Если психоантроп потратил все свои фонды, обследуя голую скалу, тут уж точно не обойтись без переоценки личности. И это еще самое меньшее. Разумеется, ему можно вменить еще и злоупотребление корабельными ресурсами. К тому же Эван пошел против первого зама.

Эвана охватило странное спокойствие, хотя мысли разбредались в разные стороны. А если бы, думал он, там действительно обнаружилась подлинная аномалия? К примеру, крупный инопланетный артефакт, свидетельство контакта с более продвинутой расой? Поверили бы ему? Отправился бы кто-нибудь взглянуть на находку? Данные — это данные, Эван всегда в это верил. Но что, если данные обнаружит не тот человек — неправильным, Ненаучным способом?

Ну, сам-то он уже в любом случае больше не Ученый.

Эван спросил себя, жив ли он вообще, взаперти в герметично запечатанном корабле? Ноги сами вынесли его из комнатушки, и теперь он шагал по коридорам по направлению к шлюзу.

Его непременно накажут, и очень скоро. Наверное, для начала запрут в каюте. Такое неслыханное нарушение, — видимо, они сейчас выискивают прецеденты.

А значит, пока он еще может свободно перемещаться. Может приказать техникам открыть шлюз для персонала и выдать ему гермосани.

Почти сам того не осознавая, Эван оказался снаружи — на планете.

На картах она именовалась Дельфис-Гамма-Пять, а местные жители звали ее просто «мир» — Ардвенн. Эван открыл купол и вдохнул свежий воздух Ардвенна. На самом деле планета располагалась недалеко от интервала, известного Эвану как терра-нормальный.

Под санями перекатывались большие соленые волны длинного залива, то там, то здесь подсвеченные пробивающимися сквозь низкие облака солнечными лучами. Там, где свет падал на скалы, вспыхивала ослепительно-белым морская пена. Совсем рядом с Эваном, подняв тучу брызг, спикировало в воду летающее создание.

Он перебрался через залив к противоположному берегу и приземлился возле деревни в спутанную кучу засыпанных песком рыбацких сетей. Внезапно в санях ожил водер.

— Доктор Дилвин, приказываю немедленно вернуться, — велел голос Понтрива.

— Принято, — рассеянно отозвался Эван.

Он вылез из саней и включил в них автопилот. Устройство поднялось в воздух, развернулось у него над головой и устремилось обратно к сияющему кораблю.

Эван тоже развернулся и отправился по тропинке к деревне. Всего неделю назад он прилетал сюда в ходе полевых исследований. Вряд ли за ним пошлют с корабля — слишком затратно по времени, да еще и дезинфекция.

Так приятно было идти по обычной земле, подставлять спину ветру. Эван ссутулился, и официальная лабформа чуть натянулась на плечах. Он всегда стыдился своего коренастого мощного тела, не предназначенного для жизни Ученого. Эван вдохнул полные легкие воздуха, обогнул скалу и нос к носу столкнулся с местным жителем.

Смуглокожее создание было ростом с Эвана, из шерстяного пончо торчали сморщенная голова и голые узловатые ноги, в одной руке существо держало инструмент с железным наконечником. Эван понял, что перед ним престарелая туземка — псевдоженщина, — только что вылезла из канавы, где срезала торф на растопку.

— Доброго дня, тетушка, — поприветствовал Эван.

— Добрых три времени после высокого солнца, — сердито поправила та.

Местные жители весьма трепетно относились к понятию «время». Прищелкнув губами, старуха отвернулась, чтобы сложить нарезанный торф, а Эван отправился дальше. Ардвенн населяли представители обычной разновидности гоминид, относящиеся к сумчатым и отличающиеся довольно нестабильной половой принадлежностью.

На деревенской улице Эван учуял дым от торфа и сморщил нос. По обе стороны стояли хижины, сложенные из камней и крытые соломой, — жались поближе друг к дружке, чтобы сохранить тепло. Даже в свете летнего солнца деревня выглядела убого. Зимой тут, наверное, и вовсе тоскливо.

