В общем, из ванной я выхожу украдкой, словно воришка.

Голоса раздаются откуда-то справа. Ну и хоромы у Червинского: тут можно рассекать на мини-автомобиле, не боясь помять бамер. Но как бы не хотелось устроить променад по холостяцкой берлоге, нужно отыграть роль. Червинский со своей справился на «отлично», если честно, и если я вчера спьяну не натворила дел, разговоров о кольце, машине и красавчике-миллионере тетушками кумушкам хватит до старости. Если Бабник перестанет вести себя как подарок судьбы, я с удовольствием поблагодарю его за спасение. В том числе и от нудной компании Егора.

Кухня у Червинского, прямо скажем, еще один разрыв моего шаблона. Не стерильная, как морг, нашпигованная супердорогой ни разу не использованной техникой иллюстрация из журнала, а большая уютная и какая-то… домашняя кухня простого смертного мужчины.

То есть, занавесок в клетку на окнах нет, но здесь явно часто готовят. Потертые деревянный ложки и лопатки для готовки, разнокалиберные банки со всякими специями.

Но милее всего на этой кухне смотрится Червинский: в маленьком белом переднике, тех же невыносимо коротких шортах, разделывающий рыбные стейки доске в форме огромной рыбины.

Так, Вера, а ну прекрати смотреть на него с довольной рожей, а то мигом придумает себе черте что!

— Привет, — неуверенно здороваюсь я и, как дура из американской комедии, машу рукой его маме.

— Верочка! — Червинская гостеприимно хлопает по сиденью высокого барного стула рядом с собой. — Хорошо выглядишь.

Вот что значит воспитание: я-то знаю, что выгляжу как старое чучело в огороде у Наташи, но мама Марика смотрит на меня, словно на голливудскую звезду при всем параде на красной дорожке. Наверное, после моего наряда а ля Смерть в ударе, шорты и футболка Марика смотрятся и правда сногсшибательно.

— Как водичка? — на секунду отрываясь от мариновки рыбы, интересуется Червинский.

— Освежает, — с приклеенной улыбкой отвечаю я, и тянусь за чашкой с кофе.

— Ой, кольцо!

Мама Марика перехватывает мою руку и тянет прямо к своему лицу, любуясь кольцом с видом человека, который впервые в жизни увидел бриллианты. А ведь у нее, между прочим, такой же камень, ни капли не меньше.

— Оно потрясающее, Марик, — улыбается свекровь, и я снова непроизвольно улыбаюсь.

Все-таки мы обе девочки, и когда речь заходит о том, чтобы обсудить предложение — даже я не могу быть жестокосердной. Пока Червинский готовит завтрак — он умеет готовить?! — я старательно подыгрываю его маме: соглашаюсь, что со свадьбой тянуть не стоит, что обязательно нужно поехать в романтическое путешествие, из которого мы должны привезти пополнение молодой семьи.

— Да, конечно, — слишком быстро соглашаюсь я, но в тот момент, когда до меня доходит на что я только что подписалась, быстро исправляюсь: — Мы с Мариком решили пожить пару лет для себя, наслаждаться жизнью и друг другом, поездить по миру.

— И Матреной и Тихоном, — поддакивает Червинский.

— Такие… традиционные имена, — немного ошарашенно, соглашается свекровь.

— Это все Вера, — лыбится Бабник, подмигивая мне, словно мы с ним реально на одной волне. — Первым у нас будет мальчик!

Жаль, что надавать ему пощечин свежим рыбьим хвостом будет слишком экстравагантно даже для такой чокнутой, как я.

— А что у нас на десерт, дорогой? — чтобы перевести тему, елейным тоном интересуюсь я, взглядом простреливая умника навылет.

Мы секунду смотрим друг на друга, и Червинский вдруг медленно наклоняется ко мне, гипнотизируя своими невероятными голубыми глазами. И ресницы у него черные, как смоль, как будто нарочно подкрашены. Длинные, чуть загнутые вверх.

Ну, если у Матрены будут такие глазки…

— А на десерт у нас… — Марик наклоняется к моему лицу, пробегает языком по нижней губе.

«На десерт у нас губы Червинского, — мысленно продолжаю я и, упираясь ступнями в перекладины на стуле, тянусь ему навстречу.

