Прежде всегда бордовые, будто выстланные кровавой пеленой, небеса стали серыми. Каждый, кто смотрел на небо, уже чувствовал себя немного спокойнее. Красный цвет угнетал и пробуждал необоснованную агрессию. С приходом серого внутри стало немного больше гармонии и даже надежды на что-то.

Это время было особенным, потому что каждый демон знал о причине таких перемен. Сейчас владыка Люцифер в который раз пытался освободиться из своего ледяного заточения. Было много мнений на тот счёт, удастся ли ему проломить тысячелетний лёд именно сегодня. Правда, со временем желающих спорить становилось всё меньше. Когда выпадал снег, это значило, что у Люцифера почти получилось, но освободились силы, чтобы залатать дыру и привести всё в порядок.

Несколько кругов подряд заметало снегом. Те, кто его никогда не видел, с любопытством начинают хватать его и рассматривать. Старожилы сочувственно смотрят на засыпанные плато, где прежде пыхал огонь, и думают о далёком прошлом.

Снежинки кружились в медленном вальсе. Где-то темп ускорялся, и появлялась вьюга. А где-то температуры хватало для того, чтобы растопить их сразу. Конечно, некоторые демоны сразу поняли, что этот холодный белый порошок можно комкать и бросать в кого-нибудь. Это превращалось в весёлую игру, которая вносила разнообразие в порочные будни.

Впрочем, даже попытка Люцифера выбраться считалась за действие. Демоны радовались, что Владыка помнит о них и пытается выбраться к ним. Они уповали, чтобы однажды ему хватило сил и воцарился вечный хаос. Такие дни сделали поводом для подарков, ведь их было ничтожно мало.

Конечно, это время породило и множество суеверий. Одно из них гласило: если заняться любовью с тем, кто тебе нравится, милостивый владыка соединит ваши судьбы.

***

– Ты веришь в эту ерунду, Люциан? – Молох скептически усмехнулся, глядя на генерала, и выдохнул через ноздри сигаретный дым.

Они ехали в купе вагона, стены которого были обиты темно-красным бархатом. «Нар», как выражался Моргенштерн, было только двое, и сейчас они больше походили на два небольших мягких дивана. При желании они могли стать удобной кроватью.

На одном из диванов полулежал Люциан, напротив – главнокомандующий, и оба смотрели друг на друга то скучающе, то с иронией. Как будто ожидали друг от друга каких-то промахов. Ну, или чего-то особенного. Вновь прошло несколько месяцев с тех пор, как они не виделись. Такие перерывы можно было объяснить и занятостью Молоха, и умением прятаться – Люциана. Главком был вынужден бороться с контрабандистами, которые обнаружили, что вещи из Ада в мире людей стоят очень даже прилично.

Это был срочный заказ сверху, предусматривающий быстрое разрешение проблемы. Молох чертыхался и собирал лучших своих демонов, чтобы лично размазать аферистов по стене. Главком был вынужден слоняться по Верхнему миру до тех пор, пока проблема не была решена. Оказалось, преступная сеть успела за короткий срок изрядно разрастись. Изъяли много проклятых вещей и договоров на продажу душ. Молох получил с этого меньше, чем рассчитывал, поэтому иногда поругивал Люцифера.

Впрочем, главком много времени потратил, чтобы вновь найти своего подчиненного. Он не очень обрадовался, когда нашёл, потому что обнаружил на нём чужой запах. Это заставило главнокомандующего задуматься, ведь он никогда не предполагал, что это может случиться. И не то чтобы Молох надеялся на верность, но это в большей степени было посягательство на его территорию. А этого он очень не любил. И затаил на Люциана небольшую обиду.

– Ну да. Ты же из меня ещё не всю романтику выбил, – согласился Люциан, помешивая чай в железной кружке, чем выразил своё отношение к дорогому фарфору и бархату на стенах. – Знай, что есть к чему стремиться. Я думал, что ты достаточно привязал меня к себе.

– Учитывая то, что ты всё ещё любишь бегать от меня, как крыса по тонущему кораблю… Нет, – главнокомандующий стряхнул с сигареты пепел и покачал головой. – Но плевать. Эти дни мы проведем вместе, хочешь ты того или нет. Иди ко мне.

