Трудностей и лишений ее душа не терпела и долго выносить не могла. Скандалы, истерики, угрозы, через пять минут обнимания, целования, слезы и упреки, что ее не любят. Фанфаронов тоже был не готов к таким испытаниям и переживаниям, тоже иногда вел себя как Рита и был похож на нее, но чаще всего приходило эмоциональное отупение и разбазаривания драгоценного времени, в виде компьютерных игр, встреча с друзьями, хождения по клубам.

Тут еще вмешалась во всю эту ситуацию теща Нина Григорьевна, которая быстро нагнула своего зятя, в бараний рог его скрутила. Фанфаронов обиделся, и много нелестного говорил о теще за глаза, кому надо, кому не надо, бывало Риту натравливал на свою мать, навьючит ее и пускает как разъяренного быка на красную тряпку. Так что отношения между ними, Женей и Ниной Григорьевной, сложились непростые, агрессивно-холодные и неродственные.

Пока всех удерживало от всепоглощающего конфликта, так это Митя, чистый и прекрасный мальчик. На данный момент он был лучше своих родителей, был спокоен, пытлив умом, добрый, радостный, красивый. Все говорили, что мальчик получился превосходный, и сравнивали с другими детьми, и это было сказано не из лести, а из чистой правды.

Так он дорос практически до трех лет, и семейная ситуация тлела и готова была в любой момент разродиться взрывом и тогда было бы всем плохо. Никто не хотел поступаться своими эгоистическими потребностями, личными интересами и извечными претензиями друг к другу. Ребенок рос в этой атмосфере, и, не смотря на глупости взрослых, был действительно таким, как его описывали.

Женя сидел и играл по сети в танчики. Но это он делал без азарта и без энтузиазма, просто приходилось убивать время. Сыном заниматься не хотел, с ним сидела Рита, потому что он не мог научиться с ним играть и общаться. У него бывало нахлынывали отцовские чувства, он начинал с ребенком бестолково играть, бегать, ничему особенно не уча. А сидеть на диване – так было проще и менее утомительно, хотя его это тоже утомляло – заняться нечем, вечер, разумеется, закончится принятием пива, наверное, сегодня опять проглотит три литра, и будет спокойно и хорошо.

Поиграл полчаса с целью снять внутренний дискомфорт, а напряжение и раздражение только нарастало, и так происходило всегда. Женя никогда не задумывался, по каким причинам это возникает, он считал, что это наоборот ему помогает выплеснуть свой негатив в игре. Правда, затем он свое недовольство вымещал на своих близких, на Мите, и реже на Рите, и это ему действительно помогало. Рита, хоть и отвечала на его выпады спокойно, но и сама была не прочь его потравить, только дай повод, но обычно все было по делу. Поэтому когда он чувствовал, что психологически устает, он не мог включить волю и пересилить себя, и он делал так, чтобы Митя обиделся и ушел в слезах к своей матери.

Сейчас его охватила полная апатия, утром в Интернете поискал работу, сделал пару условных звонков и на этом успокоился, и в сонной сумрачности сидел за компьютером и играл.

– Жень, – пыталась говорить Рита спокойно и не грубить, отбирая тем временем у Мити ручку, которая с проворностью иллюзиониста из воздуха появилась в его руках, и пытался рисовать на листочки, но дело проходило на кожаном диване, так что она не решилась оставить все, как есть. – Может, хватит, уже играть, никак наиграться не можешь… Не можешь устроиться на работу, займись делом, займись сыном, поучи с ним буквы или цифры. Сходите погулять или мне помоги, а то я целыми днями убираю и готовлю еду. Я хочу заняться уже собой. Два дня уже никуда не выбиралась. Сегодня я иду в клуб, помнишь?

Разговор про работу, давал очень неприятные ощущения, он морщил нос и хмурился. Такие разговоры начинались после завтрака, а завтрак мог начинаться после двенадцати, и был похож на ритуал. С каждым днем этот ритуал становился более эмоционально-накаленным, но при этой внешней экспрессии становился выхолощенным, все роли и выражения были выучены и походили на гадкую и бездарную постановку в захудалом театре. Конечно, все нарушалось, если кто-то переходил грань дозволенного, но граница всегда была плавающей и зависела от самого актера. Тарелки каждый день бить не начнешь и переворачивать столы тоже, даже при всем желание. Это была игра, со своими правилами и порядками, и нельзя было слишком хорохориться, а не то игра закончится, и нужно будет искать другого игрока.

