Но, ещё один удар ногой, – ещё глубже проваливаюсь. Где-то сверху вижу свои ноги, и размазанный белый свет, на котором вырастает тёмный силуэт. Но, зря он меня вытащил! Дёрнув со всей силы, один решил, что можно шею мне сломать, другой – ударив головой о кафельную стену, просто голову снести. Первому, осколком кафеля, куда-то в руку вонзаю, но второй, схватив за шею, со спины, принялся душить. Ко мне вернулось зрение, восстановилось дыхание, и боль врезалась в сознание с такой силой, что дико заревел, ударив ногой того, что был спереди. Ещё раз… ещё, и ещё. Бью в грудь до тех пор, пока он не станет задыхаться, и терять ориентацию.

Вспомнив про второй пистолет, – убиваю, выстрелом в голову.

Тишина, – второй не ожидал. Увидев кафель, испачканный мозгами напарника, меня он отпускает, потом снова дёргает, подбрасывает и на пол роняет. Что-то сзади разбилось, а я – парю в пространстве и времени. Снова та же невесомость, знакомая мне издавна: размазанный свет, язвительный писк; тёмный силуэт, удары сердца, и собственное дыхание… Его руки сами притащили в этот свет! Лихо развернув, теперь уж точно решил задушить, накинув локоть на шею. Но, сколько можно? Я и так забыл, когда последний раз дышал… Хотя, его мёртвый хват меня отрезвляет: новая боль врезается в голову, а пульсирующая рана на затылке провоцирует злой крик, резкий свет в глазах… – я только сейчас понял, как мне хочется жить!

Теперь-то я увидел всё, что творилось вокруг. Пол в ванной – залитый кровью, разбитые признаки жизни чувствую под собой: тупые осколки цемента, пыль, грязь, бесполезная возня, и визг ботинок противника, лежащий подо мной… Давление его колена на позвоночник, и тяжёлое дыхание, прерываемое всхлипами изнеможения. Ему тяжело…

Но, я вижу знакомую рукоять – чёрт, не достать, ибо пальцы слишком коротки. Зато, вокруг полно осколков унитаза! Беру я один… беру второй, третий – то, что надо! В руке жёстко сжимаю длинный осколок… Куда рука достаёт, туда я и втыкаю… насколько сил хватает, настолько глубоко и вонзаю. Раз, два, три – я слышу хрип, тихий вопль. Беру я выше, туда, где должна быть голова… Один, два… – локоть противника слабнет, мне передаётся его дрожь. Ещё раз, и ещё – он задыхается, я чувствую агонию. Ещё и ещё – мой затылок пачкается в кровь.

Оттолкнувшись вперёд, кое-как перекатившись на левое плечо, ему я облегчаю страдания: как и первого, выстрелом в голову отправляю на тот свет.

И только теперь, вспоминаю о ней…

– Карин, – хрипло реву я, как бык. Подхватив пистолеты, на четвереньках выползаю. Я вижу, что дверь цела, без дырок и вмятин. Подползаю боком, свалившись на стену, медленно открываю – забившись в угол, закрыв лицо руками, сидит и тихо плачет. «Цела, значит», – с облегчением вздыхаю.

Дверь входную закрываю, и, взявшись за руки, решаюсь раскрыть ей лицо. Но она мне пищит:

– Не надо, пожалуйста!

– Это я, – говорю, задыхаясь.

Определив знакомый голос, раскрывает глаза. Девка, будто притворялась! Встав на колени, быстро оглянувшись, стерев с губ сопли и слёзы, мигом берётся за меня. А у меня в груди холодеет, в глазах картинка двоится, и тошнит… Едва ли, получается выдохнуть. Малая под стену подтаскивает, спину ставит ровно, а сама – бежит прочь, перепрыгивая завалы из мебели, что-то там повторяя и выкрикивая из-за угла.

Но, перескочив перевёрнутый диван, мигом прискакала. В голову мне бьёт прохлада и полотенце, мокрое, по затылку мягко расплывается.

– Сейчас, офицер… – она мне говорит. – Сейчас будет хорошо…

А мне и правда хорошо, – боль отступает, в лицо бьёт прохлада, и подлезает сладкий привкус её влажного дыхания. Запахи тела, лёгкость и женственность проявляются в каждом движении. Мне в лицо говорит, повторяет мягкие слова, кожу чем-то влажным вытирает, и без отвращения притрагивается к шее… Но я чувствую укол, словно комар укусил меня в вену. В смятении тянусь рукой, и палец ложу на «укус». Потираю рефлекторно…

Он меня оживил! Вот я и очухался…

– Собирайся… Уходим, – сообщаю, проверяя патроны.

