Тяжело вздохнув, я поднялась на ноги и пошагала к дедушке. Самое обидное, что меня отругали прилюдно. Это было крайне унизительно.

– Это я виноват! – неожиданно раздалось за моей спиной. Обернувшись, я увидела Сашу. – Это я ее вывел, дядь Федь! Сказал, что с трусливыми таскаться не будем!

Меня удивил его поступок. Обескуражил. Тронул.

– А я поддержал Сашку, – лгал Сема. – Вы даже представляете, какой я провокатор. Это мы с братом во всем виноваты.

Нинка проткнула руками бока.

– Ой, я вообще ей ультиматум выдвинула: или ты с нами, или мы не подруги.

Я была благодарна ребятам, ранее никто не делал для меня ничего подобного.

– А я в нос червяка запихивал, а вытаскивал через рот, – вставил Пашка, явно не вникая в суть разговора. – Крутяк, да?

Наступила тишина. Проговаривая про себя все молитвы, которые только знала, я ждала дедушкин и крестила пальцы за спиной.

Суровое лицо деда смягчилось. Кажется, я заметила улыбку. Такую добрую и трогательную, что сердце встрепенулось. Я давно не видела его таким. После пожара он редко смеялся. Но сейчас, старичок, очевидно, сдался.

– Ну а ты? – тяжело вздохнул дед, глядя на Каштанку. – Видимо, за трусы ее сюда тянула?

После этой фразы расхохотались мы все.

– Деда, а можно я сегодня с распушенным пойду? – спросила я, крутясь перед зеркалом в новом фисташковом платье. Оно отлично подчеркивало песочный загар и скрывало недостатки тощей фигуры. В этот раз я не стала устраивать рассадник на голове и оставила волосы в покое. Зато теперь на моей шее красовался мамин кулон – крыло ангела. Я редко доставала эту вещицу из шкатулки, но сегодня не удержалась. Гулять, так гулять.

– Дедушка, можно? – переспросила я.

Федор медлил с ответом, так как пристально смотрел на меня. На мгновение мне даже показалось, что его карие глаза заблестели от слез.

– Сегодня можно, – выдохнул он. – Праздник все—таки. Если на площади будет маскарад, то ты сойдешь за Кикимору.

– Правда? Спасибо, – взвизгнула я и уткнулась губами в его морщинистую, колючую щеку. – Ты самый лучший! Самый добренький предобренький!

Хмурясь, дедушка не смог скрыть улыбки.

– Смотри мне, нацепляешь блох – подстригу наголо. Намажем медом, и будешь ты вместо ловушки мух собирать.

– Договорились, – довольно протянула я.

В нашем маленьком поселке доброй традицией стало проведение праздника «Жители двора». Так, каждое одиннадцатое июля на школьной площадке собирались все местные жители Каменки. Как же это было чудесно. Танцы, всевозможные угощения, веселая музыка – довольно редкое явление для нашей местности, отчего соблазн попасть на мероприятие был крайне велик.

– А ты, дедушка, пойдешь на праздник?

Федор усмехнулся.

– Да куда мне? Я слишком стар для танцев.

Закусив губу, я состроила хитрую гримасу.

– Там будет тетя Валя, – напевала я, водя пальцем по седой щетине. – Она уже пять лет, как вдова. А ты у нас холостой. Статный.

Смутившись, старичок отмахнулся.

– Да ну ее! Игорешку в могилу свела и меня сведет! Говорят, она в борщ одуванчики добавляет! То ли ведьма, то ли дура – одно из двух.

Мои плечи поникли.

– Зря. Ты мог повеселиться. Ни одна женщина не устоит перед твоими шуточками и перед твоим обаянием.

– Мы с Пашкой в лес пойдем. Будем скворечники мастерить. Заставлю его по деревьям лазать, а там смеха и без танцев будет, – дед явно оправдывался. Подобные разговоры всегда коробили его. Федор скучал по бабушке. Сильно скучал. Но мне так хотелось, чтобы он был счастливым. Он заслуживал этого, как никто другой. Жаль, что местные барышни его не интересовали.

– Чертова нога, – пробурчал дедушка, схватившись за колено. – Скоро совсем развалюсь.

Убрав катышки между пальцев ног, я влезла в затрепанные сандалики.

– Не развалишься. Ты нам целый нужен. Как мы без тебя?

