– Тот человек поднялся на парадное крыльцо. Я видел его там минуту назад. А потом он вошел в дом.

Она повернулась и побежала искать незнакомца. Парадную часть дома она едва знала снаружи, так как ее всегда держали в западном крыле и под лестницей, а на улицу она выходила через черный ход. Она никогда не бывала в большом зале, где отец мог столкнуться с ней.

Она хорошо знала черный ход и направилась туда. Проникнув в дом, бесстрашно отправилась по коридору в те комнаты, которые еще не видела. Будучи своенравной и дерзкой, она все же была ребенком, и новизна отвлекала ее от гнева. То и дело она останавливалась, чтобы рассмотреть портрет на стене или потрогать какую-нибудь безделушку.

Наконец она добралась до главного холла, поднатужившись, распахнула тяжелую дверь, вошла и остановилась посредине, с любопытством оглядывая все вокруг. Здесь было интересно: по стенам, на черных панно из резного дуба, висели оленьи рога, лисьи лапы и хвосты, мебель и полы тоже были дубовыми. На всем лежала печать запустения и беспорядка, но было заметно, что когда-то это была роскошная комната, и она заслуживала лучшего ухода. Девочка обнаружила на стенах немало привлекательных трофеев, но поскольку не могла до них дотянуться – лишь смотрела и удивлялась. На старой дубовой лавке нашлась пара вещиц, на которые она могла наложить руку. Тотчас схватив их, она уселась на пол и принялась ими играть. Одной из вещиц был охотничий хлыст, которым она размахивала, пока ее не увлек пороховой рожок. В это самое время сэр Джеффри вошел в дом и, не глядя по сторонам, затрусил в столовую, чтобы как следует хлебнуть бренди.

Покончив с этим делом и закрыв буфет, он вернулся в холл. Первое, что он увидел – ребенка, который высыпает порох из рожка прямо на дубовый пол. Он не видел дочь с тех пор, когда, вскоре после ее рождения, нечаянно столкнулся у конюшни, а теперь обнаружил, что кто-то портит добрый порох, очень нужный, из последних запасов. За долгие годы он не вспоминал о своем отцовстве, за исключением тех неприятных моментов, когда приходилось оплачивать небольшие расходы. В юной преступнице он видел ребенка какого-то слуги, который забрел в его владения и сразу начал пакостить.

Он бросился к ней, схватил за руку и без малейшего усилия поднял на ноги, выхватил у нее пороховой рожок и отвесил ей звонкую затрещину.

– Ах ты дрянь! – закричал он. – Я тебе шею сверну, маленький жалкий звереныш! – и дернул за колокольчик так, как будто хотел оторвать проволоку.

Однако он плохо представлял себе, с кем имел дело. От яростного крика маленькой леди задребезжали стекла. Она подняла охотничий хлыст и накинулась на отца как тысяча чертей. Она била его хлыстом и далеко не маленькими ножками изо всей силы, изрыгая такие проклятия, которые сделали бы честь самому Доллу Лайтфуту¹.

– Черт тебя подери! – вопила она, орудуя хлыстом. – Я тебе глаза вырву! Печень вырежу! Гори в аду!

От этого неистового напора сэр Джеффри убрал руку с колокольчика и захохотал во весь голос. Он ревел от хохота, пока она била его и поливала проклятьями. Слуги, заслышав колокольчик, а также обнаружив пропажу мисс Клоринды, поспешили в холл, чтобы застать там поистине великолепное зрелище – разъяренная маленькая мисс кусалась, царапалась и била отца чем попало, а он в это время надрывал себе бока от хохота.

– Кто этот маленький василиск? – рыдал он, вытирая слезы, бегущие по щекам. – Кто эта чертовка? Будь я проклят, кто она такая?

Оцепеневшие слуги переглядывались, не зная, что сказать, наконец запыхавшаяся нянька осмелилась открыть правду.

– Это мисс Клоринда, сэр Джеффри, – пролепетала она. – Последняя дочка нашей госпожи… Которая умерла в родах.

