Ангелина уставилась в экран. Ого, сколько здесь собрано повреждений ауры! Интересно, Борис Витальевич всё это насобирал у пациентов или сам придумал?
Очень скоро протоки и узлы сплелись в сплошной клубок, а странные фигуры, разрисованные разноцветными нитями-протоками, завели дёргающийся танец под песни-заклинания, маня удивлённую Ангелину присоединиться…
Проснулась она от того, что Борис Витальевич тряс её за плечо. За окном заметно посветлело.
— Ангелина, вам пора домой.
— Который час? — силясь продрать глаза, спросила Гелька.
— Седьмой час. Я задержался, а вы, я вижу, использовали время "с толком".
— Я не заметила, как заснула, — слипающиеся глаза никак не желали открываться, "чугунная" голова, мгновенно отключаясь, сонно падала на грудь.
Полетаев поставил Ангелину на ноги и хорошенько встряхнул.
— Вам пора домой, девушка, но если не боитесь неприятностей, можете отоспаться здесь на кушетке.
Ангелина с усилием распахнула глаза, стараясь не моргать. Какая ещё кушетка? Тогда её дома ждут не просто неприятности, а Страшный суд!
Гелька пробормотала что-то на прощание и повернулась. Она сразу почувствовала, что что-то не так: одежда завернулась и туго натянулась, стиснув тело, а потом давление резко спало. Воспарившая Ангелина сделала круг по кабинету — ей впервые случилось инвертировать без одежды, которая кучкой осталась лежать там, где она только что стояла. О, господи! Что делать? Борис Витальевич указал на дверь и вышел. Ангелина материализовалась и торопливо оделась, зябко ёжась. Она, наверное, не решилась бы на это и наплевала на вещи, если бы не телефон, остававшийся в кармане.
Ангелина решила впредь быть внимательнее — оказывается и у неё при недостатке концентрации могут случаться промашки. Она не стала дожидаться возвращения Бориса Витальевича — ей не хотелось выслушивать его язвительные комментарии, а просто тщательно настроилась, не забыв произнести заклинание, инвертировала и вылетела в окно.
Ей нужно было спешить — домашние вот-вот все начнут вставать. Она рассчитывала вернуться, как можно незаметнее, но Злыдень, разбуженный внезапно ворвавшимся в окно гулким смерчем, с диким фырчанием сорвался со стула и ринулся к двери.
— Кис-кис, Злыднюся, — осторожно приближаясь, попыталась умилостивить кота Гелька, но тот вздыбил шерсть и грозно заурчал, глядя на её протянутую руку. — Вот горе! Киса, это я, я…
Ангелина подобралась почти вплотную к любимцу и приоткрыла дверь: кот мигом шмыгнул в образовавшуюся щель и понёсся на кухню прятаться под столом. И тут у мамы сработал будильник. Семь часов. Поспать не удалось и уже не получится. Но Ангелине казалось, что сейчас она не смогла бы заснуть: она была странно возбуждена и, чтобы не расслабляться, залезла под прохладный душ и отправилась на кухню выпить кофе покрепче. Вскоре на кухню наведалась мама. К сожалению, за ночь она не сменила гнев на милость. И когда Гелька с наскока потребовала избавить её от опеки брата, Нина Михайловна осталась непреклонной, а Ангелина заработала очередной выговор.
— Это счастье, что брату есть до тебя дело, что у него болит за сестру душа! Надеюсь, он будет за тобой присматривать и не позволит наделать глупостей.
— Я же сказала, что не делаю ничего плохого! Как ты можешь мне не верить?
— Разве ты рассказала мне о прогулах, плохих оценках, вызовах в школу или своих неприятностях? Нет! В школу ты отправила Гошу! Как я могу тебе доверять? Ты вообще перестала мне что-либо рассказывать. Вот объясни мне, потому что меня это беспокоит, какие дела тебя связывают с этим мужчиной?
— С Сергеем Петровичем? Он руководит занятиями по физике, только и всего. Егор ему помогает. Ну, Егора наши мальчишки знают — он и у них преподаёт. В чём проблемы?
