По пути, забравшись достаточно далеко в низины – никто не тронул меня в лесной тьме, я всегда любил этот лес и никогда не причинял вреда его обитателям, – я выбрал ложбину меж огромных корней, сел и достал книгу.

Я знал, кто и как лишил меня голоса, теперь нужно было узнать, как произнести хотя бы одно слово. А лучше два.

«Воцемал», как и все подобные вещи, нельзя читать при свете дня. Вот почему у Хинги в доме всегда темно. Тут, в низинах Лагвуда, было ещё темнее, а значит, книга легче расстанется со своими секретами. Я не был таким хорошим книжником, как Хинга.

И, под чьё-то тихое рычание глубоко в лесу, согревающее моё усталое сердце, да под робкий шорох перьев Прокла, некрепко задремавшего в клетке, я стал читать. Темнота помогала знакам проникать в моё сознание. Я должен был хорошо разобраться в ритуале и найти подтверждение своим догадкам: чтобы отнять свой голос у Горна, хотя бы на несколько секунд, мне требовался голос колдуна, голос или язык мастера, изготовившего Горн; то, что сгодилось бы за мой голос или язык, и звук самого Горна. Полностью вернуть себе Голос, тот, который с большой буквы, я мог, лишь завладев Горном, а он был у Беймиша.

Прочитав всё и повторив про себя, я закрыл книгу и положил её меж корней. Лучше ей оставаться здесь.

Потом открыл клетку с Проклом и взял ворона на руки.

«Будешь говорить вместо меня, птица», – подумал я, и да, ворон произнёс эти слова вместо меня.

Прокл согласно каркнул в ответ самому себе. Я произнёс его голосом простое заклинание, которое связало нас. Словесная магия всегда удавалась мне лучше, чем остальным. И хотя в итоге это привело меня туда, где я находился сейчас, в том числе и к потере Голоса, моей силы, возможности словом управлять всем, чем я хотел, – на такое дело, как заставить говорящую птицу произносить мои мысли, меня пока хватало. Но чувствовал я себя не очень хорошо. Саднила щека, рана на ноге до сих пор кровоточила, и ныло не переставая сердце – даже здесь, в середине милого мне леса.

Итак, какой-никакой голос у меня теперь был. Трубить в Горн при моём приближении Беймиш будет обязательно – без него он не сможет руководить обороной Башни. Я позаботился о том, чтобы он узнал о моём приближении – оставив в живых Хингу.

Теперь уже все знали, что я иду. Если, конечно, кто-то посчитал нужным сообщить Бауту. Но Дрейн, брат Хинги, точно знал. Что ж, пришло время проведать и его – стало светлее, луна обогнала медленно наползающую грозу, зашумел в верховьях влажный ветер, и я продолжил свой путь сквозь ночной лес. Погони за мной так и не случилось.

Наступил поздний вечер, когда я вышел из леса; мой плащ цвета сумерек покрывали сор и паутина, подол был влажен, а сапоги в грязи.

Ворон сидел на моём плече и никуда не улетал.

Он был полезной находкой – предстоял разговор не менее сложный, чем с Хингой. И мне хотелось иметь возможность изъясняться как-нибудь, кроме как знаками на бумаге. Здесь бумаги не было, здесь меня ждал металл. Что, в принципе, было бы неплохо, не поджидай меня и кузнец.

Но я должен был с ним встретиться. С тех пор, как закончился тот последний бой, в котором людские силы пали, мой конь оставался у него.

Впереди, в темноте, освещаемый сполохами горна, виднелся Двор Дрейна. Низкие крыши отсвечивали под иззубренным месяцем.

К нему легко было проникнуть: мой меч разрезал железные прутья ворот, словно заросли крапивы, и я вошёл во двор лучшего мастера магии на этой стороне мира. Кузнец был искусен во всём, что касалось изготовления вещей.

Да, это он ковал Сталь. Теперь я шёл за ним со Сталью в руке.

Да, это он подковывал моего коня. Теперь я шёл забрать его.

И, конечно, это он ковал Горн. И мне нужен был его язык.

Дрейн бил молотом по заготовке, не обращая на меня внимания. Шлем он не снимал, даже оставаясь в одном кожаном переднике на голый торс. На каждый удар я просто делал шаг, пока не оказался достаточно близко, чтобы он почувствовал моё присутствие.