– Справитесь. Ты готовить умеешь, убираться тоже. А Пашка через годик подтираться научиться. А если нет, то Аркашка научит. Мой младший братец до двенадцати лет ссался, и ничего, человеком вырос.

– Перестань, – буркнула я, отгоняй от себя дурные мысли. Я даже думать не могла, что потеряю кого—то из них. Хватит. – Придешь с леса, я тебе пирог испеку, как ты любишь.

– С жимолостью?

– С удовольствием, – подмигнула я.

– Значит, я обязательно вернусь. Обещаю.

Оставшись одна, я довела свой образ до идеала. Волосы естественной волной легли на плечи. Глаза светились, а на щеках играл здоровый румянец. Кажется, такой красивой я еще никогда не была. И если бы не ограниченное время, могла бы любоваться собой до самой ночи.

– Ммм, Сашка, целуй меня, – голос Паши вывел меня из транса. Идиот прилип к несчастной Каштанке, изображая влюбленную девицу. – Ну же, Саша, целуй. Ты такой красивый, а я такая… лохматая.

Что?!

Разозлившись, я кинула в него массажным гребешком. Удар расчёски о голову мальца спровоцировал глухой звук, что еще раз доказывало о минимальном количестве извилин в его черепушке.

– Ай! Ты дура?! Больно, ведь!

– Еще раз выдашь подобное, я тебя в навозе закапаю!

– Чего злишься то? – малец натирал затылок, на котором явно вырастет шишка. – Вся деревня об этом шепчется!

Мои глаза норовили вылезти наружу.

– Брешешь!

– А вот и нет! Думаешь, никто не замечает, как ты за ним подглядываешь? Краснеешь вечно, как рак, когда Сашка футболку снимает! Все заборы сердечками разрисовала! Ты только посмотри на себя, ходишь, как индюшка выряженная! Даже я давно догадался! Любишь ты его! Большой гурьбою любишь!

Сердце, которое на время замерло, снова дало ход.

Святые калоши! Неужели это так очевидно?!

– А ну вали отсюда! – прорычала я, так и не найдя достойного ответа. – Сплетен нахватаешься, а потом ерунду всякую несешь, придурок!

Насупившись, Пашка направился к выходу.

– А про Сему говорят…

– Свалил!

– Злата – дура и корова, полюбила Соколова! – раздавалось уже на улице. – Только Сашка не дурак, он покажет Златке «фак»!

Усевшись на стул, я схватилась руками за лицо. Багрово—алое лицо. Какого лысого сейчас было? Боже, надеюсь, что Саша не слышал этих сплетен. Между нами, все так же пробегал холодок, и пусть он заступился за меня на кладбище, эта акция была одноразовой. Сашка целенаправленно продолжал избегать меня. Что ж, сегодня на танцах сделать это у него навряд ли получиться.

Встретиться с Павленко мы договорились возле ее дома. Родители Нины уже ушли на площадь, а вот их дочь почему—то задерживалась, хотя это было ей несвойственно. По скоростным сборам, Нинка могла дать фору любому призывнику, вступившему на службу.

– Глазам не верю, это ты? – раскрыв рот, я подбежала к Нине. Сегодня подруга выглядела просто великолепно. Ей очень шла цветастая кофта и юбка, которая едва прикрывала ее тонкие коленки. – Быть того не может! Это что, бусы?!

Невозмутимо вскинув подбородком, Нина провела рукой по уложенным волосам.

– Ничего особенного. Не выдумывай. Это всего лишь на один день.

Ага—ага. Охотно верю. Стала бы она так выряжаться на обычный праздник. Помню, когда мы выпускались из начальной школы, Нинка пришла в одежде, в которой днем ранее строила глиняные замки. Было жутко смешно, когда в поздравлении, директор похлопала ее по плечу и расчихалась от поднявшейся в воздух ржавой пыли.

Я проткнула пальцем костлявую грудь подруги.

– Думаю, Семка по достоинству оценить твою жертву.

Глаза Нины вспыхнули. Шея покрылась пятнами. Ноздри раздулись.

– Он тут не причем, – отрицала она. – Может, это я для Саши нарядилась. Не думала?

Теперь, напряглась я.

– Для Саши? – максимально невозмутимо. – Однако быстро ты переключилась.

– А тебе что? Хочу – включаюсь, хочу – переключаюсь. Какая разница? Сашка хотя бы в курсе, что в штанах моих – не яйца! К тому же, он очень внимательный.

И могла бы я обидеться на подругу, если бы только посвящала ее во все свои дела. Но, увы.