Можно сказать, что его хохот замер на середине. Он молча, с изумлением уставился на юную дикарку. Она, утомившись к тому времени, тоже замолчала и отступила назад, дыша ненавистью и открытым неповиновением. Ее глаза горели, как угли, голова была запрокинута назад, щеки побагровели. Вокруг злого маленького лица развевалась копна иссиня-черных кудрей, грозя вот-вот превратиться в змей Медузы.

– Черт бы тебя побрал! – снова закричала она. – Я прикончу тебя, старый хрыч!

Хохот сэра Джеффри возобновился с новой силой.

– Так тебя зовут Клориндой, девчонка? – сказал он. – А должны были назвать Джеффри, если бы не глупость твоей матери. Я никогда не видел такого злобного маленького чертенка и такого красивого.

Он подхватил ее с того места, где она стояла, и поднял на вытянутых руках, впитывая глазами ее сверхъестественную прелесть.

Она понравилась бы сэру Джеффри, даже если бы не обладала ничем, кроме красоты, крепкого сложения, сильных рук и высокого роста. Но неистовый темперамент и мальчишеские замашки так развлекли его и так польстили его грубым вкусам, что он воспринял ее как лучшую забаву на свете.

Он поставил ее на пол, позабыв о недавней стычке, и попытался помириться с ней. Поначалу ничего у него не вышло, девочка, насупившись, наблюдала за его попытками. Бренди зашумел в у него голове, и его потянуло на шалости, – выпитое всегда приводило его в игривое настроение. Ему казалось, что он дразнит молодого щенка или выбирает бойцового петуха. Он приказал слугам убираться на кухню, и те немедленно ретировались. Женщины были потрясены увиденным, а мужчины сдерживали смех до тех пор, пока не вернулись в людскую.

– Что мы говорили! – посмеивались они. – Однажды увидел эту чертовку, прочувствовал на себе ее крутой нрав, и дело сделано. С какой яростью она бросалась на него. Какое бесподобное зрелище! Она боялась его не больше, чем спаниеля, а он ревел от хохота так, что чуть не лопнул.

– Ну? Знаешь, кто я такой? – с ухмылкой спросил сэр Джеффри у девочки, усадив ее на лавку и выпрямившись перед ней во весь рост.

– Нет, – отрезала маленькая мисс.

Черные бровки у нее были сдвинуты, она смотрела на него, как на пустое место. Гнев в ее душе сменился интересом, вызванным веселым смехом этого человека, но она не собиралась показывать ему, что уступила или сдалась.

– Я твой отец, – сказал он. – Ты задала порку собственному папаше, а рука у тебя тяжелая. А ну, дай взгляну.

Он взял ее за запястье и попытался приподнять рукав, но она натянула его обратно.

– Не вздумай меня ударить, – выкрикнула она. – Отстань!

Он вновь зашелся в приступе хохота. Маленькая рука была белой и сильной, как у русалки, а мышцами мог бы похвастаться не каждый мальчишка.

– Ну и ну! – воскликнул он. – Что за девка! И это в шесть лет. А ну возьми хлыст и ударь папулю еще раз!

Он поднял хлыст с пола, куда она его бросила, и вложил ей в руку. Она взяла, хмуро глядя на отца, но желание драться у нее пропало, зато хлыст напомнил ей о лошади, из-за которой она явилась в парадные покои.

– Где моя лошадь? – спросила она, и вопрос прозвучал, как королевское повеление. – Где она?

– Твоя лошадь? – повторил он. – И какая же из них твоя?

– Моя лошадь – Рейк, – ответила она. – Вороной жеребец. Тот человек сегодня опять на нем уехал.

При этом она ввернула несколько крепких выражений, пояснив, что сделает с наглецом, когда тот вернется. Ее слова привели сэра Джеффри в совершенный восторг.

– Рейк – моя лошадь, – с угрозой повторила она. – Никто, кроме меня, не смеет на нем ездить.

– А больше ничего не хочешь? – воскликнул сэр Джеффри. – Ты на нем не сможешь ездить, девчонка.

В ответ она облила его королевским презрением.

– Я спрашиваю, где он? – повторила она.

В этот миг за окном послышался шорох гравия, как будто застоявшийся конь перебирал копытами, и она вспомнила слова конюха, который говорил, что коня приведут к парадному входу. Немедленно соскочив с лавки, она выглянула в окно и с торжествующим криком поприветствовала своего любимца.