Его кожа казалась свинцовой, клиновидные нащёчники шлема оставляли на виду злой рот, полный железных зубов. Он не слишком-то походил на человека. Не более, чем я. И почти не уступал мне ростом.

– Ты? – взревел он, скорее в страхе, чем в ярости, но перехватил свой молот и размахнулся. И я понял, что он, увлечённый работой, ничего не успел узнать, даже если Хинга послала ему весть.

Пред глазами на мгновение встала картина – молотобойцы Гейр, запах жжёной плоти, брызги крови и тупой грохот уничтожаемого металла.

Гейр. Я отомщу за тот бой. Пусть путь к Башне предстоит ещё долгий.

Я отбил его первый замах, да и второй тоже. Он сражался левой рукой, как делал и всё остальное. Третью атаку я пропустил, и его молот обрушился на моё плечо. Прокл взмыл в сторону мгновением раньше, и страшный удар швырнул меня на колено.

Доспех, кованный этим самым молотом, лопнул, плечо онемело.

Он выпустил молот и отступил.

Молот продолжал держаться в воздухе.

Кузнецу не обязательно касаться своего инструмента, чтобы заставить его работать. Он был мастером, достойным занимать трон Беймиша. Но мне нужно было одолеть его.

Ещё один удар. Панцирь треснул, осколок вонзился мне в бок, и я едва успел прикрыться рукой от удара в голову.

Ворон кружил надо мной, крича. Он мог кричать. Я – нет, даже от боли.

Я ударил мечом прямо по бойку молота.

Я никогда не думал, что мне придётся такое сделать. Инструмент, выковавший Сталь, вроде бы был сильнее. Но Сталь, владычица над всем металлом, имела верховную власть. Я не знал, что получится.

Получился удар страшной силы, меч вывернуло из моих рук, молот отлетел к стене и упал на землю, а я вскочил на ноги и рванулся к Дрейну.

Я свалил его кулаком прежде, чем он снова сжал невидимую руку на рукояти молота.

– Где мой конь? – прокаркал ворон, севший на плечо. Я стоял неподвижно, пряча лицо в тени капюшона. Я не любил яркий свет, а огонь в горне пылал ярко.

– Я не скажу тебе, – ответил кузнец. – Я ковал твой клинок с твоей кровью, ковал Горн с твоим именем на устах, ковал подковы Викла… Но я не верну его. Скажу лишь, что, раз Горн у Беймиша, – он помолчал, – то ни меч, ни конь тебе не помогут.

Я поднял Сталь и взмахнул ею, полоснув Дрейна по пальцам левой руки. Не отрубил, но металл скрежетнул по его тяжёлой кости. Бил я точно.

– Где Викл? – рявкнула птица. Её голос казался ещё более недовольным, чем был бы мой собственный. – Отвечай, иначе я начну отрезать тебе их по одному!

– В лесном стойле. Там, где ты первый раз увидел его, – Дрейн зло сплюнул, во рту блеснул металл. Я задумался о том, сколько металла вообще в его теле. Наверное, я плохо изучил их всех, раз в итоге всё так обернулось.

– Пошли, – коротко скомандовал ворон.

Мы покинули двор через задние ворота и углубились в дубовый лес. Я подталкивал кузнеца мечом в спину, подавляя желание размахнуться посильнее и уложить его на месте. Старые, пожжённые молниями деревья скрипели на ветру, гром рокотал почти непрерывно. Месяц на небе напоминал улыбку убийцы. Мне искренне нравились эта ночь и погода. Жаль было только, что я не мог просто насладиться ими. Да ещё и сердце болело.

Мы вышли к низкому строению на внезапно открывшейся вырубке. По углам стояли столбы с железными самострелами и страшными мордами на прибитых щитах.

Дрейн сказал что-то – видно, успокоил самострелы, – и мы подошли ближе.

Викл заржал, радуясь мне. Он был бледен, красные глаза его отсвечивали в темноте, шрамы на ногах чернели нитяными крестами, и железные копыта блестели в полумраке шлифованной сталью.

Мой конь, для которого не существовало непроходимых дорог.

Я вывел его под свет луны. Викл был высок; стальные, как и у кузнеца, зубы поблёскивали в отсветах молний. Он ел всё.

– Хинга говорила, – прошипел Дрейн, сверкая железным языком, – что есть заклятие, способное вернуть тебе силу за счёт твоей крови, взятой для меча, и железа для коня. Для этого ты должен зарубить Викла Сталью и…