– Ты как? – спрашиваю я.

– Не знаю, – тихо отвечает растерянным тоном.

– По моей команде – идём к другой машине.

– Ага… Но куда? – спрашивает, едва ли слышно.

– Ты сама узнаешь… Просто, будь за мной.

Я подлезаю к крылу, и вижу спереди движение… Тот мусорный контейнер медленно поехал вперёд. Тихо заскрипела повозка… стали вспыхивать одинокие крики людей, отзывающиеся на выстрелы с другой стороны улицы. Там какая-то возня… – началась война. Я приподнимаюсь, направляя голову в сторону шума, но похоже, что стрельба пошла за каменным углом, и по звуку ясно лишь то, что одиночные выстрелы карабина пытались угомонить того, кто вышел с пистолетом.

«Неужели гражданские»? – вовремя думаю я. И это возможно, потому что многие возят с собой «официальный» ствол. Очень вероятно, что вторая машина, сбившая нас, напоролась на сопротивление обычных людей. В наши дни бывает… Именно такое, когда ты видишь, что по тротуару прохаживается тот, у кого в руках всевластие, а у тебя – ничего, и от спецорганов не дождаться защиты, возникает желание вооружиться, защитить себя и детей.

Но инфантильные мечты разбиваются с кончиной владельца карабина. По темпу стрельбы не трудно понять, что рот заткнул более опытный боец, в руках держащий пистолет. И мои мысли подтверждает контрольный выстрел в голову, что сеет ещё больший крик и панику, среди людей.

Девушка вздрагивает, спрашивая взглядом: «Это что… война»? Не знаю, Карин. Но, кажется мне, что это всё из-за тебя. Если так дело пошло, то мне нельзя сидеть и ждать, прятаться и уповать на защиту, на бронемашины, «мускулистый» спецназ, который спрыгнет с вертолёта и обрушит гнев из свинцового града. Я же полицейский? Я давал присягу людей защищать, их жизни сберегать и порядок сохранять. Но не отступать.

Я знаю, против кого я иду, на моём счету – уже пять. Я знаю, что нужно стрелять, к себе близко не подпускать, и войну с широких улиц перенести на безлюдные кварталы. Теперь, встаю и бегу! На мушке держу контейнер, из-за спины слышу мелкие шаги, чувствую, что за рубашку держатся кулачки, а я – целюсь в ногу… Стреляю, потом беру выше – попадаю в шею; подступаясь ближе, убиваю в голову. И глаз его я не знаю. Минус десять.

Крадусь далее. За спиною чувствую знакомое дыхание, меня радует цепкий хват, такая редкая тяга к жизни, и ни малейшего сострадания к тем, кого прикончил, минутой ранее. Для неё это игра, а для меня – задание.

Вижу ещё одну цель, теперь за железным столбом. Я знаю эти тёмные очертания, большие носки и чувствую знакомые движения: его дуло смотрит вниз. Сейчас я попаду в его поле зрения… Поэтому, я начинаю первым. Я повторяю пройдённый этап, стреляя в ногу, потом целюсь выше, провоцируя сделать движение, которое позволит мне его добить. Затем, я целюсь в голову, но чужая пуля прошивает мою ногу…

Я падаю… Внезапный дурман уходит прочь из головы: пуля выбила лёгкую дурь. Зачем мне уличная война? Зачем мне идеалы и геройские подставы? Лёжа на спине, я ликвидирую цель, что подло выбила мне почву из-под ног. Трачу четыре пули, всадив в подвижное очертание, уже знакомой мне фигуры. Второй, кого я не добил, решил воспользоваться шансом, пока валяюсь на спине, – он делает пару выстрелов, и пули пролетают у меня над головой. Не раздумывая, я и этого кончаю, послав ему «ответку», в область шеи. Минус шестнадцать.

Ну а теперь, когда ушёл из жил адреналин, самое время вспомнить о ней. Девка успела спрятаться за ещё одним ящиком с мусором, стоявший в паре с тем, которого второй боец разъединил. Прилипла к стене, заключив в объятия свой ценный рюкзачок… И в руке у неё – шапка. Как это странно наблюдать, но лицо её – всё так же молодое, глаза всё так же излучают жизнь, и короткая чёлка осталась вздыбленной дыханием ветра…

Когда последний из четверых уткнулся носом в землю, девка тянется ко мне.

– Офицер, ты живой? – спрашивает она. Я переваливаюсь на плечо, чтобы оценить повреждение: всего лишь голень, всего лишь мышца. Всего лишь боль, и всё. – Кто меня будет теперь защищать? – спрашивает растерянно опять. Не нравится мне этот эгоизм… Но я встаю, не кряхтя.

