Я огибаю плоские тела машин, девчонка повторяет мои движения, не отставая ни на шаг, и, в темных растянутых отражениях мне отчётливо видно её лицо, неподдельную озабоченность, сосредоточенность и выражение говорит о том, что хочет мне помочь. Я чувствую, как останавливает меня, но я не торможу, а поворачиваюсь к ней лицом, вполоборота, продолжая движение. Вижу, что держит в руках свои вещи, рукав в дорожной пыли, вместе с голубоватыми штанами, на коленках которых открылись новые дыры.
Снова тянет за руку и говорит:
– Давай в «Линкольн»! – и показывает мне головой на темно-синий «Таун-Кар». – Я знаю такую «рыбку»! Машина обычная – нас не заметят!
Девка дело говорит: «машина обычная». Хорошая «рыбка», чтобы раствориться в океане городского движения – самый популярный вариант не особо богатых калифорнийцев. Из-за высокого налога на экологию, богатые сбросили с себя топливные корыта, отдав предпочтение экомобилям. А первые их подбирают бесплатно, катаются год и продают в Восточную Европу. У неё, как и у Форда морда «железная», что можно срезать столбы, словно на тростниковой плантации, а тяжёлая «жопа» обеспечит устойчивость.
В общем, мы не в автосалоне…
Развернувшись резко, я тяну назад. Внутри – пусто, какие-то вещи, а в салоне лёгкий бардак… Но, подёргав за ручки, я узнаю, что она заперта! Какого чёрта?! Кто теперь так делает? Вдруг, слышу новые крики, шум мотора, одиночные выстрелы… Поднимаю голову и вижу людей, перебегающих дорогу, как испуганные кролики, согнанные хищником с мест укрытия. Что такое? Из чёрного фургона выбегает пара, чтобы забрать своих… Но, увидев нас, машина меняет направление, и двое прыгают внутрь, на ходу. Нас засекли!
Девушка ныряет вниз, пряча голову за дверью, а я бью рукояткой пистолета по стеклу. Один удар – ничего, повторяю ещё – трещина расползается по стеклу; ещё, и ещё – на голову девушки сыплется хрустальная крошка. Она вскрикнула, испугавшись хлопка. Я ныряю внутрь, проверяю замок – нет ключа. Рефлекторно, пальцами обследую кармашки, но там – один лишь мусор, какие-то бумажки. Не могу найти ключа: ни под ковриком, ни под сиденьем, ни в кармашке на солнцезащитном козырьке. Нигде нет…
«Да пошло оно все»! – говорю себе я.
Бросив эту рухлядь, я тащу девчонку за собой. Фургон от нас метрах в тридцати, а мы бежим между очередью машин, выбирая ту, что наши жизни спасёт. Но возможности выбора ограничены. Я вижу лишь нескольких, что посеяны вразброс позади застывшего потока: старинная ретро-кляча, ярко-вишнёвого цвета; пыльный фермерский пикап, парочка кадиллаков, брошенные чуть вдали, и отдалённый «островок»… а шум мотора приближается, крики разрастаются и, судя по скрежету водитель фургона пошёл на таран. Я разворачиваюсь, – так и есть: «тупорылый» нос фургона, прорывает себе путь в лесу машин.
Мы бежим быстрее. Я вижу вдали небольшой «островок». Но перед нами – «БМВ», вставший поперёк, какой-то пятой серии.
– Полиция Лос-Анджелеса! – кричу я, как бешеный. – Наружу… Пошла ВОН! – и выбрасываю на дорогу какую-то женщину. Жестоко, не по протоколу… Но, к чёрту правила, когда хочется жить!
Девушка мигом ныряет через водительскую сторону – не требует приглашения. Следом, и я запрыгиваю. Ухватившись за руль, ищу пальцами ключ зажигания, но, двигатель давно заведён, осталось воткнуть передачу, и утопить педаль в пол. Поднимаю глаза – чуть помятый нос фургона вылетает из хаоса застывших машин. До столкновения – каких-то метров семь. Я топлю педаль газа…
Мотор злостно заревел, колеса засвистели, и мы с места рвём, не успев закрыть свою дверь.
Я – такой себе ездок. По прямой – ещё бы хоть куда, где не особо кто мешает, но задом – расталкивая машины, разбиваю фары электромобилей и гибридов, разгоняю сигналом одичавших людей… Пробив ещё одно скопление машин, для себя открываем новую дорогу. Девка роется в углу, запутавшись в ремнях руками, а я смотрю назад и руль кручу на поворотах, чтобы в угол дома не влететь, ненароком.
– Не могу, – кричит она, уцепившись за ремень.
– Да оставь! – кидаю ей. – Упрись ногами!
Она, вроде бы, всё поняла, но потянулась к полу за вещами.
