Вот мы и приехали…

Делать полный разворот и пойти на таран, сыграть в игру, кто смелее и глупее? Нет, я так не могу – тут не «Голливуд», и за плечами у каждого, всего-то, по одной жизни. Въехать лоб в лоб, надеясь на удачу – это самый правильный способ закончить игру. Девушка вылетит через лобовое стекло, а меня пришьют к сиденью пулями ещё до того, как в грудь въедет рулевое колесо. Я уже понял: стрелять они умеют.

А теперь посмотрите, как умею я!

Ударив по тормозам, я разворачиваю машину вправо и выпадаю из своего седла через открытую дверь, потянув и девку за собой. Она меня понимает, и проползает следом за мной, – по салону, чтобы ступить руками на асфальт… И за плечами висит рюкзачок. Согнувшись, я подлезаю к колесу, параллельно, расчехляя пистолеты. Прячусь за одним. Она же – полностью копирует мои движения и приседает за спиной. Я чувствую знакомый цепкий хват.

Теперь ни за что не отпустит!

– Ты же знаешь, что делать… – спрашивает полушёпотом. – …Знаешь, офицер?

– Ничего не бойся, – я рядом, – выбрасываю заученную фразу, а сам не знаю, что со мной будет после того, как выбегут они. У меня есть два пистолета… в сумме – 20 патронов. Выбрать с полной обоймой, а два оставить на потом? Дурной вопрос… Только опытный боец знает, что нужен полный магазин. Мне бы знать: сколько их, и то количество патронов, что не жалко им потратить на меня. – Доверься мне, я знаю… – подумав, ей отвечаю.

Фургон тормозит, но, не дав мне шанса выглянуть из-за крыла, на нас бросают шквальный огонь из автомата. Я слышу, как обшивка машины проглатывает пули, панели и сиденья их полёт тормозят, лопается стекло и взрываются шины… Я чувствую страх и горький песок на губах – пыль дороги. Моё лицо выжигает солнце, пот обильно поливает кожу, а я стою на коленях, своим телом прикрывая девчонку. Она затаилась, в клубочек свернулась, уши руками заткнула и громко воет, пытаясь перекричать скрежет металла и барабанную дробь пуль. Она кричит… просто не в себе, от страха. Я чувствую её дрожь, понимаю её ненависть к шуму и выстрелам, но молю металл, пластик и резину чтобы задержали пули.

«Я знаю, Карин… К этому не привыкаешь, но, когда, за тобою гонится рой пуль, ты понимаешь: ты, либо бежишь и убиваешь, либо встаёшь и умираешь. Тут всё очень просто: ты звук выключаешь, отрываешь от земли колени, падаешь на плечо и стреляешь. Делаешь так, как это делаю я. Но я хочу, чтобы ты не почувствовала этого никогда».

Упав на плечо, я попадаю в одного… Сбиваю его с ног, выпускаю в его пятки четыре пули и, двумя выстрелами в шею, навечно усыпляю. Град прекратился – на них снизошло озарение, что ни живым, ни мёртвым меня не взять… Но я лежу, приготовившись дальше стрелять. Они молчат, фургон на месте стоит, и тот, что начал отвлекающий огонь убирает свой ствол; ныряет вглубь тени, спрятавшись за колёсами машины.

Я лежу и думаю: «Что же дальше будет»? Но фургон покатился вперёд, а в нашу сторону полетели пули, нацеленные на низ машины. Я мигом ныряю в салон. Оказавшись на пассажирском сиденье, мельком выглядываю: за двумя открытыми дверями, положив дула винтовок сверху, следуют люди. Они стреляют прицельно, но не по нам, а по машине. И бьют ей в брюхо, загоняют пули в зад, как будто хочется им в бак попасть…

Раз уж выдал себя, то почему не стрелять? Не время экономить патроны! Ноги, ноги! Где ваши ноги!? Я вижу лишь подошвы, но не вижу пяток! Ну и ладно, тогда начинаю считать… Приоткрываю дверцу и готовлюсь бежать. Но, всё же, я не безумец, и у них там не пулемёты, а обычная винтовка, – «М4 Кольт». Я слышу знакомые щелчки, снижение темпа и считаю: «Три, два, раз – пусто. Перезаряжаю»!

Я бросаюсь к тому, что слева от меня. Другому, у водительской двери, посылаю три пули, чтобы темп стрельбы задержать и уговорить не высовываться, но, как только до одного стало рукой подать, я прыгаю, и в полёте, начинаю стрелять. Делаю в грудь, наверно, раз пять, но тот, лишь повалившись, оклемавшись от шока, поднимает ствол опять… Я не должен молчать – посылаю пули в голову.

