Анна Глебовна вновь погрузилась в молчание.

Славомира принялась расспрашивать Святослава Всеволодовича про своего супруга боярина Дорогомила, который ушёл из града Владимира вместе с дружиной князя Георгия. Это случилось за день до того, как Батыева орда подвалила к столице суздальских земель.

Святослав Всеволодович ничего не мог сказать о судьбе Дорогомила, ему лишь было ведомо, что тот находился в полку князя Георгия, когда татарская конница неожиданно обрушилась на русский стан на Сити.

Немало беженцев, прорвавшихся из Торжка, смогли добраться до становища русской рати на реке Щеберихе. Многие из них, не задерживаясь здесь, двинулись дальше на север к Мореву, к Новгороду и к деревням, лежащим у озера Ильмень. В стане Святослава Всеволодовича остались лишь мужчины, способные держать оружие.

Бездействие Святослава Всеволодовича выводило из себя Анну Глебовну. Она была полна негодования и презрения к нему, узнав, что Святослав не решился вступить в сражение даже с небольшим отрядом татар, вышедшим к Игнач-кресту, преследуя торжковских беженцев.

«Он же трусливое ничтожество! У него токмо вид мужественный, а в душе-то он — заяц! — так отзывалась Анна Глебовна о Святославе в присутствии Славомиры. — Мунгалы топчут его землю, разорили его удел и уделы его братьев, а этот горе-воитель забился в глухомань и ищет утешения в объятиях своей очередной наложницы!»

О прекрасной чернокудрой и темнобровой иудейке Саломее, находящейся в этом же становище, Анна Глебовна прознала от Славомиры, которая пожелала сменить мужскую одежду на женскую, попросив Святослава Всеволодовича посодействовать ей в этом. Тот привёл Славомиру к Саломее, занимавшей избушку в самом центре села. Рядом с этой избушкой был разбит шатёр Святослава Всеволодовича. Саломея, изнывающая от скуки, не только поделилась со Славомирой своими платьями и накидками, но и стала пригладить её к себе на посиделки. Славомира зачастила в избушку к Саломее, узнав от неё немало интересного о Святославе Всеволодовиче и о битве на Сити. Оказалось, что Саломея прибыла на Сить в обозе Святослава Всеволодовича, став невольной свидетельницей неудачной для русичей битвы с татарами.

Со слов Саломеи выходило, что Святослав Всеволодович даже не пытался как-то исправить положение, когда татары, смяв передовую русскую дружину, мощным валом обрушились на прочие русские полки, не успевшие выстроиться для битвы. Святослав Всеволодович позаботился о себе и о Саломее, бежав вместе с нею в лес. Глядя на Святослава, ударилась в бегство и его дружина.

«Теперь этот негодяй похваляется перед нами тем, как он стойко бился с татарами, хотя истинные храбрецы лежат мёртвыми на берегах Сити!» — возмущалась Анна Глебовна, метаясь по избе, где она разместилась вместе со Славомирой и с двумя подружками-отроковицами.

Святослав Всеволодович ещё больше упал в глазах Анны Глебовны, когда он стал недвусмысленно намекать ей на возможность интимной связи с ним. Выставляя себя в роли доброго покровителя и родственника, Святослав Всеволодович старался уверить Анну Глебовну, что ничего предосудительного в этом нет. «Ты же делила ложе с моим братом Георгием, вбивая клин между ним и его женой, — молвил Святослав с кривой ухмылкой. — Причём это тянулось у вас с Георгием много лет. Поскольку мой старший брат ушёл в мир иной, тебе теперь нужен новый покровитель, моя красавица».

Приглашая Анну Глебовну на обед или на ужин в свой шатёр, Святослав Всеволодович неизменно затевал с нею один и тот же непристойный разговор, склоняя её стать его наложницей.

Так же было и в этот тёплый мартовский вечер. Презирая в душе Святослава Всеволодовича, Анна Глебовна тем не менее в очередной раз пришла к нему в шатёр, поскольку была очень голодна, а у неё в избе не было ничего, кроме сухарей и кислого кваса.

Сидя за небольшим столом, Анна Глебовна с жадностью налегала на жареную лосятину, разрывая пальцами горячие лоскуты жирной дичины. Её не беспокоило то, что нет соли и хлеба. В последнее время она привыкла ко многим лишениям и неудобствам.

