Цепь хребтов, последних отрогов Альп, тянется от Кьезы к Минчио через Лонато, Кастильоне и Сольферино. У подножия их простирается равнина – поле сражения. Армии обоих противников стояли на равнине перпендикулярно хребтам, и каждая упиралась в них одним своим крылом: Бонапарт – левым, а Вурмзер – правым. У Бонапарта было немногим более 22 тысяч человек, у Вурмзера – около 30 тысяч. Последний имел еще одно преимущество: его крыло на равнине было прикрыто редутом на холме Медолано; таким образом, он был прикрыт с обеих сторон.
Чтобы уравновесить эти преимущества – численности и положения, – Бонапарт рассчитывал на обаяние победы и искусство своего маневрирования. Вурмзер непременно растянет свое правое крыло, упирающееся в хребты, дабы этим открыть себе сообщение с Лонато и Сало. Так действовал третьего дня Баялич, то же должен был сделать и Вурмзер, все устремления которого клонились к одной цели – соединению со своим большим отрядом. Бонапарт не хотел препятствовать этому движению, которым, напротив, надеялся с успехом воспользоваться. Он мог теперь располагать дивизией Серюрье, которую по оставлении ею Мантуи всё время преследовал Вурмзер, и только теперь ей удалось соединиться с действующей армией. Она подходила через Гуидиццоло, и Бонапарт приказал Серюрье направиться к Кавриане, в тыл Вурмзера. Он ожидал выстрелов этой дивизии, чтобы открыть сражение.
С рассветом обе армии начали битву. Вурмзер передвигает свое правое крыло вдоль хребтов; Бонапарт, ожидавший этого движения, отводит свое левое крыло – дивизию Массена; центр его остается неподвижен на равнине. Вскоре он слышит пушки Серюрье и, отводя свое левое крыло, пока Вурмзер растягивает свое правое, приказывает атаковать редут Медолано. Сначала Бонапарт направляет на редут двадцать легких орудий, а обстреляв его, посылает генерала Вердье с тремя батальонами гренадеров взять его. Храбрый генерал, поддержанный кавалерийским полком, стремительно продвигается вперед и захватывает редут.
Левое крыло австрийцев открывается, когда Серюрье наводит на них ужас в тылу. Тогда Вурмзер переводит часть своей второй линии на левое крыло и ставит его углом к фронту своего расположения, дабы встретить французские войска, выходящие из Медолано; остальную часть своей второй линии он отводит назад для защиты Каврианы. Бонапарт, выждав время со своим обычным глазомером и быстротою, приказывает своему левому крылу и центру перестать поддаваться и дает Массена и Ожеро столь ожидаемый ими сигнал. Массена слева, а Ожеро справа стремительно атакуют ослабленные австрийские линии; последним приходится выдерживать натиск французов спереди, сбоку и с тылу, они начинают уступать.
Успех усиливает пыл французов. Вурмзер, видя затруднительное положение своей армии, подает сигнал общего отступления. Его преследуют и захватывают у него пленных; если бы только можно было гнать его до Минчио с большей быстротой, его отступление обратилось бы в полное поражение. Но войска уже шесть дней как не отдыхали и сражались без устали, они не могли идти далее и остались ночевать на поле сражения. Вурмзер в этот день потерял только две тысячи человек, но вместе с тем он потерял и Италию.
На следующий день Ожеро направился к мосту Боргетто, а Массена к Пескьере. Ожеро начал канонаду, за которой последовало отступление австрийцев; Массена затеял арьергардную стычку с австрийской дивизией, оставленной у Пескьеры. Вурмзер очистил Минчио и отступил в Тироль по дороге на Риволи между Адидасе и Гардой. Массена последовал за ним до Риволи и Ла Короны и занял свои прежние позиции.
Ожеро в это же время прибыл к Вероне. Венецианский проведитор, чтобы дать время австрийцам очистить город и спасти их имущество, просил двух часов на открытие городских ворот; Бонапарт велел их выбить. Жители Вероны, преданные Австрии и открыто выказывавшие враждебные чувства при отступлении французов, боялись раздражения победителя; но Бонапарт приказал ничем не обижать их и даже стараться заслужить их расположение.
Квазданович между тем совершал отступление со стороны Сало и Кьезы, за озером Гарда. Он хотел остановиться и защищать дефиле Рокка-д’Анфо, но был разбит и потерял 1200 человек. Вскоре французы заняли все свои прежние позиции.
