Он нагнал неизвестного на Карловом мосту. К тому моменту на небе собрались тучи, воздух наполнила влага. Предчувствуя непогоду, люди спешили поскорее убраться в дома.
Висевший в оперативной кобуре пистолет, при каждом шаге стучал по груди.
– Стой, или стрелять буду! – слукавил, не выдержав, Алистов.
Неизвестный, увидев на другой стороне моста огни проблесковых полицейских сирен, остановился. Его окружили, но сдаваться он не собирался. Перебравшись через ограду, он на некоторое время завис, не решаясь сброситься вниз.
Подбежавший к нему следователь, окончательно запыхавшись, согнулся пополам, а после, выпрямившись, разгядел парнишку. Его лицо оказалось знакомым.
– Что? Ты!? – удивленно спросил сам себя Алистов. – Все это время…
Вздрагивая то ли от холода, то ли от страха, державшийся за перила парнишка настойчиво пролепетал:
– Я лишь хотел, чтобы она меня простила…
Полицейский видел, что человек перед ним не вооружен и сопротивления оказывать не собирается, но вдруг для себя понял: есть лишь один надежный способ свершить правосудие.
В последний раз оглядевшись по сторонам, и убедившись, что ближайшие к нему посторонние далеко и не смогут выступить свидетелями, он громко загорланил: «Бросить оружие!», бегло выхватив из кобуры пистолет, направил его в небо и спустил курок.
И в этот момент над их головами зазвучал гром.
Часть 1. МОСТ В ПРОШЛОЕ
Глава 1: Последний полицейский
28 лет спустя.
Закатное желтое солнце светило последним лучом, придавая красным крышам в центре Праги оранжевый оттенок. Молодой следователь Кристоф Адлер наблюдал эту картину из окна просторного кабинета Генри Пчинского, 57-летнего начальника следственно-оперативного отдела по расследованию преступлений против личности. В это время сам Пчинский с особым пристрастием просматривал материалы дела, принесенные Адлером для согласования перед передачей в суд.
С оранжевых крыш по очереди пикировали голуби. Иногда они делали это парами. В кабинете зазвонил телефон, начальник протянул руку и положил ее на аппарат. Перед тем, как снять трубку, он выждал 4 звонка. Старая привычка, принесенная с прошлых лет, когда Пчинский был оперативником: только тот, кто не занят, сразу отвечает на звонок.
– Да, – сказал он в трубку. – Нет. Какие журналисты? Не сейчас, я сказал в девять, – он взглянул на наручные часы. – Да, через полчаса, а пока гони их к черту.
Повесив трубку, Пчинский раскопал среди материалов чистосердечное признание, обратился к Адлеру.
– Выходит, известный за пределами города адвокат, все-таки сознался в убийстве? Даже представить не могу, сколько шума наделает это событие. Видеофиксация допроса производилась?
– Да, – ответил следователь.
– Запись не прерывается?
– Нет.
Пчинский недовольно цокнул и покачал головой, потер влажной рукой седые виски. Балансируя в мягком кресле между правосудием и скандалом, он предпочел бы уволить следователя за беспочвенные обвинения и халатность, лишь бы не сталкиваться с властями. Но доводы, представленные в деле, были неумолимы.
Начальник снял трубку и нажал несколько кнопок; раздались тихие гудки. Подождав несколько секунд, он бросил трубку на рычаг и спросил:
– Так, что у нас завтра?
Адлер посмотрел на настенный календарь с изображением Яна Непомуцкого: 17 августа, 2017 года.
– Воскресенье, – ответил он.
– Чтобы завтра я Вас в отделе не видел. Ваша персона после сегодняшнего привлечет слишком много внимания. И никаких разговоров с журналистами об этом, – показал он на материалы, затем снова взглянул на наручные часы. – Все, что нужно знать прессе, я сообщу через 25 минут. Вы из какого кабинета?
– Из 102го.
– Зайдите по пути в канцелярию и… нет, это я поручу кому-нибудь другому. Знаете, где кабинет заместителя Куроки?
– Да.
– Найдите его и спросите, почему он не берет телефон. А лучше сразу отправляйте ко мне. Находитесь у себя, пока я Вас не отпущу. Можете понадобиться, если позвонит прокурор.