– Ну опять ты начинаешь, Рита. Я же сказал, сейчас напряженка с работой, ничего стоящего не попадается…

– Иди на нестоящую… Займись уж чем-нибудь, хватит дома просиживать пятую точку! – вскипела Рита, и посадила Митю на диван, попутно отобрав ручку, бумагу и все, что могло испортить диван.

– Смеешься, чтобы я работал грузчиком или кладовщиком, а можем быть пойти на СТО, чтобы по колено быть в мазуте … Ну уж нет, это не по мне, еще бы платили, я может быть согласился. Нет, пусть другие работают, – самодовольно проговорил он, не отрываясь от игры.

– И что, теперь можно бездельничать, – ершилась она. – У меня Митя на руках, я бы пошла на работу.

Женя оторвался от игры и покосился на нее с ехидностью. Они оба знали, что Рита никогда бы не пошла за прилавок, продавщицей, у нее были планы и амбиции не меньше, чем у Фанфаронова, и она бы лучше всю жизнь просидела бы у родителей на шеи, а потом если повезло на шеи мужа. Но ей, к сожалению, не повезло, юная легковерность, подставила ей подножку. И когда она встретилась взглядом с Женей, то густо покраснела, ее это еще больше разозлило.

– И не надо на меня так смотреть… Мне и работать не нужно, я все-таки женщина, и могу рожать детей и развлекаться. А ты мужик должен меня обеспечивать, ты же добытчик…

Фанфаронов закатил глаза.

– Опять та же песня, – пробурчал он.

– А как с тобой по другому, Женя. Ты ничего не хочешь делать…

– А сама, сама, как будто больно стараешься, если бы не твоя мать, то Митя был бы голодным и чумазым, ходил в рваной и вонючей одежде…

– И не забывай, что моя мама еще нас и кормит, не твоя, понял? – переходя в злобно-патетическое состояние.

Женя весь побледнел и в гневе сжал зубы, так что желваки заиграли. Молчал, а тем временем Рита продолжала, не могла остановиться, она выигрывает в этой схватке и осталось уже добить лежачего.

– Вон, у Светы муж, Артем, работает кладовщиком, и ничего, не облез, работает тем, на кого способен. Сколько может, столько и зарабатывает и Света им довольна, она не промах, – руки в боки, сверкая глазами, приглашая что-нибудь ей ответить.

Рита знала, куда его сейчас понесет, и с каким-то мазохистским наслаждением ждала, когда ей дадут пинка под зад. Женя принял эту дуэль, он окончательно отбросил компьютерную игру, развернулся на кресле и гневно смотрел на нее.

– Что ты все врешь? Ты сама сказала, что для настоящего мужика работать за двадцатку, стыд и позор, что это типа даже не мужчина. Твои слова?

– Да, но…

– Видишь! – торжественно заорал он, так что Митя вздрогнул, и на глазах начали закипать слезы. – О чем ты тогда говоришь? Это называется лицемерием, ничего более. Смотри, целыми днями не понятно, чем занимаешься. Суетишься, суетишься, а воз и ныне там…

– За то ты каменный и спокойный! Спокойно просиживаешь штаны, если не мои родители, твой ребенок умер бы с голоду, а ты рассуждаешь: буду – не буду. Время рассуждений закончилось, надо вгрызаться в эту жизнь или нас всех сожрут. Мы по миру пойдем, с такой политикой как у тебя! Наконец уже, включи мужика…

– А-а-а, ты хочешь, чтобы я включил мужика, – ненавистно говорил он. – Включаю! Сегодня ты никуда не пойдешь, никаких клубов! Ты – мать и шляться тебе не позволю….

– Мне всего двадцать два…

– А мне плевать! Я включаю мужика! – развязано говорил он. – Никуда не пойдешь, ты должна быть с сыном и все тут! Мало ли, что с тобой случится…

– Что за бред, я иду, – нервно проговорила Рита. – Я иду ни одна, а с подругами…

– Я еще раз повторяю, ты никуда не пойдешь! – с помпой продолжал Женя. – Ты остаешься дома! Я все сказал, к тому же мы экономим деньги! У нас сейчас тяжелые времена…