— Где же взять такого умельца? — усмехнулся Иванко. — Такие мастера токмо у Батыя в стане имеются.

— Вот там и нужно изловить такого кудесника, — проговорил Терех, бросив на посадника прямой серьёзный взгляд. — На вылазку надо идти.

— Нельзя нам из города соваться, — с хмурым видом вымолвил Иванко. — Татары повсюду двойные дозоры выставили, наученные горьким опытом. Мышь нигде не проскочит, не то что отряд ратников. К тому же нехристи вот-вот на штурм двинутся, поэтому нам нужно беречь свои силы.

Разговор Тереха с посадником был прерван тревожным известием о том, что ещё два летучих фонаря упали на городские кварталы. Это вызвало два новых очага возгорания.

— Где именно вспыхнули пожары? — спросил Иванко у своего гридня, принёсшего эту невесёлую весть.

— Загорелся двор боярина Плещея близ торжища, — ответил воин, — и также горят дома на углу Вербной и Коробейной улиц.

У Тереха замерло сердце: на Коробейной улице стояла избушка Аграфены Воронихи.

К Коробейной улице Терех не бежал, а летел, не разбирая дороги, спотыкаясь на ухабах и налетая на прохожих. Большие столбы дыма были для Тереха страшным ориентиром. Спускаясь по крутой Вербной улице, идущей по склону холма, Терех с бега перешёл на шаг. Он увидел, что спешить ему уже нет смысла. Домик Аграфены полыхал как свечка. Рядом горели ещё два дома на той же стороне улицы.

На подгибающихся ногах Терех добрался до перекрёстка и остановился, ощутив на лице обжигающий жар поднявшегося столбом пламени, выбрасывающего кверху снопы искр и чёрные кусочки пепла. Люди бежали к пожарищу с вёдрами, полными воды, но их останавливали челядинцы и гридни посадника Иванко. Здесь же крутился глашатай верхом на кауром коне, зычным голосом запрещая горожанам поливать пожар водой и призывая их использовать при тушении только песок. Песку под рукой ни у кого не было.

Огонь стремительно распространялся по изгородям и крышам домов. От сильного жара снег таял на глазах, образуя большие лужи, в которых плавали обрывки полусгоревшей материи и пепел. Из ближних к пожару домов выскакивали женщины и дети с узлами и мешками в руках, торопясь уйти в безопасное место. Мужчины выгоняли из конюшен лошадей. Под ногами у испуганных людей метались чьи-то куры, выпущенные из курятника.

Терех искал глазами в этой людской толчее Аграфену, но той нигде не было видно. Терех подступал с расспросами к соседям, но никто не знал, где Аграфена и её дети. Все были объяты отчаянием и страхом при виде буйства огненной стихии, перед которой была бессильна даже вода. «Изжарят нас мунгалы, как цыплят в праздничном пироге! — вопил какой-то взлохмаченный старикашка в длинной белой рубахе. — Ратуйте, люди добрые! Страшная погибель к нам пришла!»

Терех бродил как потерянный вокруг горящего дома Аграфены, глядя, как рушатся крыша и балки перекрытий. Его лицо горело, опалённое дыханием пожарища. Вдруг Терех увидел Варвару, которая шла к нему с каким-то виновато-расстроенным видом. По её заплаканным глазам Терех догадался, что Варваре нечем порадовать его, что ей очень тяжело произнести то, что она должна ему сказать.

Подбежав к Варваре, Терех с такой силой встряхнул её за плечи, что та еле устояла на ногах.

— Где Аграфена? Где она? — выкрикнул Терех в лицо Варваре. — Ты видела её? Отвечай!

— Я ходила за водой к колодцу, когда к нам на крышу упал круглый шар, — не сдерживая слёз, промолвила Варвара. — Подбежав к дому, я увидела, что тут всё в огне. Соседи видели, как падал белый шар и как вспыхнуло сильное пламя. Аграфена и её дети были в доме, они не успели выскочить на улицу.

Не желая верить услышанному, Терех попятился от Варвары, бормоча одно и то же:

— Нет, этого не может быть! Не может! Нет! Нет!..