— А я не знаю, в чём у тебя проблемы. Только, после того, как ты связалась с этим человеком, ты запустила учёбу, перестала появляться дома и стала странно себя вести. Надо поговорить с Нюсиными родителями, а ты не забывай, что отныне ты сидишь дома, учишься и помогаешь мне по хозяйству. "Физика" подождёт. — Нина Михайловна закончила нарезать хлеб с помидорами, выставила на стол масло и сыр, и присела с чашкой чая за стол. — Объясни мне, потому что я не понимаю, вы с Петей встречаетесь или нет?
— Нет.
— Да? А мне показалось, что между вами что-то происходит…
— Не знаю, по-моему, он не хочет со мной встречаться.
— Да? А… — мама заколебалась, — а с кем-нибудь другим?
— Ни с кем я не встречаюсь! Да и как мне встречаться, если вы меня из дома не выпускаете?
— Мне кажется, после твоей болезни я стала тебе слишком много позволять — в этом всё дело… — мама многозначительно покачала головой и ушла одеваться.
Ангелина скорбно вздохнула и раскрыла тетрадь по физике: не потому, что собиралась повторять, просто ей нужно было где-то записать все знакомые заклинания, пока они не забылись.
— Inhibere… — старательно выписывала она, сомневаясь иногда, какую букву поставить.
На кухне тем временем появился папа с неизменным журнальчиком под мышкой, а следом за ним и Гоша. Оба потребовали кофе. "Посмотрим, — злорадно думала Гелька, наливая кипяток в чашку сонного брата, — как долго ты сможешь вставать в такую рань и прогуливать последнюю пару?" А потом ей пришло в голову, что первой не выдержит она сама. Одна надежа, что ночные занятия станут проводить не каждый день, и она сможет высыпаться.
Отставший от последних событий, папа с увлечением начал рассказывать свежайшие новости о своём долгоиграющем эксперименте, полагая, что его чадам это будет интересно. И Гелька, и Гоша, как краем сознания отметила она, слушали вполуха: речь шла о каких-то частицах, которые под действием чего-то во что-то превращались. Свободной частью мозга Ангелина даже успела удивиться, что ей, почему-то, всё понятно. Но тут в речи папы наступил перерыв, и Гоша жестом умирающего протянул руку к холодильнику.
— Там не завалялось немного колбаски?
— Нет, — Ангелина отлично знала, что колбаса закончилась.
— Ну, поскреби по сусекам. Может, что отыщется… — умолял Гоша.
— А сам? — недовольно спросила Гелька: Гоша прервал её размышления — "к" или "с" писать в слове caedere (на всякий случай она написала оба варианта, но не могла решить, какой из них правильный).
— У тебя лучше получается, — нудил брат. Аркадий Петрович, углубившись в расчёты, не замечал, что пьёт по-очереди из своей и Гошиной чашки.
Ангелина открыла холодильник — с голодным братом не сладишь, это давно известно.
— Так, — резюмировала она, — колбасы нет, селёдку надо чистить, шпроты хочешь?
Она обернулась: Гоша, потянувшись через стол, развернул к себе её тетрадку и читал заклинания. Гелька ахнула. Бросившись к столу, она схватила тетрадь и прижала её к груди. Гоша секунду сидел на месте, словно переваривая увиденное, потом встал и вышел из кухни, бросив на ходу:
— Собирайся.
— Что? — встрепенулся папа. — Колбаски нету?
— Есть шпроты, — выдавила из себя Ангелина.
С упавшим сердцем отправилась она переодеваться: нужно было собрать портфель вместо рюкзака — тот не налезал на дублёнку.
Перед самым уходом за ней забежала Янка. Её беззаботная трескотня, заполнившая дорогу до школы, странно диссонировала с мрачным настроением парочки Леоновых — как свежевыпавший снег со вчерашней промозглой серостью. Гелька всю дорогу с подозрением поглядывала на Гошу: что он успел у неё прочитать, что из этого смог понять? И успокаивала себя, что брату ни за что не связать концы с концами и не догадаться, что именно он видел — не такой уж он знаток латыни. Гоша шёл, сурово глядя вдаль, и на её взгляды не реагировал, так же как на Янкину болтовню. Возле школьных ворот он буркнул что-то на прощание и остался стоять, нетерпеливо похлопывая по ноге папкой, ожидая пока они поднимутся по ступенькам.
— Да, круто за тебя взялись! — прокомментировала Янка, едва они вошли в холл. — Это из-за того мужика, да?
