— Это твоя дочь! — истерично выкрикнула мама.

У Ангелины сжалось сердце: неужели и мама, вслед за братом, назовёт её выродком и монстром? Петя не сводил с неё глаз: она чувствовала, что он хочет как-то поддержать её, но что он может? Оказалось, маму беспокоило другое.

— Я знаю, что такие вещи так просто не даются — за них расплачиваются здоровьем! Ты посмотри на неё — на ней лица нет!

— На ней нет лица от твоих криков. И вообще, мы не одни, давай не будем устраивать сцен при госте.

— Ну, что вы! — ухмыльнулся Гоша. — Считайте Петьку членом семьи.

Петя дёрнул головой, смутился и уставился в стол.

— Да? — рассеянно полюбопытствовал папа. — В каком смысле?

— Господи, Аркаша! — папина недогадливость привела Нину Михайловну в чувство. — У Пети с Ангелиной… отношения…

Гелька почувствовала, что краснеет, и схватила чашку с киселём, чтобы скрыть смущение.

— Отношения? — кажется, папа не мог взять в толк, о каких отношениях идёт речь.

— Да, Аркадий Петрович, — сказал негромко Петя, — я люблю вашу дочь.

Гелька застыла с чашкой у рта, ошеломлённо глядя на парня, который решился сказать такое. Мама опять схватилась за сердце, решив, по-видимому, что Петя попросит у них руки Ангелины прямо сейчас. Гоша сердился, хотя сам спровоцировал ситуацию, а папа радостно и изумлённо оглядывал всех присутствующих.

— Замечательно, — бормотал он, — замечательно! Дорогая, что ты опять за сердце держишься?.. Это она от радости… от радости, — пояснял он негромко Пете, опасаясь, что молодой человек обидится такой реакции матери невесты.

— Ну, что? — поднял чашку с киселём Гоша. — Честным пирком, да за свадебку?

"Сумасшедший дом", — подумала Ангелина, но забыла обо всём на свете, встретившись с Петей глазами. Она забылась настолько, что лишь к концу оживлённого, хоть и нервного ужина, вспомнила, что ей предстоит с родителями ещё один разговор.

— Мам, — сказала она, как бы между прочим, собирая со стола одной рукой посуду, — мы с мальчишками завтра на концерт идём…

Она искоса глянула на парней — только бы не подвели: Гоша сердито буравил взглядом сестру, Петя сидел с каменным лицом — они оба не хотели, чтобы она шла на концерт.

— Да? Тот самый концерт? — переспросила Нина Михайловна и глянула на мальчишек. — Хорошо. Гоша, вы там за ней присмотрите?

— Н-да, — уронил руки на стол брат. — А что, она уже не наказана?

— Ну, она же будет с вами, — мама была в растерянности. — Я не могу её лишить… она давно об этом концерте мечтала…

— В школу ходить не обязательно, зато на концерт — пожалуйста?

— Гоша! — смутилась мама.

Гелька бросила собирать посуду и сунула руку в карман: там у неё громко — слишком громко — зудел телефон. Бросив на мальчишек взгляд раненой лани, Ангелина выскочила из кухни. Комната показалась ей ненадёжной, в смысле звукоизоляции, и она прошмыгнула в подъезд, осторожно прикрыв за собой дверь.

— Алло?

— Ангелина, здравствуй, что у тебя стряслось?

— Ничего, Сергей Петрович, ерунда, всё в порядке, — она оглянулась на дверь и поднялась на ступеньку выше.

— Мы должны встретиться до концерта, чтобы обговорить нашу тактику. Борис настоял, чтобы я дал тебе сегодня выспаться. Ты действительно в порядке?

— Да, только рука… Я сильно ушибла локоть и хотела завтра с утра показаться Борису Витальевичу, и ещё привести брата с другом, чтобы он поставил им "защиту".

— Ангелина, такие травмы нужно лечить сразу. Прошу тебя, покажись Борису ещё сегодня, как только у тебя появится возможность. Рука тебе завтра очень понадобится. Договорились?

— Да.

— В четыре перед концертом у Егора. Только «ве’рхом».

— До встречи.

Ангелина обнаружила, что разговаривая, машинально поднималась вверх по лестнице, как будто, стараясь уйти подальше от своей квартиры, и теперь оказалась на Янкиной площадке. Ну, что ж, "сразу", так сразу! Она стукнула в дверь.

— Гелька, заходи! Что там у тебя?

