8. В то же время, или немного позднее, поднял на востоке бунт Прокопий. Валентиниан получил об этом известие в конце октября на пути в Паризии... в тот же день.

9. Против аламаннов император приказал выступить немедленно Дагалайфу. Они подвергли опустошению более близкие к ним {362} местности и далеко ушли, не потеряв ни одного человека. Относительно же того, как ему подавить выступление Прокопия, не дав ему разгореться, он колебался в своих мыслях; смущало его главным образом то, что он не знал, выступил ли Прокопий претендентом уже после смерти Иовиана, или при его жизни. 10. Дело в том, что Эквиций получил об этом донесение трибуна Антония, командовавшего Внутренней Дакией, который сообщил только о дошедшем до него неясном слухе, а потому и сам он не имел возможности ничего выяснить и только кратко уведомил государя. 11. Узнав об этом, Валентиниан возвел Эквиция в сан магистра и принял решение отступить в Иллирик, чтобы не дать возможности бунтовщику пройти через Фракию и, став уже страшным, сделать вражеское вторжение в Паннонию. С ужасом он думал о том, как недавно Юлиан, поднявшись против императора, имевшего славу победителя во всех междоусобных войнах, против всяких ожиданий переходил с невероятной быстротой от города к городу. 12. Но его горячее стремление вернуться назад встретило сопротивление в виде советов близких людей, которые упрашивали и молили его не оставлять Галлию грозившим смертью и истреблением варварам и под этим предлогом не предавать провинций, нуждавшихся в сильной защите. Посольства более значительных городов присоединили свои просьбы не оставлять их беззащитными в столь трудных обстоятельствах, так как якобы уже одним своим присутствием он сможет спасти их от грозных бедствий, внушая ужас германцам славой своего имени.

13. Наконец, внимательно взвесив относительную важность дел, он склонился к мнению большинства. Не раз он повторял, что Прокопий – враг только лично его самого и его брата, а аламанны – всего римского мира, и решил пока не покидать пределов Галлии. 14. Он прошел вперед до города Ремов 822и, опасаясь внезапных вторжений в Африку, приказал Реотерию, который был тогда нотарием, а впоследствии достиг консульского сана 823отправиться на ее охрану. С ним вместе был послан Мазавцион, доместик-протектор, с тем расчетом, что тот, выросший в доме отца своего Крециона824бывшего некогда комитом, знал все опасные местности в той стране. К ним император приставил Гауденция, своего оруженосца, человека, давно ему лично известного и преданного.

15. Из-за того, что одновременно в обеих половинах империи поднялись грозные бури, я расскажу о них по отдельности и последовательно: сначала опишу события на Востоке, а затем – войны с {363} варварами. Так как бóльшая часть событий происходила на Востоке и Западе в одни и те же месяцы, то если бы я стал перескакивать с места на место в своем изложения, могла бы произойти большая путаница, и ход событий мог бы стать неясен в моем изложении.