Слышу плевок… звук пробитого металла – в капоте есть дыра. Потом ещё одна ныряет к мотору… и ещё одна, прошив лобовое стекло, пролетает возле меня. Я вижу дыру, и чётко понимаю, что целились в меня. И, вообще, мне эти «паучки» знакомы! Тот, кто не посылает очереди пуль вдогонку, а бьёт прицельно, задержав дыхание, – охотник, у которого нет нервов, но есть желание прикончить жертву. Пройдёт одна, промажет вторая, но догонит третья; обездвижит четвертая, а прикончит – пятая.
– Держись! – кричу я, и разворачиваю машину.
Одна свинцовая мушка, пролетев мимо меня, разбивает заднее стекло. Я жму на педали и выкручиваю влево руля – машину завертело, колеса выкинули запах палёной резины, и мы боком срезаем опору фонарного столба. Девушка, растянувшись поперёк всего салона, очутилась на коленях у меня; застряла под приборной панелью. Но удар в жопу нас оживил… Она, тут же, решает к себе отползти, а я – педаль утопаю, вспомнив о своём предназначении.
Фургон нас подталкивает к движению, и тупым носом тянет вперёд, а я чувствую сближение машин, услышав новые свинцовые плевки. Теперь уже, с другой стороны.
– В ПОЛ! – кричу я, как обезумевший, и давлю на газ, прикрывая её голову рукой.
Девка снова лежит между панелью и сиденьем, прикрывая голову рюкзаком… а я гоню машину между серыми домами, параллельно авеню; лечу по тесному пространству узких дворов, задевая боком решётки, разгоняя носом картонные коробки, столбы из поддонов, кучи из тряпок, мусора и шмоток, пустые шалаши и разноцветные палатки, в которых вечно прятались бомжи.
Но, судя по лёгкости движения машины, внутри – ни души.
– Держись! – я снова бросаю знакомую фразу, готовясь к пересечению улицы, примыкающая к авеню. Девушка меня понимает, да и сама видит движение машин впереди, расслабленных прохожих на пешеходных дорожках… Готовится к возможному удару. Машины – ладно, с ними можно разобраться, и понадеяться на то, что металлические коробки сберегут сердца и головы людей, но, пешеходы…
Кто не успеет отбежать – разлетятся, как кегли.
Мы приближаемся к улице! Не хотелось это делать, но притормаживаю, как могу – лавирую, чтобы никого не задеть и проскочить эту узенькую улочку. Мы лихо пролетаем, но прохожие не поняли, и даже не задумались. Но дальше – носом пробиваем сетку, и влетаем на территорию складов, где много ящиков и железных контейнеров.
Девчонка развернулась на сиденье – вполоборота села, упёршись рукой в стекло, а я гоню машину, пока в голове моей ещё светло…
– О, боже! – кричит, вдруг она. Прячется за спинку и снова смотрит назад, будто не поверила своим глазам. Но, убедившись, возвращается в прежнее положение, с потерянным видом на лице. Да, это правда – пострадали мирные, кто не причастен к нашим, с тобой делам: как минимум двоих машина «растоптала», и ещё несколько отлетели в сторону.
Я кручу головой назад, чтобы проверить, чиста ли совесть того водителя, не притормозил ли он? Но, с чего бы вдруг такая гуманность? Тот, кто желает нас убить – не питает жалости к другим…
Но, слышу резкий крик.
– ЧЕЛОВЕК! – давлю на тормоза, и уж потом понимаю, что на капоте лежит чернокожий бродяга. Фургон – метрах в десяти, но я резко даю назад, чтобы стряхнуть пьяное тело с капота. Тот катится, как мешок, и отползает, куда-то в сторону. Резко даю по газам, но девку придерживаю за шиворот, чтобы угомонить юный норов, и не позволить выбежать, помочь алкашу…
– СИДИ! – грозно рычу, пересекая ещё одну улицу. – Совсем сдурела? – добавляю, чуть громче. Но она отворачивается, хлопнув дверью. Ничего мне не сказала, но блеснула недовольным взглядом. Очень хорошо, что она понимает. «Шутки кончились, – это не игра. Либо ты выходишь и поднимаешь руки, либо идёшь со мной до конца».
Я гоню машину далее. Слева вижу головы небоскрёбов Даунтауна – стекла двери уже нет. Справа нас преследует высокое строительное ограждение, с повторяющимися зелёными табличками: «территория стройки». А позади фургон не сдаётся… Мы оторвались достаточно, чтобы притушить прицельный огонь, но твари довольно упорные – зная, что любой дороге всегда приходит конец, продолжают преследовать. Потому что перед нами, метрах в пятидесяти, реет площадка, огороженная жёлтенькой ленточкой… Стоянка тяжёлой строительной техники, ознаменовавшая тупик.
