— Одна адская козочка научила меня не терять времени и ни в коем случае не давать женщине закрывать глаза, — подмигивает Марик, и выразительно поглядывает на мои губы. — Между прочим, Молька, мне понравилось мириться.

— Кто тебе сказал, что это был примирительный секс? — тут же ворчу я.

Правда получается какое-то совершенно довольное кошачье урчание, словно я пришла на руки к любимому хозяину и нежусь под его ласковыми ладонями. И так хочется сказать этому голубоглазому красавчику, что мы можем принадлежать друг другу без всяких условностей, просто так, не бодаясь и не доказывая, кто главный. Жаль, что с бабниками это не работает.

Пусть он и обижается на бабника.

Но должен же быть способ, чтобы…

В кабинет раздается вкрадчивый стук. Словно мышь скребется. И мы с Мариком, словно нашкодившие дети, начинаем носиться около стола в поисках одежды.

— Марик? — слышу по ту сторону знакомый девичий голос.

Кажется, это его младшая сестра, Марина.

— Подожди минуту! — громко говорит Марик и, натягивая штаны, шепотом уже ко мне: — Ты же закрыла дверь на защелку? Да?

Я прикусываю губы и медленно, с виноватым видом, качаю головой.

Марик даже чертыхнуться не успевает, потому что дверь в кабинет распахивается и Марина выразительно, за секунду, явно отточенным знающим взглядом успевает оценить и мое «воронье гнездо» на голове и возню брата в области ширинки. Прикладывает ладонь к лицу, но все равно следит за нами сквозь растопыренные пальцы.

— Ты не могла бы подождать за дверью? — нервно бросает Червинский, и ругается сквозь зубы в ответ на выразительное:

— И пропустить такое зрелище?!

Марина плюхается в кресло, закладывает ногу на ногу и улыбается как человек, вдруг, «на дурака», узнавший большой секрет. А я, закончив поправлять платье, с удивлением замечаю, что у моего непробиваемого Марика, красные щеки! Даже перестаю приводить в порядок прическу, чтобы не пропустить ни мгновения этого зрелища.

— Что? — нервно огрызается Марик, награждая нас с Мариной злыми взглядами.

Очень интересно.

Кто-то, оказывается, очень ранимый в душе? И умеет стесняться, почти как девчонка, когда его застают со спущенными штанами.

— Если вдруг ты забыл, то напоминаю, — Марина качает ногой и продолжает, как ни в чем не бывало, разглядывать наши торопливые попытки привести себя в порядок и сделать вид, что всему виной совсем не развратный секс, а слишком бурное обсуждение… чего-нибудь. Приготовлений к свадьбе? — Мы собирались вместе поужинать. Ты сам предложил.

Марик согласно кивает, а потом почти_незаметно заталкивает под стол мой бюстгальтер, который я принесла в сумке на случай, если примирительные переговоры зайдут в тупик.

И в комнате повисает гробовая натянутая тишина, потому что стеклянная столешница чудесным образом не стала вдруг прозрачной, и мы трое понимаем — это провал.

— А давай поженимся завтра? — выпаливаю я.

— Что? — в унисон спрашивают Червинские, как будто я предложила устроить внеплановый митинг в поддержку бездетных сперматозоидов.

— А почему нет? — Я пожимаю плечами, вдруг осознавая, что как я раньше бегала от брака, так теперь хочу бежать в ЗАГС.

Потому что вот эти голубые глаза и совершенно по-человечески, без напускного, смущенные щеки — мой личный «кирпич», против которого я проношусь на машине «холостячка» и с радостью наглухо впечатываюсь в бетонную стену влюбленности.

И не пугает перспектива вдруг оказаться нелюбимой женой или опостылевшей игрушкой.

Потому что со мной ему точно не будет скучно. А если будет, то адская козочка всегда может превратиться в Безумную ламу или Сумасшедшую овечку. Да мало ли в кого?

— Ты серьезно? — Марик икает от удивления.

— Кажется… — Делаю вид, что обдумываю его вопрос, хоть ответ лежит на поверхности, словно первый снег. — Кажется, я правда серьезно, Червинский, и надеюсь, у тебя есть возможности, и…

Последнее, что я помню после своей оборванной фразы: громкое и нарочито брезгливое «фи!» Марины в ответ на наш с Мариком поцелуй.