Ангелина покачала головой.

— Янка, мне нужно уйти, а ты моим скажи, пожалуйста, что я у тебя, если позвонят.

— Ладно, а к кому ты? — Янка удивлённо оглядела её домашний наряд и тапочки.

— В… в соседний подъезд.

— Хорошо. А если твои придут?

— Придумай что-нибудь: скажи, что я туалете!

Янка хихикнула.

— Ну, ладно. Не забудь: ты обещала мне всё рассказать!

— Да.

Едва дверь закрылась, Гелька с места взлетела и вырвалась из подъезда через чердачное окно. Несколько минут, и она закрутилась в знакомом кабинете, обретая очертания. Обернулась и испуганно отшатнулась: в кабинете было полно людей, которые встретили её эффектное появление сдержанным молчанием.

— Это ко мне, — желчно проговорил Борис Витальевич, отходя от человека, встающего с кушетки, и указал Ангелине на свой стул. — Сядьте.

Несколько минут он переговаривал с этими людьми. Гелька ловила на себе чужие взгляды, но боялась поднять глаза: она знала — будет гроза!

И вот, когда все разошлись, Борис Витальевич запер дверь и повернулся к ней. Чем дольше он молчал, тем страшнее становилось Ангелине и, наконец, она не выдержала:

— Простите, — прошептала она, уставясь в пол, я не ожидала…

Полетаев шагнул к ней и поднял на ноги, схватив за локоть. Гелька не смогла удержаться от вскрика, слёзы брызнули из глаз, и она согнулась о боли, повиснув на руке Бориса.

— Что? — поддержал её врач и осторожно опустил на кушетку. — Где больно?

Ангелина не могла выжать из себя ни звука сквозь стиснутые зубы. Но врач, догадавшись, снял с неё кофту, разрезал бинты и ощупал руку.

— Как вас угораздило?

— Не-неудачное приземление.

Полетаев сердито фыркнул.

— Похоже на трещину. Ложитесь.

Придерживая больную руку, Ангелина улеглась, и врач включил Солар.

— Когда это случилось?

— Сегодня днём.

— Посмотрим.

Он привычно опустил детектор к её лицу и повёл вниз. Все неприятные ощущения, сопровождающие его движение, теперь сильно заглушала боль в руке. Дойдя до солнечного сплетения, врач двинул детектор вверх (к энергетическому узлу — догадалась Гелька) и спустился по руке к локтю, где задержался, всматриваясь в экран компьютера.

— Трещина и надорвано сухожилие, — заключил он, — придётся ночь провести под Соларом.

— Как? — вскинула голову Ангелина. — Я не могу всю ночь: я сказала родным, что иду в соседнюю квартиру к подруге.

— Маленькая безобидная ложь? — он подошёл к стене, заглядывая в прикреплённый там график. — Вы набираете потенциал, завтра ночью будет максимум.

— Но это же — всё ваши тайны! — воскликнула Гелька, успев поразиться, что график распределения её сил висит у врача на стене, как расписание.

— Лгать надо с умом.

— Я могу пойти домой?

— Конечно. Я наложу на две недели гипс, и отправляйтесь.

— О-о!

— А вы что хотели? Всё и сразу? Я распоряжусь на счёт постели, а вы придумывайте басню для родителей.

Он вышел. Ангелина откинулась на постели, недовольно бурча под нос.

— Все меня упрекают ложью. Сами заставляют вечно лгать и выкручиваться и меня же в этом обвиняют. Всё секреты и секреты — надоело до смерти!

Она сжала зубы и набрала номер Янки.

— Алло? Гелька, это ты? Где тебя носит? Гошка уже звонил и просил передать, чтобы ты немедленно шла домой. Причём только с тобой хотел говорить. Ну, я тебя в туалет отправила, как договаривались. Слышишь, ты когда будешь, подруга?

— Янка, пожалуйста, позови Гошу к телефону.

— Что, сюда?

— Да.

— Ладно, — Янка положила трубку и отошла, а Гелька стала ждать с телефоном у уха.

— Алло! — раздался в трубке голос запыхавшегося брата.

— Гоша, я до утра в больнице. Придумай что-нибудь для мамы.

— Что?!

— Ну-у, я пошла проверить локоть…

— Как это "пошла"? Ты же раздета!

— Я потом объясню.

— Нет, немедленно! — Тон брата был железным. — И не смей отключаться! Где ты сейчас?