Торможу и спрашиваю:

– Ничего не хочешь сказать? – говорю ровно, не вызывая подозрение.

– Должна признать, не плохо справляешься…

– Чего…? – вырывается из уст. – Эй, посмотри мне в глаза… Мне кажется, ты не договариваешь…

– Почему? Ты хорошо их «месишь»… – она мне снова продолжает.

– Девчонка, притормози! Я, ведь, за тебя тут жопу рву!

– Ты им теперь тоже, как кость в горле…

– А ну, стой! – пресёк попытку уйти от ответа. – Я тебе про погоню… Про то, почему хотят убить.

– Я не знаю, что им надо от меня…

– Что ты видела ещё? Попробуй вспомнить… О чём говорили…? Что было в руках? Может, какое-то устройство?

– Я запомнила только «птичку».

– Джереми… Что ему говорил? Может, угрожал, или что-то требовал вернуть?

– Не знаю, офицер… Я им свечку не держала, – попала под конец. Память-то, штука избирательная, привязана к эмоциям… Я запомнила только руки, пистолет и выстрел… Визг и кровь Джереми, – говорит она, разрывая слова, делая небольшие паузы. – Не понимаю, офицер, ты меня что, подозреваешь?

– Карин, если ты во что-то вляпалась, то лучше скажи сразу, – продолжаю гнуть свою линию. – Ты подписала договор о сотрудничестве… Сокрытие любой информации повлечёт за собой уголовную ответственность. Ты понимаешь, что, соврав мне, тебя могут признать пособником этой преступной группировки!?

– Ты что, решил на меня всё повесить??? – возмущается она очень ярко.

– Вспомни, что Джереми говорил, перед тем, как его… Может, о каком-то устройстве? Он тебе ничего не передавал? – спрашиваю я, взяв за плечи.

– Устройство? Ничего такого не было, – это их тусовка, и я лишь приехала за мальчиками, потому что меня попросили… – отвечает растянуто, освобождая плечи.

– Кто попросил? – кричу я. Потому что это уже что-то.

– Ну они же и попросили, неужели не ясно!? – отвечает, до сих пор вырываясь из рук. – Офицер, на моих глазах убили лучшего друга, а ты говоришь о пособничестве… – говорит более серьёзно. И в её движениях, я прочитал намерения выйти из переулка на улицу.

– Стой! – торможу. – Какие мальчики? Кто был ещё с ним?

– Ну Сэмми, – неужели не ясно! – уже озлобленно кричит мне. Вероятно, достал своими вопросами. Секунд пять, посмотрев недоуменно, разворачивается и продолжает начатое ранее.

– Подожди, – ты вся в пыли, и в волосах стеклянная крошка…

– А ты…? – сразу мне бросает в качестве ответа.

Но я молчу и спешно вытираю рукава её куртки, оборванные штанины, между прочим, – понарошку, плечи и бока. Она, вроде бы, и не против, но дёргается и вырывается, нервно реагируя на мои прикосновения. Но я её держу и обтряхиваю бока, как будто мой ребёнок и это самые первые мои обязанности… Но, если серьёзно – по улицам в таком виде шляться нельзя! На нас и так пялятся, как на сумасшедших, потому что мои рукава не только в пыли, они ещё и в крови, а за поясом странное уплотнение, – бугорки, едва ли прикрываемые концом рубашки.

Наконец, послала ко всем чертям, вырвавшись вперёд, но продолжает моё дело, стряхивая пыльные пятна с рукавов, высвобождая от частичек машины, что встала между нами и преследователями. Белые волосы, и без того, распушены, и вздыбленная чёлка всё так же торчит вверх, острыми кончиками устремляясь к небу, как будто солнце – их основа жизни.

Но вертолёт… Звуки «вертушки» нас сплотили.

Услышав шум лопастей над головой, смотрит на меня растерянно. И я понимаю… Не время для вздора! Забросив все сомнительные подозрения, я подхожу, и вместе прижимаемся к углу. Слышу не только шум вертолёта, но и приближающийся звук сирен, свист колёс и голоса… переговоры патрульных, которые принялись исполнять протокол. Оцепление… А это значит, что фургон всё ещё петляет где-то рядом. Но, может, цель их задания – найти мужчину, выше среднего роста и девушку, с яркой внешностью. То есть, нас.

