— Ну вот, хотя бы один среди нас говорит правдиво и по делу, исходя из своего жизненного опыта и нашей нынешней безнадёжной ситуации. Не пора ли нам исповедаться, бояре?
Посадник Иванко громко и властно отдал распоряжения тысяцкому и каждому из воевод, повелев им изготовить ратников к сече. Гудимир получил от посадника приказ спешно собрать всех плотников и начать возводить защитный частокол, дабы не допустить татар в Ситный околоток Торжка, примыкавший к южному валу.
— Совет окончен, братья! — молвил Иванко, снимая со стены свою кольчугу, шлем и оружие. — Собирайте воинов, позовите священников, пусть они укрепят их молитвой. Битва ныне предстоит тяжёлая! Коль я паду в сече, место моё займёт Яким Влункович.
Топая сапогами по дубовому полу и негромко переговариваясь, воеводы разбирали шубы и шапки, сваленные кучей на скамье. Они выходили через низкую дверь в соседнюю светлицу, посреди которой стояла большая печь, потом попадали в неотапливаемые сени, а затем по ступеням крыльца спускались на широкий двор.
Терех последовал было за всеми остальными, но Иванко задержал его, схватив за рукав полушубка.
— Ты бы поменьше каркал, пророк хренов! — сердито сказал посадник. — Коль ты с утра не с той ноги встал, так заткнись и помалкивай! У нас и без твоего нытья забот полон рот. Я тебя сотником назначил в надежде на твою стойкость. Ещё раз услышу твою болтовню про тщету и смерть, угощу вот этим. Уразумел? — Иванко поднёс к самому носу Тереха свой могучий кулачище.
— Уразумел, — кивнул Терех.
— Веди всех своих ратников на западную стену, — как ни в чём не бывало продолжил Иванко, расправляя на столе кольчугу перед тем, как одеть её на себя. — Держи ухо востро, приятель. Вполне может статься, что мунгалы, встретив наше яростное сопротивление на южном валу, попытаются с западной стороны в Торжок прорваться.
Выбежав со двора посадника, Терех добежал до Пятницкой церкви по узкому Льняному переулку и взобрался на деревянную колокольню. Ему хотелось получше рассмотреть размеры пожарища, охватившего южную стену Торжка. На верхней площадке колокольни уже толпились женщины и дети, это были беженцы из окрестных сёл, нашедшие временный приют в стенах Пятницкой церкви.
С чувством щемящего страха Терех увидел с высокой звонницы, как огромные языки рыжего пламени с гулом и треском пожирают длинное прясло южной стены между детинцем и угловой Симоновской башней. Огонь уже лизал и Симоновскую башню, полз по её бревенчатой стене, поднимаясь к полуразрушенной крыше. На стене детинца и в бойницах Симоновской башни мелькали люди в шлемах и латах, которые пытались остановить огонь, засыпая его песком и накрывая сырыми кожами.
Солнце ещё не выглянуло на востоке. Однако зарево пожара, поднявшееся над южной стеной, подняло жителей Торжка и беженцев с постелей, выгнав их на улицы города. Пробираясь к месту сбора своей сотни, Терех повсюду слышал обеспокоенные пересуды женщин и стариков, вышедших за ворота в наспех накинутых тулупах и душегреях. Мужчины, не тратя времени на разговоры, спешили с оружием в руках, с топорами и вёдрами, к месту пожара.
Рассредоточив всех своих людей на западной стене Торжка, Терех дважды прошёл по этой стене из конца в конец, чтобы получше запомнить, кто где стоит, а также осмотрев все башни и лестничные переходы внутри них. Западная стена Торжка оказалась не столь широка по сравнению с южной стеной, перед ней не было глубокого рва, поскольку его заменял длинный неглубокий овраг, по дну которого протекал ручей Здоровец. Местами этот овраг имел высокие обрывистые склоны, преодолеть которые было непросто. Однако кое-где склоны оврага осыпались и не представляли серьёзного препятствия, как и покрытый льдом ручей.
За оврагом расстилались заснеженные поля, там виднелись также избы деревни Ожогино, вокруг которой татары разбили свои становища. Оттуда в предрассветной тишине долетало конское ржание, рёв верблюдов и блеянье овец. Задувший с юго-запада ветер принёс с собой запах дыма от множества вражеских костров.