Повсюду виднелись следы вчерашней церемонии: обгорелые смоляные веники, туземцы, неподвижно сидящие вдоль стен на солнечной стороне. В лужах валялись пустые калебасы. На теневой стороне то тут, то там жевали жвачку местные овцеподобные создания, весьма напоминающие грязные тюки шерсти, их маленькие лысые головы поднимались и глядели вслед чужаку. Эван вспомнил, что туземки в это время кормят детей в хижинах. На крышах неумолчно квохтала домашняя птица. Кто-то из молодых затянул песню, но вскоре голос смолк.

Эван шел по улице, а за ним молча следили туземцы. Этот народ, подобно многим жителям прибрежных скал, не жаловал разговоры.

Неожиданно Эван осознал, что не имеет ни малейшего понятия, что такое творит. Он, видимо, был в сильном шоке или забытьи. Зачем его сюда принесло? Нужно сейчас же вернуться на корабль и сдаться, а там будь что будет. Он поразмышлял над своей возможной судьбой. Наверняка ему устроят трибунал. Потом долгая канитель с переоценкой личности. И что? Тюрьма? Нет, не станут они зазря пускать в расход человека с его образованием. Отправят в ПНТС — Принудительную непривилегированную техническую службу. Эван представил себе все процедуры, ритуалы. Кают-компанию, полную неотесанных техников. Общежития. Конец всем надеждам. Дядя, убитый горем.

Эван содрогнулся. Он никак не мог осознать реальность.

А что, если не возвращаться? Что, если корабль улетит завтра, как запланировано? Не станут же они зачищать из-за него всю территорию — оно того не стоит. Напишут, что сбежал, потерялся, возможно, в результате нервного срыва.

Эван оглядел жалкую деревеньку. Темные смердящие хижины. Смог бы он тут жить? Смог бы чему-нибудь научить этих людей?

Он подошел к дому старейшины:

— Доброго… э-э-э… добрых четыре времени после высокого солнца, дядюшка.

Старейшина что-то уклончиво прощелкал в ответ. Он развалился на своей скамейке для отдыха, раскинув в разные стороны длиннющие конечности. Рядом сидел молодой туземец по имени Параг — у него-то Эван и почерпнул почти все сведения о местной культуре.

Эван подыскал себе камень посуше и присел рядом. Над хижинами струились неизбывные туманы. Кливорн тенью застил небо — вот он показался, скрылся, снова показался. Из хижины медленно вышел голый ребенок с заляпанным кашей ртом и уставился на незнакомца, почесывая одной ногой другую. Все молчали. Эван знал, что эти люди способны действовать, и притом весьма быстро, но, когда не было неотложных дел, они просто сидели на месте — вот уже долгие века. Они были начисто лишены любопытства.

Эван вдруг с удивлением осознал, что сравнивает этих тощих гоминидов с уютно устроившимися в своем корабле Учеными. Он, верно, сошел с ума. Корабль — это воплощение ненасытной человеческой жажды знаний! Неужели он совсем обезумел? И только потому, что отвергли его данные… вернее, отсутствие оных. Он потряс головой, чтобы отогнать кощунственные мысли, и сказал заплетающимся языком:

— Параг, друг.

Глаза Парага ожили.

— На следующий солнечный день небесному кораблю пора улетать; Возможно, я-один-без-родных останусь здесь.

Старейшина открыл глаза и тоже уставился на Эвана.

Параг прощелкал: «Слышу-тебя».

Эван взглянул наверх, на окутанные туманами склоны Кливорна. На почти вертикальном горном лугу, примостившемся среди скал, играли солнечные лучи. На Ардвенне совсем недавно минуло летнее солнцестояние, и дни тянулись очень долго. В кармане у Эвана лежал экстренный паек из гермосаней.

Внезапно он понял, зачем пришел сюда, и встал, не отрывая глаз от Кливорна. Ан’друинн, Гора Покидающих.

— Доброй дороги домой, дядюшка. — Эван по случайности употребил формулу официального прощания.

Он направился прочь из деревни по главной Дороге. За хижинами были и другие дорожки и тропы, ведущие прямо в гору, — туземки гоняли по ним скот, — но главная Дорога уходила вверх длинными прямыми зигзагами. В прошлые свои визиты Эван забирался по ней до самого капища.

Капище это представляло собою всего лишь окруженный двойной стенкой обвалившийся очаг, заваленный дырявыми калебасами и крашеной овечьей шерстью. Местные жители воспринимали его не как святыню, а как обьгчную веху на Дороге Покидающих — подходящее место, чтобы варить краску.