1. Прокопий происходил из знатной фамилии; родом он был из Киликии, где и получил воспитание. Родство с Юлианом, 825который стал впоследствии императором, помогло его выдвижению, и уже с первого своего выступления на общественном поприще он был на виду. В частной жизни и характере он отличался сдержанностью, был скрытен и молчалив. Он долго и превосходно служил нотарием и трибуном и был уже близок к высшим чинам. После смерти Констанция во время переворота он, как родственник императора, возымел надежды на высшее положение и был включен в число комитов. Уже и тогда было очевидно, что, если когда-нибудь представится такая возможность, он выступит как возмутитель общественного спокойствия. 2. При вступлении в Персию Юлиан оставил его вместе с Сабинианом, предоставив последнему одинаковые права, в Месопотамии во главе значительных военных сил и поручил ему, как гласил смутный слух, – с уверенностью никто этого не утверждал, – действовать сообразно тем обстоятельствам, о которых узнает, и если бы до его сведения дошло, что римское дело постигла в Персии неудача, позаботиться о провозглашении себя императором. 3. Без всякого высокомерия и с большой осмотрительностью он исполнял возложенные на него обязанности. Когда же он узнал, что Юлиан был смертельно ранен и умер, что Иовиан получил верховную власть и что при этом распространился ложный слух, будто Юлиан при своем последнем издыхании высказывал желание, чтобы руль управления государством доверен был Прокопию, он стал бояться, как бы его не настигла по этой причине казнь без суда и решил скрыться. Еще больше напугала его смерть Иовиана, первого нотария. После смерти Юлиана некоторые военные люди называли его достойным императорского сана; он был заподозрен в мятежных начинаниях и погиб жестокой смертью 8264. И так как Прокопий узнал, что его разыскивают весьма усердно, то, желая уклониться от бремени жестокой вражды, удалился в неизвестные отдаленные местности. Когда же он узнал, что Иовиан старательно разыскивает его убежище, а ему самому надоела звериная жизнь (так как он попал в такое жалкое положение с {364} высокого, какое занимал раньше, терпел голод в диких местах и был лишен человеческого общества), под гнетом крайней необходимости он пробрался окольными путями в область Халкедона. 5. Там он скрывался, считая это место надежным убежищем, у своего верного друга, некоего Стратегия, который раньше служил в дворцовых войсках, а теперь был сенатором. Оттуда он нередко наведывался в Константинополь, соблюдая величайшую осторожность, как выяснилось это из показания того же Стратегия, когда впоследствии не раз производилось следствие о соучастниках Прокопия. 6. Как самый бдительный разведчик, собирал он, никем не узнанный со своим обросшим бородой лицом и исхудавшим телом, слухи, усиливавшиеся в ту пору, так как многие, осуждая, как обычно, настоящее, поносили Валента, под тем предлогом, что он одержим страстью к грабежу чужого имущества. 7. Позорным подстрекателем Валента к жестокости был его тесть Петроний, возведенный внезапным скачком в патриции 827из командиров легиона мартензиев, человек равно отвратительный душой и телом. Он горел желанием обобрать догола всех без разбора, присуждал виновных и невиновных после изысканных пыток к уплате вчетверо, разыскивая недоимки давних времен с императора Аврелиана, и впадая в отчаяние, если ему приходилось отпускать кого-нибудь, не осудив его. 8. К этим невыносимым качествам этого человека добавлялась и та беда, что, обогащаясь за счет чужих стенаний, он был неумолим, жесток и до крайности бессердечен, не способен ни сам кого-либо оправдать, ни принять оправдание. Он, был ненавистнее Клеандра 828который, занимая пост префекта при императоре Коммоде, особенно бессердечно посягал, по свидетельству историков, на имущество разных лиц, и невыносимее, чем Плавциан829который также в звании префекта, но при Севере, в своем диком безумии привел бы все дела в полное замешательство, если бы его не поразил меч отмщения. 9. Эти горестные события, которые при Валенте благодаря Петронию привели в запустение много домов, как бедных, так и знатных, и ожидание еще более тяжелого положения в будущем до глубины души угнетали граждан и солдат, стонавших под одинаковым бременем; обеты о перемене настоящего положения вещей при помощи Бога вышнего приносились с единодушным стенанием, хотя, конечно, втайне и без слов. 10. Тайком наблюдал за всем этим Прокопий и, полагая, что, если ему улыбнется судьба, он без затруднений достигнет верховной власти, приседал, как хищный зверь, когда, завидев подходящую добычу, тот готовится сейчас же {365} сделать прыжок. 11. Между тем как он пламенел желанием ускорить то, к чему стремился, случай дал ему чрезвычайно подходящий повод. По окончании зимы Валент спешил в Сирию и уже вступил в пределы Вифинии, как вдруг он получил донесение пограничных начальников о том, что племя готов, которых в ту пору оставили в покое, чтó и усилило их буйный дух, объединилось и собирается проникнуть в соседние местности Фракии. Получив это известие, император, желая беспрепятственно продолжать намеченный путь, приказал двинуть в достаточном количестве конницу и пехоту в места, подвергшиеся опасности вторжений варваров. 12. Когда Валент ушел далеко, Прокопий, надломленный продолжительными бедствиями, пришел к мысли, что даже жестокая смерть легче тяготивших его бедствий, и решил сразу броситься навстречу всем опасностям. Готовый на все, отдавшись своему гибельному решению, он затеял дерзкое дело. Дивитенсы и тунгриканы-младшие 830получили приказ вместе с другими спешить на войну, грозившую вспыхнуть во Фракии. Им предстояла на обычном маршруте двухдневная остановка в Константинополе. Прокопий вознамерился склонить к возмущению эти легионы через нескольких знакомых ему людей, служивших в них, и поскольку было опасно и трудно говорить со всеми, доверился немногим. 13. Соблазнившись надеждой на огромные награды, они дали ему под клятвой обещание сделать все, что он хочет, а также обещали ему поддержку своих ближайших товарищей, среди которых они во время совещаний занимали первое место, поскольку превосходили остальных размером жалованья и военными заслугами. 14. Согласно уговору, как только рассвело, Прокопий направился с тревогой в сердце в Анастасьевы бани, названные так по имени сестры Константина, где, как это было ему известно, квартировались те легионы. Там сообщили ему соучастники его тайных замыслов, что на ночной сходке все согласились встать на его сторону. Ему гарантирована была личная безопасность, он был охотно и с честью принят тесной толпой продажных солдат, но оказался среди них как бы пленником. Как некогда преторианцы после убийства Пертинакса приняли (Дидия) Юлиана, выторговавшего императорский сан 831832так и эти солдаты брали теперь под свою защиту Прокопия, который полагал в их среде первое начало своего злосчастного правления, и сами бдительно высматривали при этом всякую возможную выгоду.