– Спасибо, – поблагодарил меня дедушка, когда поднос коснулся деревянной поверхности, и щедро высыпал горсть шоколадных конфет на стол. – Угощайтесь.

Я робко присела на край лавки, потупив глаза в землю. Как по заказу в голове начала играть цирковая мелодия, вызывая незамедлительное покраснение лица.

– Ох, ребятки, помогли вы старому сегодня, – дедушка не скрывал свой благодарности. – В долгу не останусь.

– Ерунда.

– Обращайтесь.

– А я, дед? Я ведь тоже помог?

– Конечно. Ты мастерски растаскал куриное дерьмо по двору.

Деревянный стол затрясся от смешков. Только мне одной было отнюдь не до смеха.

– Златка, ты разве не хочешь познакомиться с моими помощниками? – я вздрогнула от дедушкиных слов и невольно подняла глаза.

Отхлебнув горячего чая, темноволосый парень расплылся в улыбке.

– Я – Сема, – представился он, протянув мне руку. Заметно замешкавшись, я не сразу ответила на его жест.

Его ладонь была влажной и очень горячей. Будто боясь обжечься, я быстро прервала это рукопожатие.

– Злата, – хрипло ответила я, а потом взглянула на второго парня.

Он сидел на другом конце стола, все такой же хмурый и смотрел прямо перед собой, словно перед ним была открыта книга.

– Саша, – безынтересно ответил он, так и не подняв своих глаз.

От него так и разило холодом, что не скажешь про Семена. Глядя на улыбчивого парня, я буквально слышала легкий ветерок, который гуляет у него в голове.

– А меня Паша зовут! – гордо воскликнул братец, словно это кого—то волновало.

– Пашка? Нет, – сняв с себя кепку, Сема надел ее на Пашу. – Ты – Матрос. Молодой юнга.

– Фигасе! Зось, ты слышала? Я – Матрос.

– Здорово, – наигранно возрадовалась я. – Теперь придется посадить тебя на корабль «Непостижимая тупость» и отправить на «Остров дураков».

– Сама тупая! – огрызнулся Пашка, и стол содрогнулся от мощного удара кулака.

– Не смей так говорить сестре, – прорычал дед, испепеляя братца взглядом.

– Ну, дед, она первая начала!

Седовласый Федор почернел от суровости.

– Запомни, никогда не обзывай свою сестру. Она права, только потому что старше. Ясно?

Губы маленького Пашки затряслись. Кинув на стол кепку, мальчишка побежал в дом проклинать меня горько плача в подушку. Так было всегда. Каждый раз, когда Пашка был наказан, он во всем винил меня. Я своими ушами слышала, как ребенок с внешностью ангела, отправлял меня гореть в Аду.

– А сама, как считаешь? – теперь дедушка обратился ко мне. – Правильно делаешь, когда над братом смеешься?

Вместо ответа я снова стала багроветь в лице. Безобидное чаепитие превратилось в семейные разборки. Я терпеть не могла дедушкины нравоучения, поэтому давно нашла действенный способ их обходить – молчать.

Ситуация автоматически сошла на «нет», когда дед устроил допрос нашим новым соседям. Я мало запомнила из того, о чем они разговаривали, потому что внимательно изучала их.

Сема. Красавец. Весельчак. Весьма обаятелен. Харизма, она так и прыскает из него. Притягательная улыбка вызывала зеркальную реакцию. Но, кажется, в этом парне не все так весело. Глаза… в них пляшут чертики. Причем, чертики – злодеи, которой при любом удобном случае забросят тебя в огненный котел.

Саша. Сложно сказать. Отстранен. Холоден. Закрыт. Но, его природа тоже наградила красотой. Только опасной. От него веет мрачной энергетикой, каким—то холодом, от которого пропадает дар речи. Я начинала робеть от одного лишь взгляда. Пусть даже такого краткосрочного.

Нет, я не потеряла слух, разглядывая братьев. Саша был старше меня на год, любил охоту, игру на гитаре и грезил армией. Кажется. А вот Семка не думал о будущем, жил настоящим, обожал авантюры, в которых всегда оставался победителем. Кажется. Одно я запомнила точно: мать Саши и Семы – женщина не из робкого десятка и теперь, она будет преподавать у нас литературу.