Перемахнув через хлам и безобразие, она снова ныряет в соседнюю комнатку.

Что же те двое искали? Чуть привстав, я очутился на правом колене, левым плечом упёршись в стену. В руках держу пистолет. На стенах вижу новые надписи… такие же грязные, мерзкие и отвратные, нацарапанные то ли гвоздём, то ли ножом. Смысл их мне так и не ясен – в голове и без того всё смешалось. Сбитый замок, изуродованные стены, хлам под ногами… – они нас поджидали? Ну нет… Если бы знали, что будем вдвоём – вломились бы тихо, не оставив ни следа. Затаились бы по углам, и потом… – напали бы, исподтишка. Ведь, и так напали… но без огнестрела.

Значит, обо мне не знали.

Крутанувшись вокруг своей оси, не разгибая колен, я возвращаюсь к месту борьбы. Стена вся в крови, остатках мозга и кусочках черепной кости… Да и пол уже полностью залитый кровью. Одеты в темно-синие спецовки… темно-красные, или кроваво-черные – уже не разобрать. На головах – маски спецназа, руки чисты, а пальцы без татуировок, тюремных наколок и гангстерских знаков. Но, что у него на груди? Раскрыв замок, показалась чистая кожа, без нацистской символики, свастики и крестов. Вообще никакого намёка на представителей разбойных группировок! На кого же мы попали?

Какое хоть было лицо? Потянув за низ маски, на шее я вижу Колибри…

– Ты «птичку» прикончил? – вдруг, я слышу из-за спины.

– Не эта ли «птичка» за тобою гналась?

Она отдаляется, держа в руках рюкзачок. Не желает смотреть, – я её понимаю. Но, всё же, головой качнула вяло, дав своеобразный ответ.

Ступив на чистый кафель, свободный от крови островок, тянусь пальцами к голове второго. На улице – стоит какой-то шум: странная возня, переполненная неразборчивыми криками, и набором торопливых шагов. Я поворачиваюсь в сторону выхода, спрашивая взглядом: «Откуда шум?». Но девочка, прилипнув к стене, в ответ пожимает плечами. Её глаза говорят, что надо проваливать. И, я с ней согласен. Но, всё же, шею второго должен проверить.

Там я вижу такую же, «Чёрную Колибри».

– На кого же мы попали?! – бормочу себе я, и поворачиваюсь к ней.

«Ну, что ты там увидел?», – девчонка мне кивает.

– Собирай манатки и уходим!

– Уже! – тихо сообщает мне.

Выпрямившись, хватаю девку за руку, и тащу за собой. Не слишком вежливо, и даже грубо, но я бегу вперёд, навстречу к выходу. За ним, нас встречает пустой коридор, по глянцевому полу разлетаются, эхом, наши глухие шаги. Часы показывают одно и то же время, за жёлтыми дверями хранится тишина, а в узеньких глазках тусклые огоньки мелькают, разгораются и потухают… Я знаю: чьи-то уши нас уже ведут; сквозь тонкие стены, взглядом провожают, но страх сильнее любопытства – входные двери заперли на все замки.

Мы подлетаем к выходу, но «они» уже бегут по лестнице, распространяя звонкие шаги. Нас выследили, просекли, и следом за теми, такие же точно пришли? Или паранойя? Инстинкты…

– Что же делать? – от страха, девушка визжит.

Что делать, что делать… Бежать и только бежать, но теперь – в другую сторону.

Я тащу обратно за собой, и она мне подчиняется. Но, куда теперь? Прятаться в разгромленной квартире? Бежать по коридору, пока не упрёмся в тупик? Или быстро выломать соседние двери, потому что нам не откроют? Вот это прокол… Коридор короткий и прямой, без каких-либо ответвлений, поворотов и углублений… Но звонкие шаги всё больнее впиваются в мозги, нагнетая панику…

– Сюда! – вдруг, тянет меня в сторону. Легким толчком плеча раскрывает дверь, и ныряет в тёмную комнату, утаскивая и меня за собой. А я и не знал, что в конце есть кладовая! Мы провалились в пустоту, нас поглотила тишина, кромешная темнота и запахи химии, не стиранного белья полезли мне в ноздри.

Прислушиваясь к шуму, я оставляю приоткрытую дверцу настолько, чтобы мрак коридора наше присутствие схоронил, а щель, шириною в два пальца, оставила работу для глаза. Я должен наблюдать и должен знать, когда мне первым выстрелить в лицо. Но за спиною, уцепившись за бока в шею мне девушка дышит, и дрожащим голосом хочет что-то сказать.