

Я хочу сказать, что ей это не поможет, потому что я собираюсь отжигать весь вечер, но закрываю рот, глядя на бегущего вниз по лестнице Марика.

Ему чертовски идут темные брюки и темная рубашка… со следами моей рвоты.

Никогда бы не подумала, что даже на последних месяцах беременности может тошнить, но именно девятый меня удивил. Всю беременность я отходила просто как богиня: ни токсикоза, ни высыпаний на коже, ни боли в спине. Но последние пару дней позвоночник просто выкручивает. Спасают только тем, что укладываюсь на своего Червинского поперек и катаюсь по нему, словно по шарику. Нет, такой у нас тоже есть, но Червинский оказался более катательный.

В общем, по дороге сюда меня стошнило. Чуть-чуть, но пиджак пришлось снять. А тот, что у шафера, на Марика просто не налез. И рубашке тоже досталось, но мы решили, что даже для не каноничной свадьбы жених с голым торсом — это перебор. Хотя сейчас у меня уже слюнки текут — так охота его раздеть.

— Все, козочка, нас ждут.

— Я туда своими ногами не пойду. Только если ты совершенно случайно захватил альпинистское снаряжение.

Он с вызовом вскидывает бровь, берет меня на руки… и вздыхает.

А шрам под глазом ему все-таки идет. Если бы женщины были мухами, то мне бы не хватило даже сотни мухобоек, чтобы успокоить свою ревность количеством павших соперниц. И дело не в том, что мой Червинский не перевоспитался. Он вообще никуда не смотрит, только на меня. Даже когда я раздулась настолько, что мои пальцы стали похожи на сардельки, а утром я вообще как испуганная рыба-фугу, каждый раз, когда я ловлю на себе его взгляд — он смотрит с любовью.

И шутит, что будет любить меня даже со складками на животе.

На всякий случай мы это тоже внесли в наш маленький семейный протокол, хоть я собираюсь прийти в форум в ближайшие пару лет.

Я просто до чертиков, ужасно сильно, словно полоумная, люблю своего ненормального мужа. И называю его так с той самой ночи на пляже, правда, только когда он не слышит.

— Не тяжело? — интересуюсь я, пока Червинский ступенька за ступенькой преодолевает путь вверх.

— Тренируюсь носить вас обеих, — ухмыляется Марик.

Он ставит меня уже наверху, перед дверью в большой зал, где через пару минут мы станем мужем и женой. На три месяца раньше срока, но у Марика были неоспоримые аргументы. Каждый день и каждую ночь.

— Вера… — Марина дергает меня за рукав. — Вера… по-моему, у тебя того…

Я слежу за ее взглядом.

За мной, как за улиткой, тянется мокрый след.

Ежечки-кошечки, как говорит жена Антона!

— Вера, что такое? — Марик уже с телефоном, бледный, как смерть. — Тебе плохо? Где болит? Я вызываю доктора! Нет, мы едем в больницу прямо сейчас! С вами все будет хорошо!

— У нее просто отошли воды, — умиляется Лера и уже расцеловывает меня в обе щеки.

— Мы будем бабушками! — хором, словно долго репетировали, кричат наши с Мариком мамы, которые уже выстроились у дверей почетным караулом.

Родня начинает суетится, хлопать, желать счастья новорожденной.

Им все равно, что я еще как бы не родила.

Наташа задорно трясет бутылкой и в ответ на мой немой вопрос: «Кто дал бабушке шампанское?», Марик пожимает плечами.

— Так! — громко говорю я, и от звука моего голоса хрустальные части люстры начинают исполнять вальс Мендельсона. — Никто никуда не едет! Сначала мы женимся, потом банкет, а потом — роддом.

Зря я что ли заказывала свои любимые стейки-томагавк. Я буду есть их даже на родильном кресле.

Хотела бы я сказать, что меня взяли — и послушались, но у всей нашей, пусть не очень большой, но дружной родни, уже своя «свадьба»: они пьют за здоровье Марики Марковны Червинской, и им в принципе все равно, что именинница еще не собрала вещи.

— Идем, — Марик берет меня за руку, и мы быстро просачиваемся в толпе.

Женщина у стола в красивом костюме. Господи, кажется, точно таком же, что и в прошлый раз. Она пытается понять, что произошло и даже ворчит, что именно с нами у нее куча проблем, но я молча беру ручку с красивого подноса и ставлю подпись в книге регистрации брака.

— Я немножко рожаю, — говорю в ответ на ее праведный гнев.

И с дикой улыбкой смотрю на красивую размашистую подпись моего Червинского. Он с минуту смотрит на наши росчерки, словно на завершенное волшебство, а потом тянется ко мне через весь мой тыковообразный живот, целует в губы и дико, почти как мальчишка, хочет.

— Имейте ввиду, Вера Червинская, рожать вы пойдете только под моим строгим присмотром.

— Но после банкета, — выдвигаю встречные условия.

— Ты ненормальная.

— А ты, зато, меня любишь. Я не поеду рожать без хорошо прожаренного куска телятины, Червинский.

— Зови меня «муж», — плотоядно улыбается Червинский. — Хорошо, по пути в больницу заедем в ресторан. По рукам?

Конечно, я соглашаюсь.

Уже предвкушаю, как много веселого расскажу Марике о дне, когда она появилась на свет.

Например, о паре обмороков ее папы.