Так и не найдя нужное слово, чтобы вставить в их увлекательную беседу, я не придумала ничего лучше, как шататься по двору и лишь изредка подглядывать в их сторону. Признаться честно, мне жутко хотелось поговорить с ними, но врожденная робость была подобна той аллергии, которая мешала жить свободно.

– Саша! Сема! Давайте домой! – позвала их мать, чей голос был похож на воронье карканье. – Ужин стынет!

Необъяснимая грусть окутала меня, ведь я не промолвила ни слова. Не успела. Но, расстроилась еще больше, когда заметила свой выходной платок на дереве. Проказник Пашка соорудил из него флаг «Примирения», что было весьма нелогично.

Я была готова подстричь его налысо, за то, что игрался с маминым подарком. Но больше меня огорчал тот факт, что я никак не могла его достать. Мне не хватало десяти сантиметра росту, чтобы дотянуться до него.

– Держи, – за спиной прозвучал голос, от которого кончики пальцев занемели. Платок, навязанный на кривую палку, оказался у меня в руках.

Я обернулась, едва сдерживая равновесие.

Сашка смотрел на меня в упор. Так, что сдавило грудь.

– Спасибо, – пропищала я, попытавшись натянуть благодарную улыбку, но, по—моему, лишь по—дурацки скривилась в лице.

Или мне показалось, или его губы дрогнули в улыбке. Что ж, узнать наверняка у меня так и не получилось, потому что Саша тут же направился к калитке. Так резко, что меня обдало сквозняком. Таким зябким, но облегчающим, словно моя распаренная от напряжения кожа требовала этого холода.

Двор опустел. Но в воздухе оставалось витать что—то… новое. Что—то неизведанное, колючее и до мурашек приятное.

– Златка! – дедушкин голос походил на грохот грома. – Бегом стелиться! Иначе будешь спать с Пашкой!

Июльский день обещал быть жарким. С самого утра стояла невыносимая духота, отчего надоедливые мошки прилипали к влажной коже – мерзость, к которой невозможно привыкнуть.

На следующий день, я и Нина не пошли на кладбище, не купались на дамбе, да и вообще старались не отдаляться от моего дома, и на то была веская причина. А точнее, две причины…

Беззаботно болтая ногами, мы сидели на лавочке, щелкали вкуснейшие семечки и с любопытством наблюдали за братьями Соколовыми.

Да, я успела подслушать их фамилию и даже без стеснения примерила ее себе.

Мальчишки Соколовы строили теплицу – натягивали пленку, вбивали гвозди в палки, временами пререкались между собой, но в упор нас не замечали, что немного огорчало.

– Ну, Златка. Ну, лисица, – приговаривала Нинка ехидным тоном. – Поверить не могу, что ты не рассказала о них раньше. Решила обоих красавцев заграбастать? А с подругой поделиться?

Щеки тут же стали розоветь. Я нахмурилась.

– Да ну тебя. Забирай обоих. Мне не жалко, – уверила я, но прозвучало неубедительно. Признаться честно, я не спала всю ночь, потому что думала о них. Все представляла, как пройдет наша следующая встреча. Произойдет ли она вообще? Что скажу я им, когда мы заведем диалог? Я должна быть уверенной и постараться не краснеть. Ну и выглядеть потрясно. Именно поэтому, сегодня на моей голове красовалась огромная рыжая лилия, которая привлекала пчел да букашек. Но, красота требует жертв, и я была готова пойти на них, несмотря на аллергию, ведь даже укус маленькой пчелы, мог спровоцировать немаленький отек и последующее удушье.

На дорогу выбежал мой босоногий братец и принялся по—дурацки кривляться.

– Нинка – дура, помадура, в лес пошла – в штаны надула!

– Ой, – подруга иронично прикрыла рот ладонью. – И это мне, главный деревенский ссыкун, говорит?

– Я – матрос, а не ссыкун! – гордо поправил он.

– Ага. Уриноплаватель.

На этот раз, даже Пашка расхохотался.

Дед ушел на рыбалку ранним утром, поэтому настроение мальчишки зашкаливало. Он мог спокойно шататься по двору, лазить по чердакам, капать ямы в огороде, не боясь, что дедушка его поругает. Но, видимо он забыл про меня.

– Срыгни отсюда, – приказала я, потому что наглый юнец закрыл весь вид. На мое удивление, Пашка сразу же послушался. Кажется, вчерашние слова деда долетели до его крошечных мозгов. Что ж, это не могло не радовать.