Следователь поднялся. Глубоко вздохнув, он посмотрел через широкое окно на очередного пикирующего с крыши голубя, проводив его взглядом до самой земли. Кто-то из скопившихся у входа журналистов всевозможных каналов, в ожидании громкого заявления, подкармливал птиц.
– Могу ли я быть свободен? – спросил Адлер.
Пчинский, отвечая на очередной телефонный звонок, не глядя махнул на дверь.
В коридоре 4го этажа, на котором заседало все руководство отдела, стоял полумрак. Приспущенные жалюзи не пропускали свет солнца. В углу, подпирая стену спиной, замер следователь Вит Новотный – высокий и коренастый мужчина с короткими густыми волосами.
– Господин, детектив! – резко выкрикнул он, когда Адлер с ним поравнялся.
Адлер вздрогнул от неожиданности.
– Тебе заняться нечем?
– Ну, что сказал наш старичок? – сбавил Новотный громкость до шепота. – Премия, или как обычно?
– Как обычно, – пожал плечами Адлер. – Ты Куроки не видел?
– Вообще, или сегодня?
– Я серьезно.
– В последний раз видел его полгода назад, на каком-то празднике с обязательной явкой. Почти десять лет здесь работаю, до сих пор не понимаю, чем он занимается.
– Наверное, так же, как и ты – ничем.
Новотный хихикнул, но веселье быстро сменилось серьезным выражением лица.
– Кстати, кое-кто из канцелярии слышал, что вот-это вот твое дело собирались передать Куроки.
– Да ну? И что же тогда не передали?
– Может, не успели? Видимо, придется ему и дальше бездельничать, – он подмигнул и хлопнул Адлеру по плечу, после чего резко свернул на лестницу, держась за угол рукой, словно несся на большой скорости и боялся не вписаться в поворот. – Хороших Вам выходных, господин детектив.
Беспорядок, царивший в кабинете заместителя Куроки, напоминал какой-то из кругов ада, не включенный в финальный вариант «Божественной комедии» Алигьери: небольшой столик посреди кабинета завален показаниями свидетелей, протоколами и отчетами вскрытий, фотографиями бездыханных тел, которые некогда были людьми. Привычных для каждого снимков близких людей в рамке, грамот, которые многие руководители ставили на показ – ничего этого на виду не было. Поверх жалюзи висела крупномасштабная карта Праги с множественными разноцветными флажками и кнопками, и пометками от руки. Сам Уильям Куроки сидел в кресле, сняв галстук, держал в руках отрытое портмоне, как блокнот. Зажатая в зубах под густыми усами шариковая ручка, напоминала бивень моржа. Кристоф постучал в приоткрытую дверь его кабинета.
– Пан Куроки, Вас вызывает к себе Пчинский.
Куроки посмотрел на время, шепнул: «Черт!» и сорвался с места.
Подходя к своему кабинету, Адлер обнаружил, что этаж опустел. По традиции последний уходящий домой, решив, что работников не осталось, погасил свет. В темноте следователь с первой попытки нащупал ручку двери, затем выключатель на стене. Частые задержки на работе позволяли производить подобные манипуляции вслепую. Он решил скрасить одиночество чаем. Стоявший в коридоре кулер оказался пустым, потому пришлось разбавлять заварку водой из-под крана. Холодный чай на вкус был много хуже горячего, но лучше, чем ничего. Адлер подвинул телефон на край стола так, чтобы до него можно было дотянуться рукой, и расположился в кресле с откинутой спинкой. Закрыв глаза, он принялся ждать, когда его дрема прервется.
Глава 2: Смотрящий в ночь
Не успело солнце уйти на покой, как один за другим занялись огнем фонари. Продавцы затворили витрины, таблички на дверцах их магазинов теперь говорили: «Закрыто». Несмотря на позднее время, улицы наполнял людской смех и множественный стук каблуков о брусчатку. Это жители Праги возвращались с работы домой, успевая по пути праздновать наступившие выходные. Присутствовали на улицах и приезжие. Держась мелкими группами, они фотографировали достопримечательности, не забывая громко их обсуждать. Ночь и в правду придавала даже самым безобидным строениям новый окрас.