Словно безумный, Терех ринулся в толпу, громко зовя Аграфену и её сына. Какие-то люди, окружив Тереха, что-то говорили и успокаивали его, как маленького. Терех продолжал кричать и звать Аграфену, вырываясь из державших его рук Успокаивающие голоса, звучавшие над его ухом, лишь выводили Тереха из себя. Почему все эти люди говорят, что Аграфены больше нет? Терех не желал в это верить. Он был уверен, что отыщет Аграфену. Если все эти люди не будут ему мешать, Терех обязательно разыщет её.

К концу дня пламя погасло, уничтожив четыре дома со всеми пристройками на Коробейной улице. Уже в сумерках, когда пепелище остыло, люди откопали среди золы и головешек обгоревшие до черноты тела Аграфены Воронихи и двух её детей.

Тереха и Варвару, оставшихся без крова, приютил в своём доме бондарь Кудим. Оружие и доспехи Тереха не пострадали от огня, поскольку были оставлены им в тереме посадника. У Варвары остались лишь одежда и сапожки, что были на ней, а также коромысло и два ведра, с которыми она ходила за водой. Благодаря этой отлучке из дому Варвара и осталась жива в тот злополучный день.

Тела Аграфены и её детей были погребены в одной могиле, наскоро выдолбленной монахами в ограде Богородицкой церкви, где и прежде погребали умерших простолюдинов. Тереху удалось отыскать на пепелище свои деньги. От сильнейшего жара серебряные гривны спеклись в один ком. Расплачиваясь со священниками за все погребальные хлопоты, Терех отдал им этот бесформенный кусок серебра. По весу это оплывшее серебро тянуло на десять гривен, немалую сумму. Дьякон сказал Тереху, мол, их услуги стоят в двадцать раз меньше, предлагая ему отпилить от слипшихся в ком гривен кусочек серебра в две куны весом. Терех лишь отмахнулся.

— Бери, отче, — сказал он с полнейшим безразличием на лице, — это тебе и на мои похороны тоже. Об одном прошу, погреби меня рядом с Аграфеной.

Дьякон взял серебро и ушёл, осыпав Тереха словами благодарности.

Ночью Тереху не спалось. Стоило ему сомкнуть веки, как во сне ему являлась Аграфена, милая и улыбчивая. Её полные нежные руки обнимали Тереха, её густые чёрные волосы щекотали ему лицо, её прекрасные глаза с длинными ресницами глядели на него с любовью... Терех тянулся к Аграфене, пытался прижать её к себе, но руки его встречали пустоту. Терех стонал и ворочался на жёсткой лежанке возле печи. К нему в темноте подходила Варвара, бесшумно ступая по полу босыми ногами, гладила его по голове, давала испить какого-то травяного настоя из липового ковша. Терех пил терпко-душистое целебное зелье и проваливался в забытье, где пред ним вновь представала та, которую он боготворил в душе и которая навсегда ушла от него в мир иной.

Утром Терех пробудился от шума и суеты, царящих в доме бондаря Кудима.

— Подымайся, друже! — промолвил Кудим, торопливо облачаясь в длинную кольчугу. — Слышишь, сполошный колокол гудит! Стало быть, татары на приступ лезут, пора за топоры браться!

Подле Кудима суетился его сын Лепко, тоже собиравшийся на сечу с татарами.

Жена и дочь Кудима метались туда-сюда в белых исподних сорочицах, с неприбранными волосами, с испуганными заспанными лицами.

— Бегите на стену, — сказал Терех Кудиму и его сыну, — а я побегу в терем посадника, там осталась моя воинская справа.

В тяжёлой голове Тереха засела одна-единственная мысль о мести татарам за смерть Аграфены. Объятый сильнейшим желанием убивать татар собственными руками Терех выскочил из тёплого Кудимового дома в холод раннего мартовского утра. По узким извилистым улицам бежали ратники, бородатые мужи и безусые юнцы, от их горячего дыхания в стылом воздухе поднимался белый пар. Тревожный набат будоражил чуткую рассветную тишину, подстёгивая новоторов, выбегающих из домов с оружием в руках.

На посадничьем дворе яблоку было негде упасть от собравшихся здесь воинов в кольчугах и шлемах, со щитами и копьями в руках. Увидев тысяцкого Якима Влунковича, Терех спросил у него, с какой стороны татары лезут на штурм.

— Нехристи карабкаются на южный вал, ибо стена на нём сильно разрушена после вчерашнего обстрела из камнемётов, — ответил Яким Влункович. — Живее облачайся в панцирь, друже. Чувствую, жаркая сегодня будет сеча!