Нет, Карин, «офицер» здесь только один, и только я вызвался тебя сопровождать, взяв на себя обязанность беречь твою жизнь. Понимаешь? Только я, из дюжины тех, кто лучше меня. Другим на тебя наплевать… как и на твоих гейских друзей. Абсолютно.

– Карин…! – я разворачиваюсь к ней, закидывая свой рюкзак на плечи, и несу ей такой же. Она его принимает, как дар, но на меня снова давит паранойя. Отдав, я разворачиваюсь и вижу, что две камеры, в ближнем углу, проводили взглядом. Меня это злит… Разве не достаточно первой записи?

– Парень, кто снимает видео?

– Что…? – притворяется, будто глухой. Но сообразил и отвечает. – Никто…

«То есть…», – смотрю на него вопросительно, и требую объяснений.

– Э… Мистер Джонсон просил не говорить… – ему пришлось отключить из-за того, что сервер был недоступен, – сообщает эту новость. Но следом добавляет. – Да он просто не захотел продлевать подписку! А на компьютере кончилась память.

– Карин, ко мне! – кричу я, застопорив свой взгляд на второй камере, что смотрела на неё. Девушка молча идёт, а взгляд «гадюки» повторяет её путь.

Вот теперь я доволен… Моё профессиональное чутьё не подвело, и камеры нас стерегут – кто-то наблюдает за нами, управляя удалённо. «Что же делать»? – я пытаюсь понять, причастен ли к этому я и мой свидетель, какая настигнет нас судьба и кому, вообще, нужно за нами наблюдать? То, что этот трюк с удалённым подключением камер ради нас, тут нечего гадать. Как и то, кому нужно за нами наблюдать. Важно лишь понять: чего следует ожидать?

«Чёрный фургон, униформа спецназа и маски. Чёрная Колибри», – говорю я себе. Но меня чуть с ног не сбивает острая, как бритва, мысль, что только что родилась в голове: если наблюдают, – это значит, что они неподалёку, сидят в своём фургоне за углом ближайшего дома. А это значит, что им потребуется меньше минуты… Чёрт, каких-то тридцать секунд, чтобы зачистить это здание. От нас. Мы в западне? Если здесь сидеть, то так и будет… Заблокируют задние двери, а внутрь пустят газ и вытравят нас, как щенят. Твари, умны… На ходу меняют тактику – от уличной войны перешли к скрытому наблюдению.

Хорошо… Сделаем вот как: вырубаю свет и уходим через главные двери. Почему так? Во-первых, мы убедимся в том, что они рядом – посмотрим, насколько решительны. Это будет для них сигналом… Они же не хотят нас потерять? Во-вторых, мы перехватим инициативу, сможем и дальше быть локомотивом, разбивающий их желания. Нам нужна игра на наших условиях! В-третьих, пойдём через главный вход, – с другой стороны, через который с оружием побоятся идти.

– Карин! Нас снова «пасут», – говорю ей на уличном жаргоне. Но девушка молниеносно отреагировала, присев за первым прилавком. – Это не поможет, – продолжаю я, и тяну её за руку, доставая пистолет. Веду за собой, быстрым, но аккуратным шагом, минуя каждый барьер и переход между отделами. Держу пистолет наготове перед глазом, чуть пригнувшись, на тот случай, если гости уже внутри.

Мы идём быстрым шагом. Её рука лежит на правом плече, а в руках держу пистолет, приготовившись к случайному контакту. Она же – все прекрасно понимает, и голову из-за моей спины не поднимает, а только дышит мне в затылок. А я иду возле правой стены, оставляя в стороне длинные прилавки, целые отделы с вывесками, свисающие с потолка, стойки с блестящими бутылками, словно рождественская ёлка, и столбики банок, сложенные друг на друга.

Первый пролёт – ничего, во втором – пусто; в ещё одном, где лежали фрукты – чисто, и по всему залу расползается лишь тишина, нарушаемая тихим шипением открытых витрин и кондиционеров. Нас сопровождают камеры, а путь освещают широкие потолочные фонари.

Мы приближаемся к выходу для персонала.

Я толкаю двери, и проскальзываю внутрь. Девушка идёт за мной. Внутри – сыро, грязно и темно. Лицо обдаёт застоявшимся воздухом, наполненный смесями запахов разложения продуктов, который кинулся нас встречать и в свои объятия принимать…

– Свет, – говорю девушке, и тут же чувствую в левой руке маленький фонарик со светлым глазком. Придерживая снизу пистолета, обследую местность и понимаю, что электрический щиток в другом углу. Я направляю туда кружочек света, и вижу череп, с молнией внутри. Нашли!

