— Кому это надо?

— Тебе в первую очередь. Учиться тебе нужно. Ты грамоту и ту слабо знаешь, я интересовался, как вас учили. А знать тебе нужно многое — про устройство нашего государства, всего мира. Про соседей наших — хороших и плохих. Нужно чтобы конская спина домом родным для тебя стала. Нужно с людьми научиться говорить, не пряча глаза и не щулясь. Одеваться научишься, как горожанка. Чему еще там? Танцам, манерам, на каблучках ходить…

— А это мне зачем? — тихо удивилась я.

— Я тебя на государственную службу беру — говорил же. Со всеми вытекающими отсюда — денежным довольством, снаряжением… одежкой, то есть… но и службу с тебя спрошу, как положено. А потому ты должна уметь все. Немного подождем, пока сынка не так часто к груди прикладывать станешь, и начнем потихоньку учиться.

Помолчал, пристально вгляделся в меня и жестко добавил, уже не жалея, повторяя и утверждая то, что говорил уже когда-то:

— Ты тогда — еще до Строга, не согласилась бы быть с Микеем. На одну себя надеялась, и надежда твоя была дурная и глупая, детская! Грошиков твоих на один лунный оборот хватило бы, а дальше — подайте люди добрые! Без нашей помощи тынялась бы по свету, дитя под забором родила бы. Если бы и сжалился кто над тобой, все равно не жила бы так, как сейчас — в тепле, чистоте и уважении. А, скорее всего, и не было бы тебя уже — сжили бы со свету неприкаянные души. Кто бы тебя упредил о них, кто бы и чему научил? Мои обереги… — вскинулся, зашарил глазами по мне, — а где они? Их нужно носить, не снимая. Пока не разрешу снять.

— Микей сказал снять — я и сняла. Он другую защиту мне даст — обещал, и я в это верю. Про свой долг вам я поняла. И благодарна за все, что вы для меня сделали. И выгоду во всем этом для себя и сына я понимаю. Не нужно меня уговаривать и заставлять не нужно. Надо так надо. Поеду туда, куда скажете.

Уезжали через три дня. Повитуха давно уже уехала, привязав к моему животу плоскую широкую дощечку. Дощечка больно давила, и я не понимала — зачем это?

— Пузо растянуто — нужно собрать его в кучу, подобрать растянутую брюшину. В общем — надо так. Тогда уйдет все без следа, ровненько будет и ладно.

Носить на себе доску следовало долго, сидеть с ней было неудобно, и я ехала на повозке лежа. Рядом, завернутый в теплое одеяльце, спал сынок. Кроме старого ведуна, вокруг повозки ехали еще пятеро воинов. Все незнакомые мне, смотрели с любопытством, но с разговорами не лезли. Несли службу, как я понимала.

Мимо проплывал голый лес, и вспоминалась поездка по такому же пустому еще лесу, но только весной. С Микеем… Он тогда первый раз показал мне, что я люба ему. Бежали слезы из глаз, а губы сами собой растягивались в улыбке, когда вспоминала это.

Сейчас я уже знала — ночью они конными переходили реку. Порожистую и бурливую. В темноте его конь поскользнулся на склизком подводном камне и завалился, потянув за собой парня, вдавив его в неглубокую воду. Если бы светло — друзья бы увидели, вовремя выхватили. А так не поняли, ждали, что сам поднимется — воды едва выше колена было. И правда — глупо… нечаянно… страшно…

Когда поняла, что подъезжаем к городу, стало знобить. Обняла крепче сына, сжалась в повозке — ждала опять криков в ушах, стонов, просьб… но ничего этого не было. Мы проехали за стену через широкие, окованые железом ворота и я, наконец, увидела город. По мощеным камнем улицам двинулись между высокими светлыми домами, сложенными тоже из камня. Я во все глаза глядела на людей, конные повозки, старалась заглянуть в окна — все было для меня ново и необычно.

Дом старого ведуна находился в ухоженном лесу — парке, как мне сказали. За этим парком, где-то дальше, будто бы стоял дворец самого правителя. Дед повеселел, как подъехали к дому, и стал непривычно говорливым:

— Летом будем жить за городом. Там у меня дом больше и просторнее кругом. А главное — совсем никого. Я сейчас больше люблю, когда людей мало. К старости уже сильно мешать стали, утомляют. Ну-у, вот мы и дома, — повел он рукой и я привстала, чтобы увидеть.