Я снова хватаю за рукав и тащу за собой, поворачивая в сторону «Мэин-Стрит», по второй западной… Она вырывается, поливая мой затылок бранными словами – бросаю, идём вместе, плечом к плечу… Ладно, так уж и быть – несвоевременный норов меня просто злит. Её я предупреждаю взглядом, что подобных шуток терпеть не намерен. А она мне отвечает: «Какие могут быть шуточки»? И действительно, когда идут два человека, по-приятельски, плечом к плечу – это менее подозрительно.

Мы приближаемся к перекрёстку. Наискосок – скучное и серое здание министерства транспорта Калифорнии; чуть вправо – башенка церкви, и полицейские патрульные машины с левой стороны, по южной «Мэин-стрит». Поворачиваем направо. Патрульные засвистели колёсами сразу за нашими спинами, а я веду девушку за собой, придерживая за локоть. По отдаляющемуся звуку мигалок я чувствую, что перекрывают дорогу и на нас им наплевать, но продолжаю идти спешным шагом, не оборачиваясь. И лишь боковым зрением посматриваю в лицо девушки, чтобы убедиться, насколько правильно меня поняла. Смотрю и тихо радуюсь: она всё усвоила без слов. В кой-то веки, встретился с человеком, инстинкт выживания которого управляет поведением.

Мы приближаемся к ещё одному перекрёстку и, глядя на усиливающееся движение машин, мне так и хочется свернуть на восток, подальше от Даунтауна и железобетонных монстров… Не хочется оказаться в замкнутом кругу, запертыми в клетке, в которую загнали себя сами. Подходя к жёлтенькому гидранту, девушку торможу, дав возможность осознать движение, которое не дало бы пересечь дорогу беспрепятственно. Стою молча и показываю взглядом на взбудораженный поток машин. Оглянувшись вокруг, она и сама осознаёт, что лучше подождать, когда на светофоре сменится красная ладонь на зелёненького бегущего человечка.

Мы двинулись по третьей восточной… На дороге рассерженные машины сигналят, не понимая причины остановки; впереди, на краю тротуара – одиноко растущее деревцо, крона которого одета в ярко-зелёный наряд, а по правую сторону – опустевшая парковочная площадка, через которую бросились отдельные хитрецы на машинах, а за ней – ярко поблёскивает здание многоуровневой торгово-развлекательной зоны. Я иду и пытаюсь сообразить, где можно достать телефон.

Но Карин и тут даёт о себе знать – отдёргивает локоть и кричит, остановившись:

– Офицер, надоело петлять!

Я опешил – стою, в недоумении, фиксируя боковым зрением удивление пассажиров машин, застрявшие в пробке. «Нашла подходящее время».

– Я есть хочу! – говорит она опять. Всего-то – есть? Из-за этого нужно шум поднимать? Я стою и мнусь, не зная, что и сказать. А на меня пялятся какие-то черные глаза… – Офицер, я реально жрать хочу! Ты меня всю ночь продержал, и полдня уже бегаем, убивая… – она замолкает, поняв, что у нашей сценки есть зрители. И черные мамаши, сто пудов, меня приняли за идиота, который мучает голодом взрослого ребёнка. – Убивая… Убивая калории, – исправляется она. Для зрителей.

– Потерпишь, – грубо возвращаю наглеца в реальный мир. Полушёпотом говорю. – Ты совсем уже…? Мы ухлопали десятерых… нет, одиннадцать – тот по любому сдох… Одиннадцать человек! И всё из-за… – вовремя осекаюсь я, оглядываюсь и меняю положение, отворачиваясь от дороги. – За нами гоняются, а ты мне про жратву?

– Да! И не только, – говорит более тихо, и с неким осознанием происходящей ситуации. – Ты, сам подумай: мы бегаем уже полдня – самое время затаиться. Я устала от перестрелок уже, – добавляет вполголоса, оглядываясь на дорогу.

– Думаешь, мне это нравится?

– Нет, ну… Пора взять тайм-аут. Брейк, – понимаешь?

– Я ищу место, откуда можно связаться с отделом…

– Ну вот же! – восклицает она, а потом добавляет более деловито. – Вот и я говорю: нам надо забежать в какой-нибудь Мини-Молл. Я – передохну, а ты свяжешься со своими, чтобы нас забрали…

«А ведь девушка права», – говорю себя я, не ущемляя эгоистичную личность. «Нам нужно схорониться», на жаргоне гангстеров – спрятаться от глаз, не только уличных прохожих, но и главных преследователей, за которыми гоняются «уличные копы». Что нам это даст? Если постараться не напортачить… – мы восстановим силы, сменим внешний вид на более серый, девушка получит своё, а я узнаю координаты точки сохранения, – убежища, в котором можно будет спрятаться.