– Офицер, а зачем тебе понадобилась здесь? – слышу её голос.

А, ведь, девушка не стала задавать глупые вопросы, когда потащил за собой… Почуяв опасность, подчинилась инстинкту, и проследовала за мной. Мне это начинает нравится… Какой бы норовистой не была, но начинает осознавать своё положение, чётко различать и разделять те моменты, когда можно стоять и носом крутить, а где нужно просто бежать.

Я, на секунду, замер перед тем, как вырубить свет. Отвечаю ей, не поворачиваясь.

– Даже не знаю, – сделал рефлекторно. Чтобы точно знать, что будешь в безопасности, – отвечаю ей. Отключаю питание и возвращаемся назад тем же ходом. И камеры уже мертвы. Но, теперь – быстро, обратный отсчёт пошёл.

Прибегаю и ставлю девушку возле двери, а парню говорю:

– Вызывай полицию! – достаю из угла и подсовываю в руки телефон. – Мы уходим через главный вход, а ты скажешь всем, что ограбили… Ты меня понял?

– Да, но…

– Чтобы вызов обработали первым, скажи, что ранили в грудь… Ты истекаешь кровью… Нечем дышать, – пытаюсь донести главную суть.

– А вы, разве, не из полиции? – растерянно смотрит на меня.

– Я из отдела, про который патрульные могут и не знать… Не дай бог, если к тебе нагрянут люди с птичкой раньше… Просто сделай, как я прошу, окей?

– Парень, не дури, – звони прямо сейчас, – подыгрывает девушка.

– Карин, не сейчас, – бросаю ей, а сам смотрю на таймер обратного отсчёта на часах. А там, на циферблате цифры гонят меня прочь из магазина – через десять секунд стремятся обнулить свой счёт. – Ты всё понял? Смотри, не подведи…

Я прячу пистолет за пазуху не до конца расстёгнутой кофты, и направляюсь к выходу, боковым зрением посматривая на камеры. Они точно мертвы.

Мы выходим, как ни в чём не бывало. Всунув под кофту, правую руку держу на рукоятке, быстро оглядываюсь, и начинаем движение вдоль по тротуару, чтобы достичь того угла глухой стены, до которого осталось метров двадцать. Схватившись за рюкзак, девушка следует за мной, и передаёт обстановку сзади тихим шёпотом.

Мне хорошо… Теплота взялась отогревать моё лицо, тело скинуло с себя неудобный городской камуфляж из рубашки, джинсов и узких туфлей – я почувствовал свободу, лёгкость и независимость. Возможно, поэтому новые мысли вихрем закрутились в голове, и уже, проделав десять шагов, у меня родилась идея найти более подходящее укрытие в том недостроенном высотном здании, наполовину покрытое зеркальной кожурой. А, может, потому, осознав фатальность сделанной ошибку, я остановился…

Разворачиваюсь назад и давай бежать, а она меня тормозит:

– Нет! Он умный парень. Он просто спрячется и всё!

Девка поняла по взгляду… По тому, как выглянул из-за угла и нырнул назад, притянувшись к стене. Сообразила, что люди, – носители «птички», – пошли на штурм магазина с другой стороны, как и то, что мы нарочно навлекли опасность на продавца, оставив в магазине одного. Потому что им лишние свидетели не нужны.

А ведь можно было забрать с собой, и пустить бежать по дороге…

Я всегда считал, что наблюдал за своим детством со стороны. Удивлялся самому себе и фиксировал каждое своё движение… каждый шаг, потраченный на достижение какой-то маленькой детской цели. Я знал, что это я; понимал, что вижу там не просто похожего человека, а в каждом новом шаге угадывал свои движения, распознавал черты своего лица. И это чувство длилось до тех пор, пока не повзрослел, и понял, что видеть себя издалека, где-нибудь из-за угла – это не реальность, а безумие. Просто, я понял, что превратиться в Духа Времени нельзя. Осознав, что это сон, я успокоился и отпустил свои страхи по поводу психической адекватности.

Но, никак не мог понять, кто та юная девушка, что держала меня на руках. Ведь, это не мама.