Наконец солнце взошло над горизонтом, озарив радостным светом заснеженные луга, леса, скованную льдом Тверцу и деревянный городок в кольце бревенчатых стен с маковками церквей и теремов, далеко видимых с высоких холмов. Под сиплые звуки рожков, под громыхание больших кожаных барабанов от войлочных татарских юрт к стенам Торжка потянулись длинные колонны конных и пеших степняков. Используя тягловую силу лошадей и невольников, татары принялись оттаскивать свои катапульты от южного вала Торжка и устанавливать их за оврагом напротив западной городской стены.
На гребне южного вала среди пепелища и раскалённых головней, оставшихся от сгоревшего участка стены, новоторы под началом тысяцкого и посадника спешно возводили частокол, вгрызаясь заступами в разогретую пожаром землю. Идущие на приступ татары выпускали тучи стрел, которые с дробным стуком сыпались на красные щиты ратников. Покуда одни из горожан трудились над возведением частокола, другие в это время прикрывали их собой от вражеских стрел. Набросав множество лестниц на крутой внешний склон южного вала, татары густым потоком карабкались по ним наверх. Плотная шеренга русских ратников, встав живой стеной на валу, встречала наступающих врагов ударами копий, мечей и топоров. Русские лучники почти в упор поражали татар стрелами. Цепляя баграми и копьями раскалённые обломки полусгоревших брёвен, новоторы швыряли их сверху на головы татар.
Среди русичей особенно заметны были двое — Жердята и Михайло Моисеевич. Оба были облачены в прочные блестящие доспехи, неуязвимые для стрел, у обоих в руках были тяжёлые смертоносные секиры, которые безжалостно кромсали врагов. Наткнувшись на упорное сопротивление и понеся ощутимые потери в первые же минуты боя, татары ослабили свой натиск. Татарские лучники начали пускать стрелы с таким расчётом, чтобы они падали сверху вниз прямо на головы русичей, занятых установкой частокола. Среди плотников и смердов появилось много раненых. Посадник Иванко повелел всем работникам уйти с линии обстрела.
— Будем стоять насмерть на валу до сумерек, — сказал он своим воеводам, — а частокол достроим уже в темноте.
Подгоняемые плётками своих нойонов, полчища степняков с новой силой ринулись на штурм. Татарам казалось, что путь в Торжок для них свободен, осталось лишь смять небольшой отряд русов, закрепившийся на валу на месте сгоревшей стены. Используя свою многочисленность, татары скопом лезли на вал, попирая ногами своих убитых и раненых. Холодный воздух сотрясался от громового боевого клича Батыевой орды. Самые храбрые из татар один за другим взбирались на вершину вала, мастерски прикрываясь щитом и умело действуя саблей. Но и эти храбрецы-батыры не могли ни на шаг продвинуться дальше, натыкаясь на стену из красных русских щитов, на острия склонённых русских копий. Обливаясь кровью и скрежеща зубами от бессильной ярости, Батыевы батыры падали с гребня вала вниз в орущее и громыхающее оружием скопище степных воинов, словно пена от разбившейся о прибрежные скалы волны.
Видя, что защитники Торжка стоят неколебимо на гребне вала, татары применили свой испытанный приём. Степняки согнали из своих становищ русских невольников и пустили их впереди себя. Ни у кого из новоторов не хватило духу поднять оружие на полураздетых, посиневших от холода пленников, которые гурьбой взбирались по лестницам на вал. Наоборот, торжковские ратники помогали несчастным невольникам, одетым в лохмотья, взойти на вершину вала, пропуская их через свои ряды. Однако это милосердие дорого обошлось защитникам Торжка.
Следом за русскими пленниками сплошным потоком наступали татары, натиск которых на этот раз оказался неудержим. Сбросив новоторов с гребня вала, толпы степняков с громким воем стали прорываться внутрь городских стен. В узких переулках и во дворах домов между восточной стеной и городской цитаделью закипели ожесточённые схватки между татарами, которые всё прибывали через участок выгоревшей стены, и русичами, сбегавшимися отовсюду к месту битвы. Бывшие русские невольники тоже вооружались кто колом, кто топором, кто вражеской саблей. Все они сражались с неистовым остервенением, разя ненавистных татар без пощады.