— … шоколадные кексы с банановым муссом, — голосом шеф-повара говорит Червинский, резко распрямляется и снова скрещивает ручищи на груди.

Ну ладно, Червинский, сам напросился.

В конце концов, как любит говорить Наташа, никогда нельзя отказывать мужчине, если он зовет замуж — каждый должен быть наказан за свои ошибки!

Замуж так замуж.

В конце концов, чего крутить носом? Где еще я найду водителя с личным «Порше».

— Эх, молодежь, — счастливо улыбается мама Марика, и я не сразу вспоминаю, что сейчас у наших с Мариком пикировок есть как минимум один зритель.

Поэтому сажусь ровнее на стул, вытягиваю спину и, поворачиваясь к теперь_уже_точно_свекрови, завожу тему про гостей и будущую роспись. Раз теперь это совершенно точно моя свадьба, то почему бы не оторваться? Может быть, самое время осуществить мечту с красивой, как в романтических фильмах, свадебной аркой, увитой молодым плющом и белыми цветами орхидей. Если на секундочку прикрыть глаза, то я запросто могу представить эту красоту и себя в сказочном наряде принцессы с накинутой на лицо вуалью в пол а ля Грейс Келли.

— А мне не нравится западный пафос, — вставляет свои пять копеек Марик. — Чем плоха обычная роспись?

Мы с его мамой переглядываемся, в унисон говорим «Мужчины!» и Червинский быстро капитулирует, поднимая вверх руки.

Все-таки мама у него замечательная и не сноб, как я думала в день нашего знакомства. И раз уж мне предстоит стать частью этого семейства — я правда собираюсь это сделать? — мне нужно перетащить ее на свою сторону. Потому что свекровь-подруга — это как шпион в стане врага: расскажет обо всех слабостях своего сыночка, научит готовить его любимые пирожки и подскажет, с какой стороны к нему лучше подступиться. А еще именно с ней можно будет от души похохотать над его детскими фотографиями.

— Поможешь накрыть на стол, невестушка? — примерно через полчаса интересуется Марик, когда мы с его мамой вовсю обсуждаем варианты тропических островов, куда можно поехать в свадебное путешествие.

И в это время у его матери звонит телефон. Она извиняется и уходить поговорить в другую комнату, пока я, словно каракатица, сползаю с барного стула… прямо Марику в руки.

— Я вижу, кто-то просто в ударе, — говорит на ухо Червинский, прижимая меня животом к столу. — Глаза горят, как у настоящей невесты.

Я не ханжа и давно не «девочка», и не буду делать вид, что мне неприятно, когда меня вот так, немного грубовато и по-мужски, зажимают в тиски спортивными телесами, на которые просто любо-дорого смотреть. И я бы с удовольствием продолжила повышать градус наших пикировок, но, кажется, самое время сообщить жениху, что он доигрался.

— Ты как будто чем-то расстроен, нет? — Вскидываю бровь, немного поворачивая голову, чтобы Червинский мог видеть мою ухмылку.

— Я как будто совсем ничем не расстроен, — еще ближе наклоняется Марик, и я чувствую его мятное дыхание у себя на щеке.

Мурашки по коже рассыпаются с приятным покалыванием. И хочется еще немного повернуть голову, чтобы подставить «под удар» губы. Когда мужчина классно целуется, и когда от него так вкусно пахнет… Эмм… подгоревшим десертом?

— Черт! — Марик стартует с места со скоростью гоночного болида, а я снова оказываюсь в эпицентре внимания его мамы.

— Я бы с вами с удовольствием чай попила, но нужно бежать по делам.

Она неловко тянется, чтобы поцеловать меня в щеку, потом что-то говорит Марику на ухо, и быстро уходит.

— Из-за твоей соблазнительной задницы, — ворчит Марик, ставя на стол противень с подгоревшими кексами, — мы остались без десерта.

Так не честно: если я знала, что мужчины в передниках и с прихваткой действуют на меня как кошачья мята, я бы держалась подальше от гремучей смеси «Марик на кухне»!

— Ну, невестушка, не хочешь удивить будущего мужа своей стряпней? — Червинский пытается юморить, но он точно не в духе, потому что ему уже точно не удивить меня своими кондитерскими талантами. По крайней мере сегодня.