Герцог шёл во главе процессии в прекрасном настроении. Даже то, что ему пришлось подняться сегодня с первыми лучами осеннего солнца, нисколько не портило его благочестивого порыва преклонить колено перед алтарём собора. Объяснялось это тем, что через три недели все собравшиеся здесь люди уже будут праздновать день его коронации, и провозгласят его королём Англии. Последние три года он жил только этой надеждой, и цель, ради которой он появился на свет, с каждым днём становилась всё ближе и реальнее.
Его супруга Изабелла, графиня Глостерская, была как всегда капризна, и всю дорогу жаловалась на то, что у неё болела сначала правая нога, затем внезапно заболела левая нога. Герцог отшучивался от её надоедливых стонов, но когда у леди Изабеллы заболели обе ноги одновременно, ему пришлось убрать улыбку, и тихим сладким голосом проговорить.
– Если вы, моя дорогая, сейчас же не прекратите весь этот балаган, то я буду намерен сделать королевой Англии более выносливую и стойкую особу, чем вы, – и через секунду, уже с лучезарной улыбкой на лице, он обратился к другой леди, которая сопровождала её высочество на процессии и шла немного позади супругов. – Леди Розамунда, а вы как себя чувствуете? Не устали ли вы от сегодняшней прогулки?
Светловолосая женщина с голубыми смеющимися глазами, чуть улыбнувшись и поклонившись герцогу, ответила.
– Благодарю вас, ваше высочество. Утренняя прогулка для молодой леди только на пользу.
– Ну вот, моя дорогая, – герцог опять обратился к жене, и чуть слышно добавил, – можно спросить ещё у леди Виктории, как она относится к ранней прогулке по свежему осеннему утру?
– Избавьте меня от этого, ваша светлость, – прошептала в ответ леди Изабелла, и уже молчала до самых дверей собора.
Она вынуждена была молчать. Поначалу идея её мужа, стать королём, приводила герцогиню в неописуемый ужас. Сколько раз наедине она умоляла его отказаться от этой мысли, но все её доводы были тщетны. Герцог был непреклонен, и нисколько не сомневался в том, что его брат мёртв. Она же помнила своего деверя, его крутой подчас нрав, и не могла даже представить, что будет с ней и с её мужем, если он ошибается. Леди Изабеллу вполне устраивало её положение, её размеренная жизнь с увеселительными празднествами, турнирами и охотой. Она имела всё, что только могла пожелать, но желать королевской короны она не хотела. Хотя со временем и под влиянием мужа, ей тоже стала нравиться эта идея, и она по-другому стала оценивать своё положение. Ведь став королевой, она тоже могла получить ту безграничную власть, о которой могла мечтать только наедине с собой. Вот только ей приходилось сожалеть об одной вещи, которая могла очень сильно усложнить её жизнь. Она не имела детей. А ведь новому королю нужен наследник, и с этой старой традицией она ничего поделать не могла. Уж очень часто ей приходилось слышать от супруга при каждом удобном случае, правда, только наедине, колкости в её адрес и предложение поменять себе жену, взойдя на престол. Чем это может закончиться для несчастной супруги, она могла только догадываться. Случаи внезапной кончины нежелательной жены или заточение её в монастырь уже не раз происходили в Англии. Но герцогиня была капризна, взбалмошна и на явное противостояние или открытую войну с таким хитрым противником, как её собственный муж, она не решалась. Леди Изабелла молилась и верила, что это неприятное препятствие, возникшее на её пути к трону, должно устраниться само собой. В противном же случае, она должна будет найти покровительство у архиепископа и заручиться его поддержкой. А сейчас нужно набраться терпения и молчать.