– За мной! – кричу я ей, хватая за руку, и направляюсь к потоку машин, брошенные хозяевами. Я чувствую сильную хватку, – ответный сигнал, что вызываю доверие, и возникает уверенность в том, что девушка – призрачный боец, воин в душе, который проснётся в нужную минуту. И ничего, что боится! Важнее то, что бежит, хоть и спрятавшись за широкой спиной.

Наконец-то слышу вой сирен… растерянные возгласы, всхлипы и одиночные крики людей со всех сторон. Выходят из шока… Я знаю: кому-то страшно за жизнь, кто-то боится за детей, а редким гадам просто интересно постоять в отдалённой толпе, поглазеть и поснимать, чтобы выложить в сеть.

Я углубляюсь в поток из машин, а люди бегут врассыпную, удаляются прочь от меня. Вижу движение вдоль улиц, узнаю панический бег: согнутые позы, хаотические перебежки, несут на руках детей… Хорошо. Я чувствую силу, во мне зарождается гордость за то, что веет страхом и смертью. Это странное чувство и очень опасная грань, на которой можно легко оступиться, поддаться страху и панике, и выстрелить в случайного зеваку. Потому – лучше бегите, неситесь без оглядки, чтобы не дай бог вас никто не зацепил.

Но, нам нужно бежать… Нам нужно быстро улетать! Те четверо вряд ли уже встанут, но примчатся патрули, для которых я – вероятный преступник, очередной безумный стрелок, кто не в ладах с головой. Сколько помню я случайных жертв, кто встал на защиту, а его хлопнули первым, потому что в руках был пистолет… Сколько времени прошло? Минуты четыре или пять, как нас остановили, развернули, и начали стрельбу. На мне нет формы, и не написано, что коп… что я – на задании, охраняю жизнь девки-свидетеля. Что мы уходим от преследования, пытаясь выжить. Ещё две минуты, – будет оцепление, будет задействован план-перехват.

Я знаю, как нам выехать!

Солнце светит подло мне в лицо, ветер поднимает края рубашки, обнажая второй пистолет. Но я вытаскиваю наружу мой блестящий значок, что многим внушает страх. Меня бросает то в жар, то окунает в холод, провоцируя дрожь… Естественно, мне страшно, мои жилы наполняет кислород, адреналин растворяется в крови, но я иду быстрым шагом, прихрамывая, и веду за собой важный объект, из-за которого убил восьмерых. И смотрю на машины, сбивая пот со лба, подыскивая взглядом безопасный седан или купе, универсал или пикап… Да хоть лимузин! Любые колеса, на которых умчимся до приезда патрульных.

Но вижу, есть смельчак… Один мужик, не пожелавший бросить свой Форд, на меня направляет ствол. Я чуть сбавляю ход, рефлекторно оценивая траекторию, подыскивая возможные варианты укрытия. В магазине ещё два патрона, но я не хочу стрелять! Мы хотим просто удрать, пока не нагнали патрульные. Но вариантов два: либо потратить остаток пуль, ранив в руку, или же сыграть на доверии…

– ПОЛИЦИЯ ЛОС-АНДЖЕЛЕСА! НЕ СТРЕЛЯТЬ! – кричу я, как можно увереннее, и убираю с глаз пистолет. – Мы уходим от погони… Я защищаю свидетеля! – следом добавляю я. Хоть и получилось слишком глупо и наивно, но я должен… Хотя бы предупредить.

Не ожидая благосклонности и понимания, я принимаюсь за дело. Вижу: «Тойота Камри» шагах в пяти от нас. Машина двухтысячных годов, кремового цвета, с «вылизанным» носом. Скорее всего, коробка автомат. На ней можно было бы мигом удрать, но заблокирована – въехал старый «Форд». Из-за этого, её развернуло и уткнулась носом в спереди стоящего Доджа. Жаль, придётся забыть…

Но есть ещё одна! Такая же «Тойота», только «Королла». С этой я тоже был, когда-то, знаком. Машина лёгкая, динамичный разгон, но главный минус в том, что кузов у неё картонный, слабые стойки и защита радиатора не выдержит нескольких таранов. На ней нас легко можно подбросить в воздух, одним касанием крыла. Но есть «Форд», «Интерцептор»! Я долго служил на такой… Она убойная и прёт, как танк. Тяжёлая, массивная с непробиваемой мордой, но, глядя на неё и замазанные, над арками, дыры сомневаюсь, что не заглохнет в нужный момент.