Дом был хоть и небольшим, но очень красивым, просто, как на картинке. Стены из желтоватого камня, а крыша коричневая, темная. Большие окна намыты до зеркального блеска, а между ними по всем стенам вылеплены фигурные белые столбы до самой крыши. Красиво и богато… Ведун спрыгнул с коня и пошатнулся слегка, видно, засидевшись. Стражник, что протягивал мне руку, отвернулся, дернулся к нему… А я, зацепившись ногой за что-то в повозке, стала падать… вместе с сыном, что держала в руках. Вскрикнула отчаянно, понимая, что не успевают подхватить и… медленно поплыла к земле. Выдохнула… и стала на ногах — ровно, устойчиво… взвыла от страха, а в ухо мне тихо рыкнули:

— Теперь я понимаю, зачем я здесь…

Я замолкла и… и больше ничего и никого не было. Ни того страшного давления и головной боли, ни привида перед глазами, а ведь до этого они мне показывались. Голос незнакомый, но не то, чтобы пугающий. Скорее, я перепугалась от того, что падаю. Я растерялась сейчас и ничего не понимала. И тут обозвался Мастер:

— Дальше видно будет, не переживай. Пока ничего страшного не случилось, так же? Тогда прошу в дом. Пятерка, седьмицу несете службу на кухарне. Сюда прислать замену. Раззявы мне здесь не нужны, — отвернулся и первым прошел в дом.

Я оглянулась на стражников. Один из них быстро вскочил на коня и умчался куда-то, остальные терпеливо ждали когда я войду в дом. Пожала виновато плечами и ступила следом за Мастером. Ему виднее — виноваты они или нет.

Жить в этом доме я привыкла не сразу. Первые дни неприкаянно металась, не зная за что хвататься. Как-то привыкла уже, что мне помогают справляться с сынком, стирают пеленки, кормят готовой едой. Я три дня после родин только отлеживалась, пока была слаба, да дитя грудью кормила. А тут — совсем одна. Кухарка, правда, приходила, но мы ее и не видели. Она готовила еду с раннего утра и исчезала с глаз — ведун и правда не любил лишних людей рядом. Почему тогда меня привез сюда, я не понимала. Это же не просто постоянно мелькающая перед глазами чужая баба, но еще и ребенок — иногда хнычущий, а то и звонко орущий. И по своей привычке — выяснять все при любой возможности, я решила спросить его об этом. И он не рассердился, он вообще был очень терпелив со мной, это я давно заметила. Ответил и объяснил неожиданно подробно:

— Знаешь, как называется наше государство?

— Тарт… конечно, знаю.

— А раньше звалось ТартР. И знаешь — почему? Эта буковка — Р, она начало слова, обозначающего королевскую власть — Рэгинум, что принято во всем мире. Тарт был раньше королевством. Но они — короли, ушли… И вот государством руководит уже правитель. Сейчас это Владислас из рода Драбантов, умнейший и способнейший из всех правителей, которых помнит наша история. Ему удалось многое, и от многих трудностей и сложностей его усилиями и талантами удалось уйти.

Мудрый, грамотный правитель — это главное для любого государства. Он окружил себя единомышленниками, надежными помощниками, что исключило всякие козни, интриги и противодействие его правлению. Хотя есть еще многое в самом государстве, что требует решения и действия — гиблые Болота, Змеиный лес, Проклятые маяки на далеком диком побережье… другое что по мелочи… но главная опасность осталась одна — степняки.

Они слабее нас телом, более отсталые во всем, но за последние годы стали настоящей угрозой. Представь себе корову на выпасе… Она большая, а слепни маленькие, но кусливые, надоедливые, а еще и ядовитые. Они не дают корове спокойно поесть травы, полежать, отдохнуть. Лезут в глаза, в уши, жалят и так все время, почти каждый миг. Что дальше? Корова не ест, худеет, слепнет, не дает молока… гибнет, если не спасти ее от этой заразы…

— Так а…

Степняки, как те слепни — беспокоят постоянно и жалят, жалят! Они нашли наше слабое место, самое дорогое, на чем держится все в Тарте, да и не только в нем. Это ведуны, которым покровительствует Сила воинская, воздуха, земли, огня и воды. Ты же понимаешь, что это и врачевание, и урожаи, и защита — буквально все.