Процессия вышла на самую большую площадь города, где находился главный собор Йорка и всей Англии. Он был построен более века тому назад, и считался самым прекрасным строением, сотворенным руками человека. Его высокие острые купола, казалось, пронизывали небо. Чтобы рассмотреть их, приходилось высоко поднимать голову. Под самой крышей собора были сооружены ниши, где стояли белые статуи апостолов, изготовленные известными мастерами Англии. Эти ниши и узкие вытянутые окна по краям были украшены резной лепкой и рисунками сцен из Святого Писания. Окна были застеклены разноцветной, венецианской мозаикой с изображением ангелов. Высокие дубовые двери собора всегда были открыты для прихожан. Войдя в собор, можно было убедиться, что увиденное снаружи сразу же меркло перед великолепием убранства внутри. Многочисленные изогнутые арки и переходы под самым куполом придавали храму воздушность и легкость. Колонны посреди собора и вдоль стен также были украшены резными орнаментами с изображением цветов, птиц и ангелов. Кафедральный постамент, на котором стояла статуя Святой Девы Марии с младенцем на руках и распятие Христа, возвышался возле главной стены собора прямо по центру. С левой стороны кафедры расположился хор послушников, а за ним стоял орган – гордость Йоркширского собора. Его трубы тянулись под самый купол, их количество невозможно было сосчитать, отделка и украшения инструмента поражали своей непревзойденностью.
Как только все участники процессии разместились по своим местам, архиепископ занял главенствующее место на постаменте, герцог с герцогиней и вся их свита встали полукругом возле купели, орган заиграл. Божественная музыка закружилась над головами прихожан, сплелась из многочисленных созвучий в одно и стала медленно подниматься вверх к самому центру купола. Все присутствующие замерли в одном дыхании. Казалось, что будто сами стены и колонны собора стали петь в честь собравшегося люда, настолько звуки этого неповторимого инструмента охватывали присутствующих необъяснимым трепетом. Месса началась.
Всё шло своим чередом, и главная часть молебна была закончена, когда герцог почувствовал возле своего левого плеча сдержанное дыхание.
– Ваше светлость, – услышал он знакомый голос своего верного слуги Беркена, – срочное сообщение от сэра Уостера.
Герцог, не поворачивая головы, продолжал слушать мессу.
– Что ещё стряслось, Беркен?
– Он просит срочно доложить вам о том, что у него имеются новые сведенья о той персоне, которая вас сильно интересует.
Герцог молчал. Его интересовал теперь только король, и у сэра Уостера, действительно, было что-то важное, иначе он не стал бы отвлекать герцога от утренней службы в соборе. Он незаметно кивнул.
– Хорошо, Беркен. Проведи его в комнату епископа за алтарём. Я подойду туда, – чуть слышно ответил герцог. Беркен исчез в толпе.
Герцог сделал знак лорду Брасу, чтобы тот встал на его место, и тем самым не будет слишком заметно отсутствие его светлости. Лорд подчинился просьбе, а герцог спокойно прошел вдоль стены и скрылся за дверью.
Герцогиня, краем глаза наблюдавшая за своим мужем, была очень обрадована его поспешным уходом и, не теряя времени, достала из рукава своего платья тоненькую, свернутую записку и незаметно дотронулась ею до руки рядом стоявшей леди Розамунды. Та от неожиданности чуть было не вскрикнула, но видя молящий взгляд своей госпожи, сжала губы и не произнесла ни звука. Леди Изабелла проговорила, не разжимая рта.
– Прочти и исполни.
Леди Розамунда незаметно кивнула. И между этими женщинами, которые уже больше года вели необъявленную войну, наступило неожиданное примирение и взаимопонимание с полувзгляда.
Когда герцог вошел в комнату епископа, то увидел там сэра Уостера и его слугу, который при появлении его светлости вместо того, чтобы приветствовать его, еще больше спрятался за спину своего господина.
– Ваше величество, – начал своё приветствие громкоголосый сэр Уостер. Но герцог мило улыбнулся и остановил рыцаря.
– Сэр Уостер! Вы не должны называть меня титулом короля. Я ещё не стал им.
– Но, мой герцог! Через двадцать дней вы будете им провозглашены.
– Только благодаря вашим стараниям, мой дорогой сэр Уостер, – глаза герцога сузились, и голос стал ледяным. – И по какому поводу вы прервали мои молитвы?
Его взгляд остановился на слуге храмовника, который по-прежнему не хотел выходить из своего укрытия. Это был рыжий мужчина с большой бородавкой между глаз и неправильными чертами лица. Плечи он сутулил и в неуклюжих длинных руках мял свою истрёпанную шляпу. Одет он был скорее как бродячий музыкант или лицедей, но не как слуга знатного рыцаря. Сэр Уостер вытолкал его вперед перед герцогом, и тот низко поклонился.