Люциан облизал разбитую губу, которая покраснела и опухла. На ней красовался синяк. Это было красноречивым подтверждением того, что Молох не любит пустой беготни. А особенно – чужой вони на своих вещах. Если бы виновник этого оказался перед ним, главком бы со смаком ломал ему по косточке каждые десять минут. Неужели какой-то ублюдок смел мучить его генерала? Даже если так, Молох уверен, что это был какой-то дилетант, не имеющий представления о настоящей боли. У мужчины в голове не укладывалось, что кто-то целовал эти с любовью разбитые губы.

В вагоне царил полумрак. Становилось совсем темно, когда поезд заезжал в тоннель, и совсем светло – когда выезжал на голую местность. Вид за окном был похож на бумажный лист, расчерченный пером с чернилами. В этом даже было что-то восточное. Огромный вулкан, виднеющийся вдали, словно сошёл с древней японской гравюры.

Моргенштерн поднялся с дивана и медленно подошёл к Молоху. Он встал перед ним со свойственной небрежностью, засунув руки в карманы. Периодически его взгляд приковывала грудь Молоха: мужчина сидел, расстегнув рубашку. Несмотря на все недостатки, Люциан чувствовал желание прижаться к главнокомандующему. Он не знал причин отсутствия.

Скорее всего, Молох пропадал где-то с мальчиками. В представлении Моргенштерна, он обязательно их трахал и, возможно, обливался шампанским. В плане ревности Люциан был мастак. В генерале теплилась колючая обида. И взрастало желание как можно быстрее прижаться к главкому. Пусть он был сволочью, но сколько же времени прошло…

– Тебе уже, хм… Подарили что-нибудь? – главнокомандующий демонстративно выдохнул дым кольцами между тем, как говорил.

Люциан покачал головой.

– А хочешь? – Молох привстал и приблизился. Он посмотрел снизу вверх и сверкнул глазами. Если бы он подвинулся ещё, то уткнулся генералу в живот. Чужой запах ощущался сильнее, и усиливалось желание главнокомандующего вытравить его раз и навсегда. Конечно, Молох был не вправе требовать верности, поскольку он был импульсивен, но…

Червячок ревности подтачивал его. Как же хотелось вывести Моргенштерна на откровенный разговор. Неужели этот мальчишка обманывает его? Но зачем? В любом случае, нельзя показывать своего беспокойства. Главком просто потом хорошо попросит своего личного секретаря навести пару справок.

Моргенштерн медленно кивнул, заулыбавшись, и положил ладони демону на плечи, большими пальцами немного на них надавив. Молох хмыкнул, поскольку Люциан даже не представлял, как бы ему не помешал полноценный массаж.

– Тогда одежда тебе точно помешает его получить.

Генерал обеспокоенно посмотрел на ходившую взад-вперед дверь вагона, которую никто так и не удосужился закрыть. Молох понял проблему, но продолжил.

– Раздевайся.

Люциан лениво дошёл до двери и хлопнул ею, чтобы та точно оказалась закрытой. Будучи от Молоха на расстоянии, он соблазнительно сбросил пиджак. Вслед за ним отправилась рубашка. Молох рассматривал своего любовника, убеждаясь в сделанном в своё время правильном выборе.

Моргенштерн дразнил его, играя с галстуком, как с поводком, но и его после этого снял. Через несколько таких минут демон уже демонстрировал своё крепкое и стройное тело. Молоху нравилось трогать эту гладкую кожу, кое-где рассеченную грубыми шрамами. Под языком она чувствовалась по-особенному. Главнокомандующий гладил медленно, чем заявлял своё право на сугубо личное пользование. Только его непослушный генерал. Только его имя он обязан произносить, будучи без одежды.

И неужели Люциан научился так соблазнять, пока его не было?!

Генерал выдохнул и вплёл пальцы в волосы главнокомандующего. Тот утянул молодого мужчину к себе на колени, а потом собственнически положил на его ягодицы широкие, шершавые ладони.

– Веди себя хорошо, – назидательно произнёс Молох.

– Я всегда хороший, – Люциан погладил мужчину по щекам, испещренным жёсткой щетиной, и наклонил голову, дыша главнокомандующему на губы, но не целуя.