Но второй не стал меня ждать. Поняв, что он теперь один, стреляет вглубь салона, мечтая от себя отогнать, и следом – прыгает на сиденье в надежде удрать. Машина не задела, но я бросаюсь следом, посылая вдогонку пули в область водительского места. У меня осталось пуль шесть, и я хочу их все в «лобовуху» послать, представляя его голову. И уже тянусь левой рукой до второго, как машина поехала косо, и с грохотом врезалась в стену.

Я меняю пистолеты, целюсь в водительское место, и готов было пули выпускать, но с другой стороны слышится шум, – решил через пассажирское кресло удрать. Оббегаю спереди машину, готовлюсь встретиться опять, но вижу отдаляющуюся спину… Чёрт, не могу же я стрелять!? В спину, может, и не выстрелю, а вот с ног, пробив бедро, ничего не стоит снять. Но, подлец, мне с разворота отвечает…

Мы синхронно спускаем крючок и… Я первым попадаю обидчику в грудь.

Неистово кричу, приближаясь к нему:

– ЛЕЖАТЬ! – выбиваю пистолет из руки.

Срываю маску, и вижу старую картину: «Чёрная Колибри» на правой стороне шее.

Но выше – взрослое лицо белого парня с типично-европейской внешностью: короткими светлыми бровями, и серыми глазами, которыми таращится на меня, с ненавистью. Рот окровавленный, пробитая шея, – пуля попала в гортань. Но по униформе… что я скажу? Да это тот же «SWAT», с которым я знаком не понаслышке, но липучки чисты и без нашивок! А на груди бронежилет.

– На кого работаешь??? – кричу я, угрожая пистолетом. – Ну!?– но тот начинает кровью плеваться, и захлёбываться на моих глазах. Я одним движением разворачиваю животом вниз, и его нос упирается в асфальт. Теперь изо рта полилась юшкой кровь. – Имя заказчика! – снова я кричу, и не могу удержаться, чтобы не ударить головой об асфальт. Беру за волосы и ворочаю лицом к себе. Но тот лишь бешено дышит, выпуская вместо слов тёмную кровь, и мокрые хрипы. – Ты же сдохнешь вот-вот… – говорю чуть тише, пережав артерию, чтобы задержать кровотечение. – Скажи, хоть что-нибудь, – грозно умоляю.

Но тот, вперемешку с харканьем, бросает лишь два слова: FIND; DEVICE.

– Офицер, ты не ранен? – из-за спины слышу голос. Кручу головой на звук, и вижу свою подзащитную, прикрывающая шапкой рот. Её лицо напугано, щеки перепачканы дорожной пылью и слезами, волосы чуть взъерошены, с застрявшими кусочками стекла. Вернув свой пистолет за пояс, забираю себе его обойму и ещё несколько, опустошив всю сумочку. Быстренько прощупываю остальные кармашки в надежде найти хоть какую-нибудь информацию… Но там – ничего, пусто.

– Ты бегаешь хорошо? – спрашиваю, вставая с колен.

Я ходил по грани, боясь оступиться. Я ступал по кромке осторожно, но через раз проваливался в пустоту. Как в запотевшем стекле, видел образы, чьи-то очертания; ощущал величину и обширность пространства, но, что самое важное – отождествлял потусторонний мир с самим собой, – с человеком, который вот-вот покончит с собой. Подвигая ноги к краю, разводил руками, чтобы насладиться холодом полёта…

Нет, это не бред. Это очередной мой сон, в котором прожил жизнь и полюбил. Умер, но снова ожил.

Я помню только тёмно-синее небо, в бесконечности которого терялся мой взгляд. Голые деревья и отдалённый мрак, который нас от другого мира отделял. Чувствовал затылком её мягкие ноги, нежное прикосновение рук, божественных пальчиков, которыми расчёсывала волосы… Я лежал абсолютно расслабленный. Но меня то целовала в висок, то гладила по щеке, что-то приговаривая, в чём-то убеждая, или поправляя… Я не помню, но точно знаю, что её голос рождался в моей голове. Тот самый, который слышу в своих снах.

Я лежал, а она говорила… Я смотрел на небо, а девушка гладила шрамы, дотрагивалась до бугорчатых швов, что держали мою голову в целостном виде. Мне кажется, что раньше друг друга любили, когда-то встречались, по улицам за руку ходили, друг за другом гонялись, дурачились и говорили дни напролёт.