Сидевший напротив Святослав Всеволодович пригубил из чаши хмельного мёда и негромко спросил:

— Вкусна ли моя трапеза, княгиня?

— Очень вкусна, княже. Очень! — ответила Анна Глебовна, жуя мясо и не глядя на Святослава Всеволодовича. — Ничего вкуснее я не едала!

Солнце уже клонилось к кромке дальнего леса. На землю опускался вечер.

Светильники не горели, поэтому в шатре было довольно сумрачно.

Увлечённая поеданием горячей лосятины, Анна Глебовна не заметила, как Святослав Всеволодович встал со стула и подошёл к ней сзади. Ощутив на своих плечах его пальцы, Анна Глебовна слегка вздрогнула и оторвалась от мяса. Она сидела, не шевелясь, продолжая жевать хрустящие хрящи.

— Полно ломаться, краса моя, — тихим, чуть дрогнувшим голосом произнёс Святослав Всеволодович. — Сердце моё тянется к тебе. Душа моя поёт, когда ты рядом со мной! Ты чудесная, дивная... Поверь, нам будет хорошо вместе!

Анна Глебовна хранила молчание, двигая челюстями и вытирая тряпкой свои жирные пальцы.

Осмелевший Святослав Всеволодович стянул белый плат с головы княгини и стал покрывать жадными поцелуями её шею, одновременно тиская ладонями её грудь сквозь плотную ткань платья.

— Покоя я лишился, лада моя, с того дня, как ты появилась здесь, — зашептал Святослав Всеволодович в самое ухо княгине. — Ты даже по ночам мне снишься. Вот и в прошлую ночь тоже приснилась... Проснулся я и было мне так хорошо, что не передать словами! А тебе что снится, краса моя?

— Вчера мне снились мертвецы и кровь на снегу, много крови, — ледяным голосом ответила Анна Глебовна. — Позавчера тоже снились отрубленные головы, мертвецы и кровь. И ещё, мне приснились мунгалы, страшные и кривоногие. Они хватали женщин — обнажённых, прекрасных, плачущих — тащили за волосы по окровавленному снегу. Вот такие мне снятся сны, княже.

Анна Глебовна подняла голову и вгляделась в глаза Святослава Всеволодовича, в его лицо, склонённое к ней, на котором появилось выражение досадливого недовольства. Этот холодный неприязненный взгляд княгини заставил Святослава Всеволодовича выпрямиться и убрать от неё свои руки.

— Со временем этот ужас забудется, краса моя, — смущённо кашлянув, проговорил Святослав Всеволодович, вновь садясь на своё место. — Давай лучше выпьем с тобой хмельного мёда. — Князь потянулся к сосуду с хмельным питьём.

Неожиданно дверной полог колыхнулся и в шатёр вбежал княжеский гридень в красном плаще, красных сапогах, в парчовой шапке с меховой опушкой, с мечом на поясе.

— Чего тебе? — сердито рявкнул Святослав Всеволодович, замерев над столом с серебряным сосудом в руке.

— Гонец к тебе, княже. С недоброй вестью! — промолвил воин, слегка поклонившись. — Вернее, два гонца.

Анна Глебовна стремительно поднялась со стула, взволнованно обратившись к дружиннику:

— Откуда прибыли гонцы? С реки Сити?

— Из Торжка, княгиня, — ответил гридень, с любопытством разглядывая позднюю гостью своего князя.

— Где гонцы? Веди их сюда! — властно произнёс Святослав Всеволодович, жестом повелев дружиннику удалиться.

Княжеские слуги зажгли медные масляные светильники, отодвинули стол с яствами в дальний угол шатра, поставили в центре стул с высокой спинкой и резными подлокотниками. На этот стул опустился Святослав Всеволодович в длинной багряной свитке, с золотой цепью на груди, в княжеской шапке с собольей опушкой.

Рядом с князем слуги поставили другой стул с низкой спинкой и без подлокотников — для Анны Глебовны.

Прежде чем занять своё место, Анна Глебовна торопливо повязала голову белым платом, набросив на плечи длинную накидку вишнёвого цвета. Поверх платка она водрузила небольшую диадему с серебряными подвесками у висков. Эту диадему ей подарила Евфросинья, жена торжковского посадника Иванко. С этой диадемой на голове Анна Глебовна проделала весь трудный и опасный путь от Торжка до Игнач-креста.