Эта кампания продолжалась только шесть дней, и в течение такого короткого промежутка времени 30 с небольшим тысяч солдат заставили отказаться от борьбы 60 тысяч. Вурмзер потерял 20 тысяч человек: от 7 до 8 тысяч убитыми и ранеными и от 12 до 13 тысяч пленными; кроме того, он был отброшен в горы и лишен возможности продолжать кампанию.
Такие необыкновенные и неслыханные в истории результаты были достигнуты благодаря быстроте и решительности молодого военачальника. Тогда как две грозные неприятельские армии покрывали оба берега озера Гарда и мужество французов колебалось, он сумел свести всю кампанию к разрешению одной задачи – помешать соединению неприятельских армий у оконечности озера. Он сумел решиться на великую жертву – снять блокаду Мантуи, чтобы, сосредоточившись на решительном пункте, последовательно нанести страшные удары неприятельским силам в Сало, Донато и Кастильоне. Он поочередно все их дезорганизовал и отбросил в горы.
Австрийцы были в ужасе от Бонапарта, а французы – в восторге. Доверие и преданность к нему были безграничны; один батальон считал себя равным трем. Ветераны, назвавшие его капралом в Лоди, произвели его в сержанты в Кастильоне. Новости произвели на Италию глубокое впечатление: Милан, Болонья, Феррара, города герцогства Моденского и все друзья свободы радовались; напротив, горевали в монастырях и во всех семействах старинной аристократии; правительства Венеции, Рима и Неаполя, неосторожно высказавшие свои предпочтения, ужаснулись.
Бонапарт, здраво обдумывая свое положение, не считал борьбу оконченной, хоть и лишил Вурмзера 20 тысяч человек. Старый маршал удалился за Альпы с 40 тысячами, чтобы их оправить, собрать, пополнить; следовало ожидать, что он вторгнется с ними в Италию еще раз. Бонапарт потерял несколько тысяч человек пленными, убитыми или ранеными, многих оставил в госпиталях; при своих довольно ограниченных средствах он находил необходимым выждать время, обратить внимание на Тироль и прочно держаться на Адидже, ограничиваясь лишь внушительным положением относительно итальянских держав и ожидая того времени, когда можно будет их наказать. Венецию он лишь уведомил, что до него дошли сведения о ее вооружении, и продолжал продовольствоваться за ее счет, всё еще откладывая переговоры о союзе.
Его известили о прибытии в Феррару папского легата, назначенного вступить в управление легатствами; Бонапарт вызвал его в свою главную квартиру. Легат, кардинал Маттеи, пал к его ногам с возгласом «Ресcavi»[17]. Бонапарт отправил его под арест в семинарию и написал господину Азари, посреднику на переговорах с римским и неаполитанским дворами, жалуясь ему на несообразительность и недобросовестность папского правительства и объявляя свое намерение вскоре возвратиться, если его к тому принудят. В отношении неаполитанского двора Бонапарт выражался еще более резко. «Англичане, – писал он, – убедили неаполитанского короля, что он величина, я же докажу ему, что он ничего не значит. Если он будет продолжать упорствовать в неисполнении перемирия и вооружаться, я даю торжественное обещание перед лицом всей Европы пойти на его воображаемую 70-тысячную армию только с 6 тысячами гренадеров, 4 тысячами кавалерии и 50 пушками».
Бонапарт отправил вежливое, но настойчивое письмо и герцогу Тосканскому, позволившему англичанам занять Портоферрайо; он говорил, что Франция могла бы наказать его за это небрежение, заняв его владения, и что он не делает этого только из старинной дружбы. Затем Бонапарт сменил гарнизон в Ливорно, дабы воздействовать на Тоскану видом передвижения войск.
К Генуе он не обращался. Пьемонтскому королю, который терпел партизан в своих владениях, он послал резкое письмо и отправил туда летучую колонну в 1200 человек с временной военной комиссией, чтоб ловить и расстреливать мятежников, встречавшихся по дорогам. Население Милана выказывало к французам самые дружеские чувства; Бонапарт поблагодарил за это город в выражениях приличных и благородных. Его последние победы давали надежду сохранить Италию, и потому он решился принять на себя большие обязательства в отношении населения Ломбардии; он предоставил им право вооружаться и дозволил сформировать легион, в который завербовалось множество свободомыслящих итальянцев и поляков, странствующих по Европе после последнего раздела Польши.