Все-таки, он правда классно целуется!

Двадцать семь — не тот возраст, когда говорить о несовершенных безумствах можно с гордостью и философски-умудренным видом. Но в моей жизни действительно никогда не было места безумству. Сначала я просто выстраивала вокруг себя защитные стены, потом училась выживать в море акул, каракатиц и касаток, потом просто слишком много работала, прорубая дорогу в светлое будущее не через тернии, но сквозь предрассудки и вопреки общественному мнению. Женщина, которая пыталась строить карьеру и не слышала со всех сторон «да как же ты без детей, когда тебе уже целых двадцать два!»

точно знает, что мамы, тетушки и бабушки — это круче, чем тернии, которые перед звездами.

А потом в моей жизни появился Егор и я так захотела стать частью его красивого мира, что запретила себе творить глупости. Правда, хватило меня ненадолго, но не суть.

В общем, я это к тому, что, когда на следующее утро в семь утра меня будит звонок Марины, которая напоминает, что в восемь мы договорились встретиться в кафе торгового центра и быстро, пока Марик пытается устроить «быструю свадьбу» (даже думать не хочу, кому и что ему придется поцеловать, чтобы устроить такой финт), выбрать платье, белье, украшение и аксессуары. А потом быстро во все это нарядиться, сделать прическу и стать красивее, чем Ариэль из «Русалочки». И на все про все — часа три.

А я, хоть и нее раздумала становится Червинской в здравом уме и крепкой памяти, все равно валяюсь в постели и размышляю над тем, стоит ли свадьба с мужчиной мечты пары часов сладкого сна. И я продолжаю об этом думать даже когда сонная практически вываливаюсь из такси, и Марина с Валерией в две пары рук суют мне кофе и рогалики со сгущенкой.

— Я же говорила, что буду подружкой невесты на вашей свадьбе, — довольно говорит Лера, одновременно вызванивая своего визажиста и договариваясь на экстренную встречу. — Наконец-то кто-то выбьет из Марика дурь и глупости, и школьные обиды на весь женский род.

— Школьные обиды? — переспрашиваю я, но ответ приходиться ждать несколько минут, пока мы поднимаемся на лифте бог знает на какой этаж торгового центра.

Здесь все — один большой салон свадебных платьев — куда ни глянь, на любой вкус, цвет и размер. И я немного расслабляюсь, потому что когда ты не субтильная девочка с плоской грудью, последнее, чего хочется в день собственной свадьбы — узнать, что в салоне свадебных платьев есть платья для Бель, но нет наряда для Морской Ведьмы. А Ведьмы, между прочим, тоже хотят замуж и очень даже за принцев, а не за поющих крабов.

Но здесь меня сразу берут в оборот опытные консультанты и за несколько минут приносят наряды на выбор: и классику, и что-то зефирообразное, и что-то в стиле «рыбий хвост, а не юбка», и даже платье — сахарную вату, от одного вида на которое у меня во рту сладко и вкусно.

И несмотря на мой хороший вкус и желание не превращать свадьбу в фарс, я останавливаюсь именно на этом розовом кошмаре сидящей на диете женщины. А пока Марина помогает затягивать шнуровку на спине, меня ждет порция откровений о «молодости» Червинского.

— Марик не всегда был любимцем девушек, — по секрету делится Марина, сурово подтягивая ленты до состояния, когда я готова на все плюнуть и пойти в ЗАГС в домашнем халате и тапочках. — И очень долгое время не нравился девушкам. И влюбился в одну красотку. Так сильно, что собирался сделал ей предложение на втором курсе.

— Ничего себе, — вслух комментирую я, пытаясь представить не красивого Марика. Это нонсенс. Такие рождаются с обложкой «Men's Health» в руке. — И… свадьба была грандиозной?

— Нет. — Марина просит задержать дыхание, и я даже не знаю, как ей сказать, что я уже и так не дышу, потому что живот прилип к позвоночнику, а грудь вогнулась внутрь, превратившись в унылые горшочки под суккуленты. — Она не пришла в ЗАГС, а позвонила и сказала, что это был просто розыгрыш. Для ролика. В ютубе.